Fuck you, fuck you, and especially fuck you!
"Мой папа — мудак", "я и мои братья-дебилы": пожалуй, лучшее описание семьи Микки. Папаша, вечно пьяный и вечно чем-то недовольный козел, отмотал уже не один срок и держал в страхе добрую половину района. Братья, откровенно обделенные соображалкой, без отцовской координации их действий и почесаться нормально не могли. Еще была сестра, бедовая и переломанная, за которую с самого детства Микки сломал не один нос. Какой человек мог вырасти в подобном окружении? Либо дегенерат, либо наоборот, кто-то желающий вырваться подальше и выбиться в люди.
Микки плевать хотел на это "в люди". Его жизнь долгое время была проста, как пара центов. Сходил в школу, отжал деньги на завтрак у какого-нибудь неудачника, пошатался по району, спиздил пару шоколадок прямо перед носом у Кэша, подрочил перед сном. В своем будущем он не видел ничего иного, кроме как идти по стопам отца: кто-то ведь должен продолжать семейные дела, раз старшие братья кромешные идиоты. То есть, обстряпывать разбои-грабежи, крышевать магазинчики, распространять наркоту. Жить, как белый трущобный человек.
Йен Галлагер в его жизни появился отнюдь не внезапно. По району все друг друга знали, все так или иначе пересекались. Близко не общались, но знать друг друга знали. Микки дела никакого до Йена не было, ну есть он и есть, не будет — ну и хрен с ним, Галлагером больше, Галлагером меньше. До тех пор, пока тот не притащился с монтировкой напрямую к Микки. Такой весь на белом себе и с требованием вернуть отжатый у Кэша пистолет. Слово за слово, монтировку в сторону, а стояк в тренировочных штанах не так-то просто скрыть.
You're nothing but a warm mouth to me.
С появлением Йена в жизни Микки произошел ряд изменений. Трахаясь с парнем, палиться было нельзя, это Микки четко осознавал еще с того момента, как понял, что стоит у него не на девчонок. Отец убьет, на улицах отпиздят, да ну к херам такое счастье. Скрывались, не палились. До поры до времени. Сначала их застукал Кэш Кариб, ни разу не ортодоксальный мусульманин, которого Йен пялил до того, как с ним случился Микки. Следом — Фрэнк, папаша Йена, после чего Микки всерьез думал о том, а не пустить ли алконавту пулю в лоб. А вот потом — Терри, отец самого Микки. И именно этот раз накрылся для Микки большой такой пиздой. Неа, не фигуральной.
Пизду звали Светланой, занималась она древним делом, Терри вызванивал ее для того, чтобы из сына банально вытрахать пидора. Светлана залетела, Терри авторитетно настоял на свадьбе. Микки спорить не стал. Наличие ребенка и шмары-жены его, правда, как оказалось, беспокоило сильно меньше, чем Йена.
Микки оказался окольцован, а Йен свалил из города к хренам в армию. Это было больно и обидно, но жить дальше все равно требовалось. А хочешь жить, умей вертеться: сутенерша Светланы, Саша, платила по мнению Микки его жене неприлично мало. Не долго думая, девиц у Саши он увел и начал вливаться в шлюший бизнес самостоятельно. В квартире над "Алиби" — баром, в котором заседали ну абсолютно все синяки района, Микки открыл свой "массажный салон". В долю, правда, пришлось и Кевина, хозяина бара брать.
Жизнь вроде как снова начала устаканиваться. А потом до Микки снова доебались Галлагеры. Лип, старший брат Йена, если быть точным. Пришел искать младшего, который, как оказалось, дезертировал из армии. Новость пробила по больному.
Йена домой, в семью возвращал как раз Микки. Сделал таки проблему Галлагеров своей. У Галлагеров же он практически и прописался: дома его толком ничего не держало, наоборот только нервировало. Привязанности к едва родившемуся сыну, Евгению, он не испытывал в принципе. Он зависал с Йеном, торчал на его работе, шарился с ним по его приятелям. Отрицать очевидное смысла не было: при живой жене и ребенке у него был и бойфренд.
Guess what we've been doing, daddy?
Бойфренд, правда, начинал давить. Не устраивало его то, что они были парой, которая вынуждена была скрываться. Капал на мозги, драматизировал. Не меньше давить начала и жена, угрожавшая, если ее и ребенка Микки не будет обеспечивать и вообще болт забьет, она сдаст его и Йена Терри. Доводили и довели.
Камин-аут Микки совершил во время празднования крестин его сына в "Алиби". При отце и всем честном народе объявил, что он гребаный гей. И огреб, само собой. Драка была знатная, на весь бар. Приезжали копы, скрутили Терри, тем самым нарушившего условия своего УДО. Без Терри и с мужиками, которых, как оказалось, в принципе не парило, кто и с кем там делит койку, вроде бы, все должно было наладиться.
Но нет. Проблемы у Йена наблюдались с самого момента его возвращения из армии. Проблемы оказались биполярным, мать его, расстройством. Микки решил, что должен взять дело в свои руки, заботиться о нем самостоятельно. Микки решил, но Микки не понимал, какая же это ебанина. Йен начал конкретно съезжать с катушек.
Don't.
Микки хотел справляться самостоятельно, да и по началу не очень-то верил в то, что болезнь его парня — это что-то совсем плохое. Не слушал Фиону и Липа, которые плавали и знали. Дополнительных забот хватало: надо было, все-таки, семью обеспечивать. Нервы шатала и сестра, сошедшаяся с уродом, который на нее не раз поднимал уже руку, а потом и вовсе умотавшая с ним из Штата. Микки упустил момент, когда все стало на самом деле плохо.
Когда до него дошло, что Йена лучше отправить в больницу, Йен сбежал. Причем не один — подхватил с собой Евгения и увел машину одного из братьев Микки. Нервотрепки было много, в конечном итоге, впрочем, Йена задержала полиция. Некоторое время Йен пробыл в больнице, выписался с кучей лекарств, которые еще и отказывался принимать. Микки чувствовал, что не справляется. Его это подкашивало и заставляло прикладываться к бутылке. Еще и Светлана забрала Евгения и съехала куда-то к Кеву.
Микки отчаянно пытался, но ни им, ни кем бы то ни было еще не был учтен еще один момент: за дезертирство Йен разыскивался военной полицией. Военным его сдала Сэмми, очередная (или внеочередная, поди их разбери) дочь Фрэнка. По биполярному расстройству Йена должны были освободить достаточно скоро, вот только когда Микки и Фиона приехали его забирать, оказалось, что вмешалась еще одна биполярная фея — Моника, галлагерова мать. Нервы Микки в очередной раз едва не сдали. Где мотало Йена с Моникой — черт знает.
Тем не менее, вернулся он сам. И сам же позвонил. И сам же ни с того ни с сего (по мнению Микки) сказал ему свое "прощай, родной". Микки толком разобраться не успел, какого ж черта, когда снова на сцене появилась Сэмми. С пушкой и претензиями.
В настоящий момент Микки скрывается от полиции, которая благодаря все той же психованной мадам Саманте его разыскивает за покушение на убийство (психованной мадам же). И барахтается, пытаясь собрать все свое дерьмо в одну кучу и как-то с ним разобраться.

Поведение Микки ограничивается простыми правилами. Если человек мудак — он скажет ему, что он мудак. Если человек прямо напрашивается на то, чтобы ему прописали в мурло — Микки пропишет, не стесняясь и не расшаркиваясь. Решение проблем с помощью насилия и посыла к такой-то матери вообще долгое время было по его мнению самым действенным методом. Мало что изменилось и сейчас, разве что понял, что на самом деле выбивание дерьма из человека не всегда приводит к адекватным последствиям.
Он саркастичен и откровенно хамоват. Микки много язвит, в его речи огромное количество нецензурщины, базар он не фильтрует в принципе. Да и назвать любимого человека членоголовым просто за завтраком для него нормальная ситуация. Правда, несмотря на подвешенный язык и периодические возмущенные словесные поносы, Микки совершенно не умеет говорить о том, что на самом деле чувствует. И вообще — чего трепаться лишний раз?
Обладает жизненной сообразительностью. Дофига книжек он не читает и высших учебных заведений не заканчивал, но выкручиваться из мелких бытовых или нелегальных проблем может лучше любых ученых умников.
Микки отлично делает вид, будто ему насрать на чужие проблемы. Однако, отказать кому-то близкому в помощи он не сможет. Будет возмущаться, крыть последними словами, но оторвет задницу от дивана и пойдет помогать. Своих Микки не бросает. Стоит, как может, до последнего. А еще он никогда не поднимет руки на женщину. Такие дела.
Он жесткий, грубый, где-то неотесанный. Но за внешней оболочкой трущобного ублюдка спрятан человек, который с большим трудом переступал через себя, чтобы открыться окружающим со своей гомосексуальностью. Он проделал долгий путь, полный поражений и побед, прежде чем смог открыто признавать своего бойфренда бойфрендом и, ну, да, просто начать говорить ему о том, что беспокоится и вообще-то любит.
Микки приземленный и не питает больших надежд касательно своего будущего. Да у него и запредельных амбиций нет. Но ожидания старается оправдывать, как те, что накладываются на него обществом, так и те, что накладывает сам на себя. Провалы же не всегда даются ему так легко, как может показаться.

----