— Это что? — спрашивает Мими у Игги, кивая головой в сторону ряда баночек с самыми разными таблетками.
— Эт Йена, — отзывается Игги.
Мими сжимает губы в тончайшую полоску. Йена, значит. Того самого из Галлагеров, который оккупировал койку младшего из ее сыновей. Еще Игги же, с которым Мими регулярно созванивалась, ей об этом растрещал. Мими не одобрила заранее. Теперь, глядя на кучу таблеток, не одобряет еще больше. Мало того, что ее мальчик связался с парнем, так еще и с Галлагером, так еще и с больным Галлагером.
Мими Милкович, в девичестве Магуайар, оккупирует кухню прямо с самого утра, едва переступив порог родного когда-то дома, из которого наконец-то даже запах ее козла-муженька выветрился. Мими надеется на то, что из тюрьмы он больше не выйдет. А если выйдет, то на порог она его не пустит, уж доступ к оружейной-то есть. Подстрелит к хренам его бесстыжую задницу и баста.
— Игги, убери руки от бекона, — командирским тоном говорит Мими, даже не оборачиваясь к сыну и сковородке. — Иди-ка погуляй, пока не получил.
Она же прекрасно знает повадки своих сыновей. Вот Игги — самый вечно голодный. И то, что пара кусков бекона в его безразмерной глотке уже исчезла, стоило Мими отвернуться изучить эту кучу колес, она прекрасно понимает.
— Так, нет, — быстро добавляет она и разворачивается к сыну. — Вот эту всю аптечку с моей кухни куда-нибудь убери сначала. А потом иди гуляй.
Младший из сыновей всегда был как-то самым разумным. Сразу было понятно, что что-то с ним будет не так. Вот только Мими думала, что, может быть, он просто в колледж поступит. И что не влетит по глупости в женитьбу по залету. В колледж Микки не поступил. В женитьбу по залету влетел. Но еще и обзавелся больным Галлагером мужского пола. Мрак. Какое-то проклятье вообще на ее детях с партнерами было. Вот Мэнди тоже не совсем уж дурочка, а с черножопым этим... Не дети, а сплошные расстройства.
***
Микки слышит, что в доме кто-то активно пиздит. Что вокруг, за пределами их комнаты, сплошное какое-то оживление и месиво. Микки спросонья это решительно бесит. Его тянет подорваться, наорать, чтобы заткнулись там уже и дали людям поспать нормально. Но в падлу. Пока в падлу. Микки подтягивается ближе к Галлагеру.
— Завалят они уже там ебальники свои или нет, — ворчит он, устраиваясь удобнее и заодно натягивая на голову — головы — одеяло.
Для этого блядского дома однозначно нужны беруши.
***
Мими разбивает яйца в сковороду с беконом. Разворачивается к кофейнику, снимает его. Не то чтобы она очень скучала по этой кухне. Вот по детям — другое дело. Даже несмотря на то, что дети закопались во всякое дерьмо, из которого их теперь нужно вытаскивать. Мэнди она привезла. Больной бойфренд Микки — вот с ним еще надо что-то делать. При таком раскладе она даже на Светлану согласна. На некоторое время.
— Мэнди, — обращается она к дочери, начиная раскладывать яичницу по тарелкам. — Разбуди своего брата и позови Игги.
Пора было собирать семейное собрание. Чашку для кофе и тарелку под яичницу для откровенно лишнего присутствующего в их доме Мими доставать даже не собирается.

Они вдвоём — Йен и Микки — выглядели настолько нормально и привычно, что у Мэнди заблестели глаза. Она соскучилась по ним обоим, и при том чертовски сильно; улыбнулась и тут же прикрыла рот рукой. Она так и не наскребла на зубодёра, и сколотый три недели назад кусок зуба стеснял её улыбку.
Крупно они тогда с Кеньяттой поругались — синяки сошли только третьего дня.
— Не думала, что в вашей спальне бывают другие девчонки, — всё же съязвила Мэнди, обнимая Йена в ответ с той же силой.
Вот теперь она дома. Ни Индианы, ни задрипанного бара, ни навоза в спальне.
Ни Липа.
Мэнди посмотрела из-за спины тёплого, липкого как мышь рыжего на Микки и ответила коротко и сквозь зубы:
— Да.
У него не было права её осуждать.
И всё же, несколько раз коротко моргнув, Мэнди перекатилась в другие объятия, ненадолго ткнулась носом в плечо брата, глубоко вдохнула. От них обоих пахло сном, табаком и потом. Не дерьмом, не едким одеколоном. Мэнди мизинцем мазнула под глазом и улыбнулась ещё раз.
— Там мама.
***Игги спустился вместе с ними и первым подтянул к себе яичницу, а на кухне вдруг сразу стало мало места. Милковичи даже поодиночке занимали немало, но сейчас их было на квадратный метр больше положенного. Совсем как раньше — так, как и должно было быть; и даже хорошо, что нет отца. Мэнди рухнула за стол следом за Игги и лишь потом поняла, что порций на столе стояло на одну меньше, чем нужно было, — и так замерла, не донеся до тарелки хлеб.
— Это и мой друг, мам, — с нажимом, едва ли не с вызовом; одно колено над столом, но вся поза — немое свидетельство готовности подняться на ноги и спорить до хрипоты. — Йен.
Да, ей не хватило бы решимости сбежать из Индианы, и, если бы мать не приехала, она так и жила бы там, без семьи, без друзей. Но сейчас, когда и семья и друзья были рядом, она чувствовала себя гораздо смелее.
— Он хороший парень, даром что Галлагер.

Отредактировано Mandy Milkovich (2015-11-21 23:40:00)

Микки смотрит на мать каким-то натурально неверящим взглядом. Он был уверен в том, что она их бросила с концами. Что все, они больше ее не увидят. Про Мэнди, правда, он начинал думать то же самое.
Конфликты у матери с отцом были жуткие. Иногда Микки и сам думал, что Терри ее натурально где-то прикопал за то, что она посмела против него в чем-то пойти. И свалить. Или он ее выгонял? Микки не уверен. У него было слишком много своих проблем, чтобы обращать внимание не то, что действительно происходит у них дома. Не подозревал просто, что что-то может случиться.
Он косится на Йена, протягивает руку, касается пальцами тыльной стороны его ладони. Микки уже как-то привык к тому, что они открыто вместе, а остальным, в том числе и брательникам, решительно поебать на это. И как-то даже не подумал, что мать может как-то неодобрительно на них коситься. Он и не понимает сразу, что что-то такое происходит.
Микки кивает, когда Мэнди говорит  про хорошего парня, пусть и Галлагера.
— Я не голодный, — говорит он. — Отдашь мою порцию Йену. Какие там у тебя колеса сегодня? — спрашивает Микки, снова поворачиваясь к нему.
А затем шагает к столешнице, где обычно сваливал всю эту аптеку, которую выдавали Галлагеру в дурке. И не обнаруживает ни одной баночки. Микки хмурится. Еще с вечера все было.
— Блять, Игги, тебе сколько раз, блять, повторять, что здесь мы держим не ебучую наркоту? — разворачивается Микки к уже уписывающему остатки яичницы с тарелки брату.
— Мама сказала убрать, — отвечает Игги, просто пожимая плечами.
Микки делает глубокий вдох. Началось в дурдоме утро. Итак тут никакого спокойствия в жизни не было, а еще и мама вернулась со своими, сука, правилами. Вот по попыткам установить какую-то свою систему Микки не скучал. По матери скучал, по Мэнди скучал, по веселым утрам на тесной кухне — не шибко.
***
Мими продолжает делать вид, что рыжего Галлагера на кухне не существует. К мытью посуды его она также не собирается допускать.
— Нечего на моей кухне разбрасывать всякие допинги, — ворчит Мими, усаживаясь за стол.
Может быть этот мальчик и хороший, но точно не для ее детей. Галлагеров по району никогда не любили особенно. Милковичей — боялись. От Галлагеров, благодаря Фрэнку и Монике, ждали неприятностей. Дети у них тоже были исключительно проблемные. На деле Мими бы не возражала, если бы кто-то из сыновей водился с их девочками. Или Мэнди — с кем-то из сыновей. Да даже если бы мальчишки просто дружили с ними — нормально. Но все перечеркивает факт того, что младший сын с одним из них спит.
Мэнди и Микки — ее младшие вышли самыми разумными. Не пошли в недалекую породу Милковича. Мими действительно надеялась, что на них можно будет в перспективе положиться. Но червоточины все равно находятся. Видимо, как-то не так она их воспитала. Видимо, нужно было проявить характер и попробовать избавиться от Терри тогда, когда стало понятно, что с ним ничего не получится.
Видимо, нужно было его порезать.
А ведь по молодости за ней ухаживал замечательный Падди. Правда, о близнеце его поговаривали такое же вот. Как с ее младшим. Близнец уехал раньше. Замечательный Падди, кажется, мотает срок.
Игги поднимается и складывает тарелку в мойку. В мойку, к которой Мими не подпустит рыжего Галлагера.
— Свяжитесь со Светланой, — говорит Мими. — Я хочу посмотреть на своего внука. Устроим к вечеру семейный ужин.
Проститутка Светлана ее тоже не устраивает. Не факт, что внук действительно внук — с этим еще потребуется разобраться. Со многим еще нужно будет разобраться.

Микки едва не умер. Мэнди пропустила почти весь спор, оглушённая этой новостью.
Она ебалась с Кеньяттой в Индиане, а Микки умирал.
Она убирала столы за сальными ублюдками и упивалась жалостью к себе, а Микки умирал.
Микки умирал; едва не умер, а она могла и вовсе не узнать.
Хуёвая из неё сестра.
Вслепую Мэнди нашарила руку Йена, сжала в своей. Не было её вины в том, что она свалила из южного квартала при первой же возможности, ухватилась за перспективу хоть как-то изменить свою жизнь. В этом она понимала мать, но... С исчезновением Мими пала последняя стена между Терри и его детьми.
Вот оно. То самое, за что Мэнди тихо ненавидела свою мать.
Бросив в спину матери неестественно весёлую улыбку, Мэнди выпустила руку Йена и вновь отвернулась к раковине. Включила холодную воду и держала руки под ней так долго, как только смогла. Только потом нашла в себе силы говорить.
— Как насчёт "Тако Беллс"?
— Я останусь, — Игги только пожал плечами. Игги по-прежнему было на всех глубоко похуй. — Это ваше дерьмо, и я в него влезать не собираюсь.
Это понятно. Мэнди тоже стоило бы воздержаться, но она-то никогда не умела оставаться в стороне. Коротко хохотнув, она бросила в Игги полотенцем и подначила:
— Даже если я заплачу за твой ужин?
— Даже если будешь кормить меня неделю только омарами, — Игги с лёгкостью поймал и полотенце, и подачу, и Мэнди немного отпустило. Прибавив горячей, она вновь взялась за губку. На том и закончили: Игги повесил полотенце ей на плечо и на прощание неловко прижался губами к виску. Шепнул: — Ты бы тоже не лезла.
Мэнди промолчала.
***
Спустя пять минут посуда кончилась. Мэнди с сожалением выключила воду, обтёрла руки и залезла на стол, уронив по пути левый тапок. Посмотрев на него с полминуты, она всё же подняла голову:
— Вы хоть что-то для меня оставили, или я всё пропустила?

Микки закипает. Ему таких проблем нахер не надо. Светланы за общим столом — тоже. Но по матери он, блять, соскучился. Несмотря на то, что она тоже не идеал ответственности, да и рука у нее всегда была тяжелая, особенно на подзатыльники, она — не Терри. Она реально о них заботилась. По-своему, не считаясь с их мнением по каким-то вопросам, но заботилась.
И Игги с малолетки вон встречала, забирала и домой привозила.
— Я согласен на "Тако Беллс" или еще какую жральню, — объявляет Микки. — Если маме так хочется пообщаться со Светланой — пускай. Серьезно, нам-то какое дело?
Да и Светлана, как ни крути, тоже все еще член их семьи. А мать всегда хотела снова поняньчиться с кем-то мелким, внук ей как раз в тему будет. Они-то вымахали, а своих новых ей, наверное, больше не завести. Микки на деле не считает, что такое вот "объединение" будет неправильным, даже несмотря на то, что со Светланой они сейчас вроде как на откровенных ножах.
Он складывает руки на груди и задумчиво косится в сторону выхода из кухни. Дерьма становится слишком много, им уже можно начинать захлебываться.
Обвинения сняли, из тюрьмы выпустили, но продышаться-то все равно нормально не получается.
— Но мама имеет полное право быть тут, — добавляет он. — И — да — я сам не хочу, чтобы она куда-то уезжала, окей? Это, блять, семья. От семьи из-за ебаной размолвки не отворачиваются.
Микки вообще не устраивает такой расклад. Ни отношение матери к Йену, ни пытающийся теперь выступать Йен. Стоять между двух огней ему не нравится. Да и не понимает он ни одну сторону. И вообще предпочел бы нормально с сестрой и матерью посидеть, узнать, как у них там, блин, дела, а не вмазываться в ругань с самого утра пораньше.
— Никто никуда не идет, короче, — говорит Микки. — Кроме как вечером до "Тако Белл". Охуели, блин, вообще тут. Чего за Козерог в Водолее у вас тут случился? Не-не-не, не надо отвечать, я знать даже не хочу. Игги, пошли покурим что ли.
Микки только надеется на то, что проблема не перерастет в настоящую из размолвки. С матерью ведь можно как-то по-человечески попытаться поговорить, а не страдать исключительной хуйней.
Не как обычно, короче.