Йен собирает вещи.
Только по спальне и только самое необходимое, то, что уместится в рюкзак. За остальным он вернется потом. Или Мик ему принесет.
Йен выворачивает полку комода и выбирает свои футболки, несколько штук, отбрасывает те, что из Patsy's. Работы у него теперь нет, так что смысла тащить с собой эти серые унылые шмотки он не видит.
Он оглядывается и прикусывает губу.
Его колеса где-то в шкафу в кухне, вспоминает он смутно. Там, куда невысокая Мими не дотягивается и откуда не требует поэтому все немедленно убрать. Это паршиво. Лучше было оставить литий и прочее дерьмо в спальне. Выходить из нее он не хочет даже ради того, чтобы забрать свою зубную щетку.
Там и Мими, и, наверное, уже мог вернуться Мик, а сраться с ним Йен не хочет. Ему хватило спора с Мими, в котором он чуть голос не сорвал. Горло теперь саднит, а кулаки от мыслил  про сами собой сжимаются.
Йен, блять, не виноват, что его уволили. Кто ж знал, что Шон окажется таким уебищем. Нормальным мужиком сначала казался, а тут такая хуйня. Хорошо, что хоть с Мими он не ошибся. Она пожрала ему последние нервы, он не может больше, ему физически херово от необходимости находиться с ней в одном доме, он мечется по спальне от комода к комоду, ерошит себе вдумчиво волосы рукой, задумчиво встав перед очередной полкой.
Надо сходить на кухню за колесами. Иначе забудет. Но, блять, Мими…
Мими выбешивает так, что ни Мэнди, ни Мик его не удержат. Он не может. Он ебанется окончательно с ней. Если Мими нет или она хотя бы не ездит сиблингам по мозгам, ему еще более-менее. Стоит ей раскрыть пасть на Мика или самого Йена, и Йен хочет убивать до кровавых человечков в глазах и дрожи в пальцах. Никакие ужины в "Тако-белл" за деньги Мэнди не помогают.
Йен дергается к тумбочке.
На колеса в теории можно забить. Он не жрет их уже достаточно долго. На колеса забивать категорически нельзя: он должен хотя бы изображать, что его биполярка под контролем. Назад на литий ему садиться тем более нельзя. Он не может быть как под свинцовым одеялом сейчас, когда Мику он нужен как никогда.
Он не хочет бросать Мика. Но они все равно не трахаются, а где дрочить — похер. Да и Мика можно с собой взять.
Если пойдет.
Йен складывает кофту и вздрагивает от скрипа открывшейся двери. Выпрямляется.
— Бля, когда ты уже Игги пнешь петли смазать? — говорит он и запихивает сложенную кофту в рюкзак, после чего рвано дергается назад к комоду. — Это пиздец какой-то.
Он не уверен, что все еще про скрип.

— Домой. На Норт Уоллас.
Йен на Мика не смотрит. Йен занят куда более важными делами, например, выуживанием из комода своих потертых темно-синих джинс с дыркой на коленке. Потом он занят впихиванием их в рюкзак.
Он уже уверен, что не про скрип. Пиздец какой-то — это их новая жизнь, с Мими, мать ее, Милкович. У Йена от самой мысли о ней зубы сводит, так и хочется или наорать, или прописать.
Йен тихо выдыхает и вдыхает, стискивает наполовину упихнутые в рюкзак джинсы в руках и пытается успокоиться. Он не должен позволять своим мыслям бежать впереди паровоза. Он не должен выглядеть как ебанувшийся. Он же типа жрет колеса.
Он давно уже их не жрет.
Он разжимает кулаки и смотрит на Мика.
— Я не могу тут оставаться, — говорит Йен и сглатывает. Мик смотрит на него так, что у него поджимает все от желания плюнуть на свою блядскую гордость и остаться. Спальню вон Мими у них не отжала, а остальное они отберут назад.
А ведь он может списать все на Мими.
Это гениальная, черт ее дери, мысль. Присутствие Мими выносит его за границы галактики куда больше забивания на колеса. Да, да. И тогда, может, Мик прогонит ее, и все станет как надо…
Рука у Йена натурально дрожит, когда он тянется потереть шею.
— Я не могу. Я с ней с ума схожу, — смотрит Йен на Мика широко раскрытыми глазами. — Это реально пиздец какой-то, Мик. Я и так не того, а если останусь — рехнусь окончательно. Мне работу надо искать, а не вот… с ней.
Он отводит глаза и рваным жестом пытается довпихнуть в рюкзак все, что оттуда живописно торчит. Прекращать сборы нельзя. Вдруг не сработает, и ему и впрямь придется ночевать на Норт Уоллас? Вдруг, наоборот, сработает лучше?
— Я не могу. Не хочу, но не могу. Или она тут живет, или я. Я не могу, мне это слишком, прости, окей? Я буду приходить каждый день, но… — Он говорит это все, пока утрамбовывает вещи и дергается назад к комоду. — Блять, что еще… что-то забыл…
В полке комода Йен нащупывает один из оранжевых пластиковых контейнеров. Колеса. Да. Он забыл колеса. Он не должен о них забывать. Он не должен поддаваться желанию швырнуть баночку с антипсихотиками, накрепко зажатую в руке, в дальнюю стену. Не должен казаться поехавшим.
Только чуть-чуть, чтобы убедить Мика, что Мими здесь не место. Или что им с Миком не место — здесь, пока здесь хозяйничает его мать.
Плевать, что она вернула Мэнди. Лучше б она никогда не возвращалась.
Лучше б ее Терри действительно прикопал на заднем дворе.

Йен не верит своим ушам.
— Ну родила она тебя. И что? Она вас всех бросила на Терри. Монику я после такого матерью не называю.
Монику никто из его братьев и сестер матерью не называет уже давно. С тех пор, как она свалила.
Йен сжимает в кулаке баночку так, что кажется, что пластик сейчас лопнет.
Не лопается, даже когда Мик извиняется, а он стискивает колеса еще сильнее — уже от удивления.
Мик смотрит на него так, будто от его ответа вся его гребаная милковичская жизнь зависит.
Может, он перегнул палку?
Йен отводит глаза, но руку не выдергивает. Вообще не дергается. Он не должен казаться слишком поехавшим. Только чуть-чуть.
— Я правда не могу, — говорит он, таращась. — Я не хочу тебя оставлять. Но, бля, Мик, я с ней реально поеду окончательно. Как та самая Моника. Твоя-то мать вот не считает, что я тут дома.
Он поворачивает к Мику голову, заглядывает ему в лицо уже сам. Ему кажется: сейчас он скажет, и Мик пошлет его в жопу и выберет Мими. Как Йен выбрал Монику, потому что Моника знала, что такое биполярка. Нет, не то, конечно, даже близко не то, это скорее как Мик выбрал Терри, потому что Терри мог его убить, и неважно, что он там себе чувствует; Мими типа мать, а Йен без работы, перспектив и даже здоровой башки.
Но ведь Йен потом понял и ушел. А Мик сделал каминг-аут перед всем баром. И потом не бросил, и даже после Цинциннати не уебал, и…
— Пойдем со мной. — Йен смотрит большими, широкими глазами, и дальше говорит как припадочный, не в силах остановиться: — На Норт Уоллас мало места, но как-то устроимся, спальню Моники и Фрэнка вон себе отожмем, она все равно стоит пустая сколько лет. Нахуй Мими. Хочет быть тут главной — пусть, но без нас. Я реально не голову в жопу засовываю, я просто… мне иначе пиздец.
Он насилу заставляет себя отвернуться и заткнуться. Хотя бы сделать паузу, нормально выдохнуть и вдохнуть. Получается не нормально, а рвано.
Может, он зря слез с колес?
Нет. Литий делает его блядским зомби. Он не может защищать Мика, когда он зомби. А это — самое главное сейчас. Защитить Мика, спасти от этого всего.
Спасти их обоих от портящей все Мими.
Да.
Йен смотрит на губы Мика и отводит глаза, чтобы не потянуться за пооцелуем, потому что хочется вообще не целоваться и убеждать не словами, а нельзя, и он снова пялится в вещи в выдвинутом ящике, не видя на самом деле ничего перед собой. Он впивается пальцами в деревянный край; комод поскрипывает, когда он опирается всем весом.
— Я не хочу опять тебя увезти в ебаный Цинциннати, — чуть слышно добавляет Йен.
Мик ни за что не согласится.
Но Мик должен. Им обоим тут не место.

Мик и не согласился, и это больно и обидно.
Йен хочет метнуться за ним, правда. Заклинить дверь босой ногой, чтобы Мик не мог ее захлопнуть. Плевать, что больно будет. Главное — чтобы Мик не ушел вот так.
Йен ведь не уебывает. Йен правда не может. Не с Мими, которая смотрит на него как на пустое место. Особенно когда может уйти с Миком туда, где всем на них похуй. Может, даже не Моники с Фрэнком спальню отжать, а Фионы. Она все равно вроде с блядским Шоном сейчас больше, чем дома.
Дверь за его спиной громко хлопает, и Йен вздрагивает всем телом. Стискивает зубы, дергает из комода ящик сильнее, сгребает трясущимися пальцами все чертовы баночки. Нормотимики, антипсихотики, антидепрессанты. Литий.
Йен ожесточенно впихивает их в рюкзак.
Если б можно было Мика трахнуть, все было бы настолько проще. От мысли аж все ныть начинает.
Ничего, он что-нибудь придумает. Он в любом случае не оставит Мика тут.
И ключи от входной двери, которую никогда не запирают, он тоже не оставляет все равно.

***

В его старой комнате все так, но не так, но его рады видеть. Лиам так и вовсе не отходит. Йен слоняется по дому призраком, прибирается, готовит еду.
— Со мной потом и Микки будет, — категорично заявляет он Фионе. — Нам нужна своя комната.
Они ругаются; потом приходит Шон, и они ругаются еще. Деббс на его стороне. К решению они так и не приходят. Спальни Моники и Фрэнка-то уже давно нет, ее подо что-то перетасовали, кажется… Он не помнит. Он уверен был, что она так и стоит.
Фиона смотрит напряженно. Йен отступает в комнату с бутербродом в руке и отмазкой про прием колес.
Надо быть осторожнее.

***

Он приходит к дому Милковичей вечером, как и обещал. Бросать Мика в таком состоянии Йен не собирается. Йен собирается его спасать. Рано или поздно он сдастся.
На крыльце он видит Мими и хмурится, засосывая руки в карманы. Вот только этого не хватало. Он почти хочет развернуться и уйти, пока она не заметила.
Но Мик ждет.
Он не может подвести Мика.
— Добрый вечер, — говорит он Мими. — Микки дома?
И пытается решительно пройти мимо. В том, что Мик дома, он уверен на все двести, Мими он даже не спрашивает, просто типа вежливость проявляет.
Мику пока тупо больше негде быть.
А Йен — Йен соскучился.

Мими его не пропускает.
Йен сначала не верит в такую наглость и тупо смотрит, пытаясь осознать. То есть это она ему сейчас преграждает дорогу? То есть это она говорит ему на голубом глазу, что Мика нет дома? Когда Йен обещал, что заглянет, а Мик никуда и носа не кажет без острейшей необходимости?
Серьезно?
Йен не может спокойно стоять; он дергается так, чтобы глянуть через Мими в дверной проем, и видит, как ему кажется, до боли знакомую спину. Жаль, слишком мельком, чтобы сказать наверняка. Но знакомая спина вроде отправилась на кухню…
Йен отходит на полшага назад, разминая внезапно занывшее правое плечо, и мрачно смотрит на Мими.
— Точно нет?
Не будь она матерью Мика, он бы ее уже ударил. Наверное. Да как она может им не давать быть вместе? Одно дело — его не переносить на дкх, но она же хуже делает собственному сыну! Она хуже Моники. Моника — та еще биполярная блядь и наркоманка, но хотя бы не бессмысленно злобная тварь.
— Окей. — Йен поднимает руки вверх, спускается даже с крыльца совсем. В его голове зреет смутный, безумный план, но для этого ему нужно быть около сетки, изображающей из себя изгородь. — Передайте ему, что я заходил, ага?
Он косит за угол дома и замечает, что на кухне открыта форточка. Это зверски удачно. План оформляется из безумного в лучший на свете.
Йен отходит еще вдоль сетки, все косясь на Мими. Стоит ей от него на секунду отвлечься, как он перемахивает через сетку и подскакивает к кухонному окну.
Окна высоко, но в них можно хотя бы поорать, а с открытой форточкой есть нехилый шанс, что его услышат, а Йен уверен, что видел спину именно Мика. Он такое не спутает. Он ее слишком часто наблюдал хоть в одежде, хоть без.
— Мик! — орет Йен во всю мощь своих легких и оглядывается, готовый в любой момент куда-нибудь дернуть от возмездия в лице Мими. — Микки, мать твою, Милкович! Впусти! А то мать твоя не хочет!
То, что Мик может сам не хотеть его видеть, ему даже в голову не приходит. Слишком фантастика. Биполярные психозы — и те реалистичнее.
Ему ли не знать.

Отредактировано Ian Gallagher (2016-06-23 23:21:13)

Возмездие не приходит, и это хорошо. Спина действительно оказалась спиной Мика, и это вдвойне хорошо. Не то чтобы Йен сомневался. Не то чтобы это важно. Главное — его безумный лучший на свете план сработал.
Он перемахивает через сетку из условного двора Милковичей назад на улицу и подходит ближе к крыльцу. Ждет и улыбается, не особо скрываясь. Мими, наверное, ему этого так не оставит, но ему потрясающе похуй. Он видит Мика. Сейчас он Мика еще и обнимет. Ну, наверное.
Ну, может быть, после того, как отсмеется.
— Конечно, приперся, — Йен все еще широко улыбается и шагает ближе, чтобы Мика таки обнять рукой за плечи и дернуть к себе. — Обещал же.
Он косится на Мими, все стоящую на крыльце, проглаживает Мика по спине — и несколько секунд показывает ей очень выразительный фак, прежде чем вернуть руку на его плечо. Она, может, и сука страшная, но Йен ей не даст их разделить. Хватит, блять. Они заслужили свой кусочек хэппи-энда, а Мик
— Внутрь пошли, а то замерзнешь к хуям.
Мик же мало того, что выскочил в майке и семейниках, так майку еще и умудрился намочить. Йен, кажется, слышал плеск воды из кухни, но не уверен. С мокрым Миком под боком он не уверен ни в чем, кроме того, что хочет с него все сдернуть. Все сдернуть.
Нельзя, правда. Нельзя, нельзя, нельзя. Йен повторяет это про себя как мантру, пока они возвращаются совсем к крыльцу.
Мими, мать ее, Милкович оттуда только все еще не делась никуда. И, судя по ее виду, Йена она внутрь действительно пропускать собирается только через свой труп. Йен тормозит на нижней ступеньке и смотрит этой суке в глаза, стиснув крепче плечо Мика.
Что вот ему, блять, с этим делать? Посылать нахуй и пытаться мимо нее пробиться? Неплохая идея сама по себе, но это же придется так делать из раза в раз, пока Мик тут живет. Еще и без награды в виде траха… Да он точно поедет с концами после пары раз. А ему нельзя ехать с концами, ему Мика надо защищать.
— Слушай, — говорит он Мику негромко. — Давай ты переоденешься и мы пойдем погуляем куда-нибудь. Или ко мне. У нас балаган, как всегда, но тебе все рады будут.
Всем будет похуй, но это лучше, чем вот такие вот взгляды Мими. На Мика у Галлагеров никто не будет смотреть так, будто желают ему скорейшей и как можно более мучительной смерти. Если б Мими была не бабой и не матерью Мика, он бы ей уже, наверное, по роже прописал. Неужели она не видит, что эта ее непонятная гомофобия только Мику хуже делает?
Сука тупая. Моника — и та лучше как мать.
Йен не удерживается и, глядя прямо на Мими, целует Мика в макушку. А потом с трудом отпускает.
Это реально оказывается тяжело — отпустить, когда хочется прижать к себе и не отпускать вообще никогда, что бы там всякие тупые суки себе ни думали.

Отредактировано Ian Gallagher (2016-06-24 01:44:12)