Жизнь в мире, который более не принадлежал человеческой расе, превратилась в извращенную игру на выживание. Как там говорилось в этой древней, как мир, фразе? «Каждый день – это праздник»? Бинго! Только теперь эту фразу необходимо воспринимать буквально, а не как красивую и бесконечно мотивирующую присказку. Ты или умный и находчивый, или вооруженный и беспринципный, а лучше и вовсе обладать всеми четырьмя качествами, чтобы наверняка не прогадать и сохранить голову на плечах. А уж желающих открутить тебе голову тут найдется в избытке – такова нынешняя жизнь после грянувшего столетие с лишним назад Катаклизма, который, кажется, выжег не только поверхность планеты, превратив ее в засушливые пустыни, но и сильно обжег человечность в людях, сотворив из них монстров, некоторые из которых все еще пытались прятать свою сущность, а иные открыто ее демонстрировали, не боясь и не тая.   
Только проснувшийся Райт, прячась от «ночного» продирающего до костей ветерка глубже зарывается в кучу сваленного в темном углу тряпья и прячет замерзший нос в сгибе локтя, усмехаясь собственным философским мыслям – не того он сорта человек, чтобы думать о высоком и вечном, но временами-то действительно хочется чего-нибудь эдакого. Прилетевшая по затылку откуда-то из глубины переулка консервная банка, спасибо, что не полная, в прямом смысле этого слова отшибает всякое желание думать о тщетности бытие и философствовать без видимой на то причины. Тихо взрыкнув, Райт опирается на руки и приподнимается, вставая на колени, а после поднимаясь на ноги, вяло отряхивая одежду от налипшей грязи. У них тут братия простая и бесхитростная – все вроде как вместе, а вроде как и глотки готовы друг другу перегрызть за плесневую краюху хлеба. Они – это крысы муравейников, хуже которых могут быть только падальщики и ублюдки из Центральной Тюрьмы. Они – это такая типа «элита с конца». Они – это те, кто действительно могут назвать себя «животными без чести и совести». Райт пинает берцами крупный камушек и неспешно, заложив руки в карманы потертых штанов военной расцветки, идет вперед, зябко поводя плечами и почти болезненно щурится, когда яркий свет разведенного в железной бочке костра бьет по глазам, и морщится, когда гнилой запах черного, едкого дыма забивается в ноздри, отбивая и без того далеко не идеальное обоняние. 
Подслеповатым после сна взглядом Райт окидывает грудящееся вокруг кострища отребье (потому что людьми таких как они назвать язык не поворачивается. И, кстати, к этому «они» Ян приписывает и себя тоже), а после переводит взгляд в сторону стоящего в тени человека, на которого кивает греющий над огнем руки старик. Лениво потянувшись и звучно хрустнув позвонками шейного отдела, Райт с прежней вальяжностью и ленцой идет в сторону указанного индивида. Еще даже не подойдя, он понимает, что эта встреча пахнет недурственным заказом, потому что людям в таких дорогих костюмах и с такими крепкими телохранителями за плечами делать в «крысиных норах» абсолютно нечего, а приходят они только из-за того, что брезгуют пачкать холеные руки кровью. Райт знает, что на самом деле этот дорогой костюмчик и широкоплечие амбалы – это все пыль в глаза, то ли чтобы выигрышно смотреться в глазах исполнителя, то ли для того, чтобы потешить свою низкую оценку. Райт знает, что к Крысам приходят только те, у кого не хватает денег на нормальных наемников, которые делают все чище и тише, без риска быть пойманными или оставившими слишком много следов. Именно поэтому Райт подходит вплотную, и поводит носом совсем рядом с головой пришлого, втягивая ноздрями густой и острый запах его дорогого парфюма, а после недружелюбно скалится в узкое лицо, искренне пытаясь изобразить дежурную улыбку. Он не боится сорящих деньгами уродов с «элитного этажа», потому что слишком хорошо понимает, что он один стоит куда больше чем полдесятка таких вот зажравшихся снобов. Мистер Незнакомец брезгливо морщится и отступает на шаг назад, выходя из зоны дискомфорта, а после сует в руки Легиона запечатанный, тяжелый от купюр конверт, обещая еще столько же после завершения очевидного дела под названием «убей вот этого парня». Ян, не отвечая ни слова, надрывает бумагу, деловито перебирает пальцами разномастные купюры и удовлетворительно кивает головой – да, конечно, он согласен, потому что только мудак не согласиться свернуть другому мудаку шею за такой солидный гонорар.
Несколько дней и половина полученных денег уходят на то, чтобы узнать, если не все, но очень многое о заявленной цели, а так же докупить то, чего не хватает из боеприпасов. На третью ночь, Райт, сидя на холодном бетоне, меланхолично заправляет в магазин пистолета патроны и косится на циферблат механических, растрескавшихся часов, отсчитывающих время до «события Х». Он не боится крови, даже в детстве он ее не боялся, и смерти, кстати, он тоже не боится – ни своей, ни чужой, – у них с проклятой костлявой свои счеты, в конце концов, он частенько подкидывает ей работенку. Ян выглядит почти задумчивым, когда накручивает самодельный глушитель. Придется подходить близко, чтобы пули наверняка пробили череп, и он не против этого, ему нравится смотреть в глаза тех, кого он отправляет в могилу. Смотря на них, он лишний раз убеждает в том, что лучше быть отребьем, но отребьем живым, чем знатью, но знатью мертвой. Он уходит из нор неслышно, скалится в сторону показавшего мордашку мальчонку, которого кто-то не так давно подобрал и хрипло смеется, когда тот спешно и испуганно забивается подальше. Они все тут знают, что у Яна с головой капитальные проблемы, они прекрасно знают, что он может всадить нож им в глотку по самую рукоять только потому, что на него внезапно напала скука. Он движется по переулкам элитного района, прячется в сточных канавах, не морщась от вони и терпеливо ждет, пока патрули пройдут мимо него. Когда он оказывается около нужного дома, мельком подсмотрев в переданный ему тем богатеньким парнем обрывок бумаги и сверяя адреса, в Муравейнике наступает стадия ночи и Райт почти блаженно выдыхает, когда гудение ламп пропадает, позволяя послушать действительно «абсолютную» тишину.
Ян осматривает дом, находясь на почтительном расстоянии от него расстоянии, и удовлетворительно улыбается, замечая непредусмотрительно оставленное открытым окно. Очень зря. Никогда не знаешь, когда к тебе сунется ублюдок, желающий порвать тебе глотку. Раскручивая трос с зацепленной на нем «кошкой» Ян мельком думает о том, что, наверное, стоит сказать спасибо тренерам регулярной армии, которые научили его многому из того, что он сейчас умеет, даже не смотря на то, что те три года были реальным дерьмом. Взобравшись по стене и оставив кошку торчать там, где она торчала, на случай экстренного отступления, Райт переваливается через подоконник и, спрыгнув на пол, замирает посреди темного коридора, внимательно вслушиваясь в наполняющие дом звуки и оценивая обстановку, а, впрочем, зачем? Он хмыкает и достает пистолет из самодельной кобуры, разворачиваясь в предположительно нужную ему сторону и твердым, не скрывающимся шагом идет вперед, на ходу расстреливая двух стоящих около дверей хозяйской спальни охранников. Наверное, дыры в их груди и головах скажут представителям службы безопасности о многом, – мальчики просто не вовремя сообразили, что наглость в мире все еще считается вторым счастьем. Пинком ноги, распахнув дверь хозяйской спальни, он отправляет едва не закричавшую жену цели к праотцам, спокойно наблюдая за тем, как хлещущая из ее простреленной хорошенькой шейки кровь заливает кремовые простыни бардовым. В смерти есть свое многогранное очарование, просто не каждый может его увидеть и понять. Он привык думать про заказанных ему людей, как про «единицы» – лишая их лица, человечности и прошлого. Лезвие ножа легко входит в детскую шею, и руки у Легиона не дрожат, а в груди не тянет, потому что он и сам уже давно потерял свое лицо, отрекшись от понятия адекватности и здравости. Он вслушивается в хруст перерубаемой трахеи с ненормальным спокойствием. Делает то, чего не смог бы сделать ни один нормальный наемник. Хозяин дома, сломленный и рыдающий, пытается сбежать. Еще одно «очень зря» в общем списке. С простреленной коленной чашечкой далеко не убежишь, а стреляет Легион пускай и не очень метко, но все-таки достаточно точно, чтобы попасть. Врезав мужчине кованым мыском тяжелого берца по челюсти, слыша хруст надломленной кости, он опрокидывает его на пол и присаживается рядом, медленно проводя языком по окровавленному лезвию, пробуя на вкус горькую кровь его чада, что окончательно деморализует очередную «просто единицу» настолько, что у него нет сил даже на то, чтобы заскулить. Ян поднимается на ноги и наступает ногой на его повернутую боком голову, усмехается, когда чувствует вцепившиеся в лодыжку пальцы и давит сильнее, покачивая головой, когда слышит рыдающий вскрик. Еще сильнее. Он отрывает вторую ногу от земли, и чуть покачивается вверх и вниз, направляя весь свой вес в стоящую на голове ублюдка голову, и его череп все-таки не выдерживает избыточного давления. Этот звук похож на хруст надрезаемого арбуза – звонкий, но раздающийся откуда-то изнутри и от этого звучащий глуше обычного. Вокруг нет ни моря крови, ни каши из мозгов – давление повредило лишь то, что находилось внутри, не затронув внешних покровов, Ян уверен в том, что цель мертва, но на всякий случай прикладывает пару пальцев к его шее, фиксируя отсутствие пульса и убеждаясь в том, что задание выполнено.
Зайдя обратно в комнату и прибрав к рукам все найденные в спешке драгоценности и деньги, Ян уже собирался уходить, как скорее почувствовал, нежели услышал, что в доме есть еще кто-то посторонний. Это, конечно, можно было списать на банальную паранойю и обострившуюся подозрительность, но он решил в кой-то веке лишний раз не рисковать и, не выходя из комнаты, прижался спиной к стене рядом с дверью, выжидая и напряженно вслушиваясь. Не сразу, но звук шагов, теперь вполне реальных, раздался совсем рядом с комнаты, а после «мешающий элемент» обозначил свое присутствие еще и голосом, окончательно позволяя Яну убедиться в том, что чуйка у него работает без сбоев в системе. Легион думает о том, что некоторые люди те еще дегенераты. Отникнув от стены, он резко появляется в проходе и, вскинув руку, пальцами впивается в шею незнакомца, чьего лицо не может рассмотреть за платком. И кто же это тут у нас? Еще один убийца? Наемник? Обычный вор? Идиот решивший поиграть в Робина Гуда? Как бы там ни было, но Ян думает о том, что как-то непозволительно много внимания уделяется одному зажравшемуся, богатенькому уроду. Не раздумывая, Райт дергает головой, с размаха ударяя незнакомца лбом в переносицу, и перехватывая его под спину, когда тот начинает заваливаться назад. Втащив пришлого в комнату и аккуратно расположив его на полу, Райт, вытащив нож из ножен, присаживается рядом и на мгновение, задумавшись, все же сдергивает с лица парня лицевой платок, рассматривая породистый профиль и тонкие, хищные черты необычного лица. Мазнув костяшками пальцев по высокой скуле, он проводит пальцем у него под носом, собирая брызнувшую из разбитого носа кровь и слизывая ее, пробуя на вкус, как делает это всегда. Фыркнув, он подносит нож к его горлу и слегка давит острием на тонкую кожу, уже готовый резко надавить сильнее, чтобы прошить глотку этого очаровательного нисколько ему не знакомого создания, но в какой-то момент, внутри, будто что-то щелкает, и он одергивает руку и возвращает нож обратно в ножны, так и не убив этого нежеланного свидетеля. Райт думает о том, что временами необходимо позволять себе такие вольности, чтобы окончательно не скатиться в беспросветную невменяемость.
– Считай, что сегодня твой второй день рождения, красавица, – насмешливо и хрипло шепчет Ян и, широко усмехнувшись, легонько похлопывает все еще дезориентированного паренька по щеке, – больше не ходи туда, где охотятся большие и злые волки – они не всегда будут закрывать на тебя глаза. Может быть, мы еще даже увидимся, – Райт и сам не верит в свои слова, потому что Муравейник слишком большой, людей в нем не меньше, а этот симпатичный индивид совершенно не выглядит как человек, живущий на нижних ярусах, и все же, ему необходимо было как-то попрощаться, раз он вообще начал этот односторонний разговор. Натянув платок обратно на лицо незнакомца, Ян понимается на ноги и уходит тем же путем, которым пришел, совсем скоро скрываясь на бесконечных улицах и спускаясь все ниже и ниже, возвращаясь туда, откуда явился.

Судя по тому, как быстро появляется заказчик, Ян понимает, что про убийство узнали очень скоро. Он шипит в его лицо что-то из серии: «я просил убить только одного человека», он шипит что-то похоже на: «вы отвратительный человек», Ян усмехается, забирает конверт из его пальцев, и говорит о том, что он сам давно не считает себя человеком, и именно поэтому благодарит за комплимент. Ян знает, что они все так делают – показывают, что их тошнит с факта того, что такая личность как ты, все еще жива и дышит – все это только ради того, чтобы оправдать уплаченные за смерть недруга или конкурента деньги, все это лишь для создания иллюзии чистоты и порядочности. Ян ненавидит лицемеров и лжецов настолько искусных, что у них, получается, обмануть даже самих себя. Ян думает о том, что после прошлой ночи, было бы неплохо лечь и проспать половину дня, чтобы восстановить силы, но пухлый конверт слишком явно оттягивает карман, а деньги слишком сильно жгут ляжку, так и, прося о том, чтобы их потратили. Он идет в бар, в один из тех занюханных и дешевых кабаков, которых осталось не так уж и много на инфраструктурном этаже, где бутылка самопального, отвратительно отдающего сивухой виски не стоит бешеных денег.
Приземлившись за тем, что тут называется барной стойкой, он, привлекая внимание к своей персоне, щелкает пальцами и ехидно склабится в недовольное лицо обернувшегося в его сторону, знакомого бармена, который убирает руку из-под стойки (Ян знает, что там у него лежит истыканная гвоздями бита), когда замечает не менее знакомую, лишенную всякого очарования рожу столь непостоянного постоянного клиента этой лавочки, а после наливает «как обычно». Райт цедит виски мелкими глотками, чуть морщась на бьющий в нос привкус, и лениво размышляет о том, что хорошо, когда у тебя есть такое место, где работают люди, которые точно знают что именно и сколько тебе налить – это, знаете ли, просто приятно. Он стучит стаканом о стойку, прося повторить, сладко улыбается продефилировавшей мимо официантке, с ну очень уж выразительными «глазами». Отвлекшись и краем уха услышав разговоры судачащих совсем рядом завсегдатаев, он почему-то вспоминает вчерашнее ночное происшествие, крепко врезавшуюся в память симпатичную мордашку и собственные слова, а после ловит себя на мысли о том, что ему действительно интересно – успел ли тот парень выбраться или ему все-таки повезло меньше? 
[NIC]Yan "Legion" Wright[/NIC][STA]mad_dog;[/STA][AVA]http://s6.uploads.ru/RZIc4.png[/AVA][SGN]. . .[/SGN]

Отредактировано Handsome Jack (2015-09-06 15:01:02)