Много лет назад, когда Зейн еще работал в нью-Йоркском отделе ФБР, кто-то при нем не смешно пошутил: «Знаешь, почему тех, кто работает под прикрытием быстро убивают? Потому что они проживают сразу две жизни!». Зейну это теория никогда не нравилось, а особенно теперь, потому что сейчас он проживал целых три. Ранним утром, то есть скорее ночью, часа в три, пока он листал в телефоне фотографии, которые присылали ему Тайлер и его ненормальные приятели, он был Зейном Гарреттом, агентом ЦРУ и за небольшим исключением во всем примерным мужем. Потом, когда телефон отправлялся в свой тайник на книжной полке, Зейн доставал свои старые заметки и становился Ксандером, агентом Картели из Майями. Часом до пяти он проверял свои записи, составлял планы на неделю и рисовал схемы. Потом все это тоже пряталось в укромном месте, а наркодилер Ксандер отправлялся в душ. И из душа он выходил уже Ксандером-грузчиком, работягой, на сезон нанявшимся в маленькое заведение "Patsy's Pies".
  Его работа продвигалась медленно. Откровенно говоря, вообще почти не продвигалась, и он все еще не понимал, почему для этого задания выбрали его. Да, у Картели были налажены маршруты во все концы страны, но лично он никогда не работал с перекупщиками из Чикаго. Черные хотят иметь дело с черными, и у Де Ла Вега было достаточно черных подручных. Но, насколько Гарретт знал из официальных отчетов ЦРУ, после небольшого происшествия в Майями, все они или были мертвы, или пропали без вести. Ни одного не удалось взять живым, чтобы перевербовать или хотя бы допросить. Единственное, что могло гарантировать управление, - что ни один из них не покажется в Чикаго и не испортит планы Ксандера. Но, с другой стороны, пока и портить-то было нечего: Ксандер объявился в городе две недели назад, обошел все приметные места, приметил пару мелких дилеров, поболтал с несколькими ребятами, и на этом все. Оброненное вскользь имя Де Ла Вега не произвело никакого эффекта: кто бы ни заправлял этим городом, он уже знал, что Картель почти разорена, и на связь с Ксандером никто выходить, похоже, не собирался. Так что ему пришлось пойти с самому длинному пути – просто начать все сначала.

- Хей! – Зейн плечом открыл дверь на кухню и поставил на ближайший стол импровизированную пирамиду из разномастных коробок. С его габаритами и годами физических тренировок за спиной работать грузчиком было несложно, нужно было только не забывать опускать руки пониже, чтобы горы коробок выше головы не врезались в перекрытие дверного косяка.
  Он поправил опасно накренившуюся картонную пирамиду и огляделся. На кухне не было никого, кроме одного молодого рыжего парня. Профессионально натренированная память подсказала детали: Йен Галлагер, восемнадцать лет, неоднократные приводы в полицию, служил в армии, чуть не попал под трибунал, но был отпущен из-за психического диагноза - биполярное аффективное расстройство первого типа. Один из нескольких людей, которые могли вывести Зейна на нужный след.
  Откровенно говоря, Гарретт предпочел бы подергать за какую-нибудь другую ниточку. Например, можно было поближе познакомиться с Фионой, родственницей Йена. И дело было не в том, что Гарретт брезговал или боялся перепадов настроения парня. Было бы чем брезговать! Он сам когда-то едва пережил несколько лет беспробудных запоев, чередовавшихся, правда, с работой, перестрелками, таблетками и случайным сексом. И в награду за все это до сих пор с трудом мог контролировать свое настроение. Грейди пришлось просто привыкнуть к тому, что Гарретт может за пять минут скатиться от довольной улыбки до угрюмого раздражения. А что, кто-то кому-то обещал, что будет легко?
  Наверно, именно потому, что Зейн мог понять, что творится в голове у парня, он и не хотел втягивать его в свое расследование: у Йена в жизни было и так достаточно дерьма. И в отличие от Гарретта, который начал гробить свою жизнь ближе к сорока, Галлагер еще даже не успел толком пожить.
  Занятый такими мыслями, Зейн-Ксандер машинально подошел к парню, по привычке потирая безымянный палец левой руки. Когда-то давно в задумчивости он крутил обручальное кольцо, а теперь просто тер заменившую его татуировку: стилизованный, замкнутый в кольцо знак бесконечности.
- Как дела? – обычную человеческую приветливость все же еще никто не отменял.