Курт Марко с юности был человеком, для которого общественное мнение было намного важнее чувств его близких. В свои пятьдесят лет он оставался мужчиной, как считалось, представительным, внушающим другим уважение; высокий, рыжеволосый, с красными щеками и брюшком, выдававшими любителя плотных ужинов и крепкого алкоголя. За плечами Курта была успешная карьера в Нью-Йорском Университете и женитьба на вдове его друга, ученого Брайна Ксавье. Но этого для честолюбивого мистера Марко было мало – ему хотелось власти, хотелось сделать шаг в большую политику.
То было время больших надежд для США. Мировая война закончена и, пока Европа все еще зализывала раны, Америка легко встала обратно на ноги. На фоне всего мира страна процветала. У руля стоял Трумен и вовсе не собирался выпускать управление из своих рук. Но к столь высоким должностям мистер Марко и не стремился. Первой целью Курта была должность президента боро.
Многое в этой гонке за привилегиями значила его личная жизнь. Когда Курт женился десять лет назад на Шэрон, ему казалось, что он вытащил выигрышный билет: красавица жена, старинный особняк, большое наследство и респектабельная семья, вызывающая зависть у знакомых. На двоих у них с женой было двое детей: сын самого Курта – Кейн и ребенок Шэрон и Брайна – Чарльз. Но, когда он решил двигаться выше, Марко посчитал, что этого недостаточно. Недостаточно, что бы завоевать симпатии избирателей.
И именно из-за него, из-за его честолюбивых стремлений, летом 1947 года в особняке появился третий ребенок. Угрюмый и замкнутый подросток, вывезенный американской армией из Аушвица. Как рассказывала Курту  бывшая офицер Картер, ныне взявшая на себя ответственность за распределение жертв нацистского режима - к своим семнадцати годам бедный Эрик Леншерр потерял всех родных, побывал в концлагере и, судя по шрамам, был подвержен пыткам. «Только не требуйте от него многого. До сих пор никто из нас не смог разговорить его, но, быть может, с вашими детьми Эрику будет легче открыться. Он ведь ровесник вашим сыновьям», говорила женщина,  протягивая ему личное дело ребенка. Только легче станет подростку или нет, это Марко это особо не волновало. Мысли его были заняты совсем другим.

- Все взял? – Пегги постучала в косяк комнаты, отвлекая подростка от чемодана. Старый, обтрепанный, оранжевый чемодан. И где его только достал Стив? Логан был бы недоволен.
«Логан» - Джеймс Хоулетт – их боевой друг, был, пожалуй, единственным, кто умел находить с Леншерром хоть какой-то общий язык. Это на самом деле большим достижением, учитывая, что ни у Стива, ни у нее самой этого не получалось. Пегги всегда была со всеми ними - небольшой горсткой выхоженных детей и взрослых - неизменно ласковой, только этот ребенок один не реагировал на ее доброту. Наоборот, ее голос будто заставлял Эрика сильней напрягаться. Но стоило объявиться на горизонте Логану, как подросток мгновенно менялся – в его глазах  появлялся интерес, порой она даже видела, как он ухмылялся грубым шуткам Хоулетта.
- Мы с ним похожи. Он такой же как я, живучий, - отшучивался Джеймс на все ее вопросы. Но только это не сильно помогало в ее работе. Да и, слово «живучий» она не считала подходящим для описания ребенка из Освенцима, для нее это звучало обесценивающее.
С самого начала, как только Пегги взяла пострадавших под свое крыло, она добилась того, что бы с каждым работал психотерапевт; помогала одним найти своих родных, другим искала приемные семьи, третьим работу. Но один Эрик, будто намеренно, отталкивал любую попытку ему помочь. Он наотрез отказывался общаться с врачами, не шел на контакт с окружающими, за два года в штатах у него не появилось ни одного друга.
Будь он забитым, ранимым ребенком, Пегги быть может и смогла бы найти к нему подход. Но Леншерр таким не был, скорее, наоборот – в то время, как другие нет-нет, но срывались: одни впадали в истерику при виде обычных качель, что напоминали им  лагерные виселицы; а вторых колотило, стоило им только услышать по радио как выносят приговоры бывшим нацистам – только Эрик на ее глазах всегда был отстранен и предельно собран.
Конечно, Пегги никогда бы не сказала, что этот ребенок плохой. Он не был агрессивным, не был хулиганистым или злым. Бывали моменты, когда Эрик ее приятно удивлял – так, он с легкостью запоминал трудные даже для взрослых английские слова, с упорством занимался с учебниками. Но с ним было сложно; и что бы он не пережил, что бы не заставило его надеть столь мощную броню из хладнокровия и равнодушия, Картер не могла ему помочь. И, если честно, она устала от попыток до него достучаться; уставали и другие – за два года никто не решился взять Леншерра под опеку, люди просто терялись при встрече с ним. Поэтому, стоило ей услышать, о намерении мистера Марко усыновить ребенка, она нажала на все свои связи, добиваясь личной встречи. И, о чудо, Марко согласился взять подростка в свою семью.

- Ну что, Эрик, ты готов познакомиться с миссис Марко?
Леншерр сдержанно кивнул, отвернувшись от окна и встречаясь взглядом с мисс Картер. За стеклом автомобиля виднелся роскошный особняк, подобные дома он раньше видел только на фотографиях. И, наверное, он должен был быть благодарен мисс, что она устроила его в такую богатую семью, не всем так везет. Эрик понимал это умом, но в душе, ни благодарности, ни радости, ни даже волнения он не чувствовал.
- Я думаю, что все будет хорошо, - Пегги продолжала улыбаться, шагая рядом с ним по дорожке к широким дверям. Он уже давно привык к подобным фразам – мисс явно считала их  частью обязательной программы. «Все будет хорошо, Эрик, тебе просто надо выговориться этим незнакомым людям, которых я называю психотерапевтами». «Все будет хорошо, у тебя такие же возможности, как у всех детей в Америке». «Все будет хорошо, несмотря на то, что ты никому не сдался в этой жизни, твоих родителей развеяли по ветру, а половина нацистов избежала наказания». Ага, конечно. Определенно именно это «все будет хорошо» должно его поддерживать.
Массивную дубовую дверь им открыла горничная, дамочка сухая, с поджатыми губами. Распинаясь перед мисс Картер, она повела их в гостиную. На него самого женщина смотрела неприязненно и предпочитала больше обращаться в своей речи к Пегги – это Леншерр сразу заметил.
- Миссис Марко спустится к вам через десять минут. Могу я предложить вам кофе, мисс Картер? И...? – горничная повернулась к Эрику, умудряясь каким-то образом, будучи совсем рядом, смотреть мимо него. Отвечать не хотелось, но только мисс сразу так обеспокоено взглянула в их сторону, что Леншерр все же буркнул, что будет сок.
Да, многообещающее начало.