Возвращаться всегда непросто. На первый взгляд всё вокруг нам кажется статичным, нерушимым, но это только потому что мы тоже меняемся, это происходит синхронно и незаметно. Стоит только пропасть, затеряться, выпасть из привычного течения жизни, как человек уже оказывается позади, среди отставших, что с возрастом начинает пугать всё меньше. Должно пугать всё меньше.

Так какого же черта он не может найти себе покоя?

Затянувшееся лечение и восстановление были утомительными. Чудом избежать смерти – только полдела, ещё полгода ушло на то, чтобы окончательно оставить последствия неравной схватки за свою жизнь в прошлом, хотя трудно было говорить об абсолютном успехе, когда в собственном отражении с трудом можно было угадать знакомые черты. О нет, по ту сторону зеркала на него смотрел изможденный незнакомец, лицо которого навсегда запечатлело память об одной из самых грандиозных ошибок. Порой, засыпая вечером в своей одиночной палате под оглушительный гул, бравший своё начало где-то под сводом черепа, Гарри думал о том, что непосредственно промахом было его счастливое спасение. Очень трудно заново обретать способность жить, когда за плечами у тебя уже половина века, которая толком не принесла никакого удовольствия.

Нельзя было сказать, чтобы второй шанс был совсем уж обречен. Он смог узнать, чем закончилась история с Ричмондом Валентайном, и, признаться честно, конец пришелся ему по душе. В эпилоге даже фигурировала некая принцесса, но подробности Харта мало интересовали. Мир спасен, злодей повержен, а юный Анвин-таки занял своё заслуженное место в числе лучших агентов Kingsman. Насчёт «лучших» Мерлин ещё пытался с ним спорить, жалуясь на дисциплину и нарушение субординации, но Галахад в ответ только непреклонно молчал и неумолимо улыбался – тактика, проверенная самим временем, работала безотказно. В конце концов новое начальство вздыхало, качало головой и капитулировало, как бы невзначай оставляя на кровати папку с документами, в которых подробнейшим образом было изложено становление Эггзи на пути истинного джентльмена. Он мог игнорировать ее часами, при этом никогда не выпуская из поля зрения – своеобразный ритуал, позволявший подготовить себя к самому худшему, а если говорить начистоту, то просто-напросто создававший видимость этой готовности. Спокойствие, утешение и здравый смысл находилось в одной предельно простой мысли, командовавшей им тотально.

«Это не Ли, Гарри. Это не Ли»

Когда мантра была уже доведена до автоматизма, наступало время увлекательного чтива, беспристрастно рассказывающего о том, как новоиспеченный Галахад не сидит сложа руки, но то тут, то там, в той или иной мере спасает мир, при этом всё ещё оставаясь собой, самым что ни на есть настоящим мальчишкой, бойким, бесстрашным, безрассудным. Это именно то, чего он и хотел для него, к чему стремился его привести. Кто бы мог подумать, что для окончательного воплощения задумки потребуется его собственная смерть, по крайней мере на бумагах. Почему?

«Так будет лучше для него, так надо»

…ведь надо же?

***

– Думаю, что пора. Он готов узнать.

– Ты скажешь ему?

В ответ только утвердительный кивок. Об этом можно было долго и безрезультатно спорить, сказать много того, о чем обычно люди предпочитают молчать и, наконец, признать очевидное. Они были до невозможного практичными, до неприличия рассудительными. Мерлин ушел скоро и по-английски, а Гарри предпочел вздохнуть. Исключительно по-человечески. Спустя мгновение он уже был на ногах и собирал вещи. Самое приятное, самое безболезненное в этом – он наконец-то может покинуть осточертевшую за шесть месяцев палату и больше никогда в неё не возвращаться. Впрочем, слыша крайне возмущенный приближающийся топот, мужчина начинает подозревать, что был в корне неправ.

— Какого хрена?!

Что ж, он не кидается на него с кулаками, уже хорошо. А может лучше всё-таки стоило выпустить всю накопившуюся злобу – время покажет. Он разворачивается и не может поверить своим глазам – кто этот юноша? Неужели это Гэри Анвин – тот самый парень, которого он встретил, казалось бы, уже в прошлой жизни? Всё же одно дело – представлять с чьих-то слов, и совсем другое – узреть воочию, убедиться наверняка. Как он держался, выглядел, даже говорил – всё свидетельствовало о том, что потенциал уже раскрылся по-настоящему, представляя миру кого-то нового. Кого-то… опасного?

— По-вашему, это смешно? Я несколько месяцев был уверен, что вы где-то над Темзой, распыленный в виде праха, или покоитесь где-то на ее дне, в гробу, в саркофаге - я не знаю, как тут принято хоронить бывших агентов! И-и-и… И как?! Как вы, черт возьми, с пулей в голове умудряетесь стоять здесь передо мной да еще такой спокойный, словно не было ни того, что случилось в церкви, ни людей, которые о вас бы думали?!

Он не пытался успокоить неожиданного, но ожидаемого визави, отдавая себе отчет в том, что, во-первых, это невозможно, а во-вторых, необходимо. Иногда Харту тоже хотелось кричать. На окружающих, на себя, в тишину, и только не стихающая головная боль останавливала его каждый раз. А потом это желание себя изжило, оставив напоследок привкус пепла во рту и страшную усталость во всём теле. Эггзи не стоило повторять его участь.

— То есть вы даже не планировали сказать мне что-то вроде «Хэ-хэээй? А я вернулся. Может, по чайку?» Отлично.

— Эггзи, – собственный голос слишком хриплый и скрипучий, и мужчина чувствуется себя даже не уставшим – неимоверно старым. Он не хочет ругаться, не хочет приводить в чувства или останавливать. Если бы только чужая боль и обиды уходили вместе с отзвучавшими обвинениями и криками. Но на это у них ещё будет время, лишь бы Гэри не решил, что с него хватит. С равнодушием бороться тяжелее всего, хотя именно его он и ждал. И всё же для радости обратному не было никаких оснований. – Я понимаю, что это может быть непросто для тебя, но ты должен поверить мне на слово – всё это было необходимо. Не скажу, что получил от необходимости скрываться какое бы то ни было удовольствие, но тем не менее. Обстоятельства требовали моей временной смерти, в том числе и для тебя, – он врал. Силы небесные, как же безбожно и уверенно он врал! – Да, я был мертв, но не забывал о тебе. Твои успехи, – он обрывается на полуслове, губы невольно складываются в слабую улыбку. Всё это чересчур. Их встреча, насколько эмоционален Анвин, то, как это волнует его самого. Казалось бы, ну с чего? – Я не жду твоего прощения, потому что не сожалею о содеянном. Только посмотри, чего ты добился сам, без моей помощи! Это то, чего я и всегда хотел для тебя – участь, достойная твоих способностей. Свою роль я уже исполнил. А тебе следует двигаться дальше.

Отредактировано Harry Hart (2015-07-02 16:54:37)

Стоило последним словам сорваться с губ, как он понял – это ошибка. Нет, даже не так, это было не столько понимание, не столько логическое умозаключение, основанное на всех имеющихся фактах и наблюдениях, сколько интуиция, некий внутренний голос, тихо и настойчиво шепчущий неверно неверно неверно» снова и снова. Предчувствие не раз служило добрую службу Харту, но в этот раз всё пошло под откос, неумолимо разворачиваясь в самом нежелательном ключе. Он хотел лгать во благо, успокоить юношу, а в итоге только всё усугубил. Собственный и обоюдный приговор читался в глазах напротив безошибочно. Наступил тот самый миг, когда промах уже безвозвратно в прошлом, а его неутешительные последствия вот-вот нагрянут, и остановить их невозможно. Остается только стоять, слушать и лицезреть, как буря в стакане воплощается прямо на глазах в парня, у которого, кажется, имеется совершенно оригинальный взгляд на уже мнимую потерю.

— Знаете, сэр, выходцы из социального днища, коим я прихожусь, однако, считают, что о подобных «состояниях здоровья» нужно предупреждать заранее. Возможно, Вам, Сэр, как аристократу, это может показаться диким, но у простых людей есть что-то вроде душевной организации, топтать которую принято считать кощунством с точки зрения элементарной морали.

…и взгляд этот поразительно тревожил. Громкие тщательно подобранные слова пугали куда сильнее, чем могли бы резкие выражения. Эта речь не была отрепетированной, немыслимое предположение, поэтому такая щепетильность уже сама по себе говорила о многом. Гарри хотели обставить на его же поле, и получалось это, стоило признать почти мастерски. У мужчины ещё найдется что сказать, но Эггзи ещё явно не закончил, а идея перебивать его была сродни попытке остановить собственными скромными силами целый поезд. Впрочем, когда Гэри всё-таки направился к выходу, Галахад поймал себя на противоречии чувств: с одной стороны, он сам сказал, что юноше стоит идти только вперед, идти без оглядки на прошлое, а с другой были собственные желания, которые не имели ни малейшего представления, как задержать Анвина, но стремились к этому больше всего на свете. Вот, что бывает, когда долг сталкивается с личными интересами. Ничего хорошего, ничего поучительного, ничего мало-мальски простого.

— А чтобы изменилось, был бы я в известности?! Ничего! Я бы так же надрывался на миссиях, как и сейчас, чтобы раскрывать свой потенциал и превращать в реальность благие намерения, которые вы сами некогда заметили. Я бы, как и раньше, пытался бы вас впечатлить, а не мстить за вашу смерть! В жопу ваш Кингсман с такими понятиями. Да, к серебряным ложечкам! Пойдем, ДжейБи.

Импульсивность никогда не доводила до добра. Ещё тогда, больше полугода назад, пытаясь понять характер новоиспеченного протеже, Гарри понял, что поспешные решения – его фирменный конек и главная ахиллесова пята, и, действуя на поводу у собственных эмоций, парень может наломать приличное количество дров, о котором впоследствии наверняка пожалеет. Сейчас наглядным проявлением такого поведения несомненно является решение оставить службу в их агентстве, которое столько всего сделало для него. Это не было ни упреком, ни беспристрастной констатацией, скорее проявлением преданности своей организации в её чистом виде, против которого в жизни Гарри поставить было нечего. Поймав себя на том, что он уже несколько минут неподвижно смотрит на дверь, прислушиваясь к стройному маршу удаляющихся шагов, мужчина думает о том, что настало время перемен в его системе ценностей. Работе придется потесниться для того, чему Харт названия еще не дал или, если быть предельно честным, что решительно отрицал признавать. Выйдя из оцепенения, он огляделся по сторонам и заключил, что больше его здесь ничто не держит. Подхватив чемодан с вещами, Галахад отправляется на выход и вдруг неожиданно замирает на самом пороге. Здесь ему больше делать нечего, а где же тогда его ждут утешительные в своей размеренности заботы? Куда ему идти? Домой? Вариант ответа, казалось бы, очевидный, но если вспомнить, кто живет там на данный момент, то ситуация несколько усложняется. Дело не в обиде, её-то и в помине не было – он был готов к потасовке, к получению физической боли, а вышло даже хуже и тем не менее заслуженно, – скорее уж в том, что Эггзи не захочет его видеть. Непривычно это было – вновь сталкиваться с бурным проявлением эмоций и какими-никакими, а всё же чувствами. Не время, ушедшее на лечение, а большая часть жизни Харта была построена на том, что окружающие видят в нем безликого прохожего, пижона, одетого с иголочки, до тех пор, пока ситуация не потребует изменений. Среди знакомых в основном числились полезные люди и коллеги. Отношения с первыми были основаны на взаимовыручке или по крайней мере на вере в неё, а со вторыми он всегда выдерживал дистанцию, которую щедро сдабривал профессионализмом. Появление же человека, который был не на шутку затронут его смертью только по каким-то личным причинам, безусловно, оказалось чем-то новым и, вне всяких сомнений, обескураживающим. Оно бы сулило много хлопот в будущем, если бы он взялся поощрять Гэри в его привязанности и стремлении к дружбе с ним. И почему-то в это мгновение восставший из мертвых агент по-настоящему жалеет, что теперь возможность узнать, каково это – жить с мыслью, что для кого-то твое существование имеет немаловажное значение, безвозвратно утеряна.

В конце концов он всё-таки подавляет в себе любые потуги сомнений в уместности своего присутствия в доме, который снова переходил в его владения. В первую очередь он всё ещё оставался джентльменом, а джентльмен должен оказывать любую посильную помощь, а не пытаться не попадать в поле зрения до тех пор, пока всё не уляжется. Такое поведение было бы проявлением ребячества в его высшей степени, чего Харт себе позволить не мог уже не первый десяток лет. К своему большому удивлению, дома он застает только миссис Анвин и ее совершенно юную дочь. Если с последней прежде ему видеться не доводилось, то тот факт, что и женщина была не на шутку испугана его появлением, оказался сюрпризом, впрочем, не слишком неожиданным – учитывая тот образ жизни, который вела мать Эггзи, и то, сколько лет прошло с их единственной встречи, трудно было ожидать иного расклада.

— Ваше лицо кажется мне знакомым.

— Понимаю. И спешу вас заверить, что на это имеются более чем серьезные основания.

Он рассказал ей всё. Всё, что женщине следовало знать, разумеется, на полную откровенность секретного агента рассчитывать не стоит, тем более когда дело касается родственников коллег. Случай с этой конкретной семьей занимал особое положение – утаивать значительную долю информации от Мишель Анвин уже входит в привычку, назвать которую однозначно вредной довольно сложно. Жизнь в неведении бывает блаженной в своей миролюбивости, и доказательство тому сейчас ставит перед ним тарелку восхитительного на запах овощного рагу, одновременно с этим продолжая воодушевленно рассказывать о том, как она рада, что Гэри так удачно устроился, и какой благоприятный здесь район. Мужчине оставалось только улыбаться, поддакивать, где это требовалось и хвалить угощение, что не составило ровным счетом никакого труда.

Послышавшийся из коридора лай вернул Харта из тихой семейной идиллии обратно на землю, где ещё предстояло кое-что исправить. Да, их первый разговор не заладился, сумбур довёл конфликт интересов до критической точки, однако это не значит, что всё непоправимо погублено. Парню всё ещё следует двигаться дальше, но они могут продолжать поддерживать связь, по крайней мере до тех, пока оба будут в этом заинтересованы.

— Приятного аппетита.

— Снова здравствуй, Эггзи. Ты вовремя, я как раз собирался рассказать твоей матушке, о том, что несмотря на то, что этот дом снова переходит ко мне, агентство выделит вам другое жилье, не менее достойное, а в чём-то даже и выигрывающее, – в контраст со смущающимся юношей Гарри был совершенно невозмутим и не перестал добродушно улыбаться. Не столько актерская игра, сколько влияние обстановки и нового взгляда на возникшую проблему. День был сложным, вливаться обратно в мир людей было непросто, но сейчас Галахад был как нельзя более рад, что в нём имела место возможность наблюдать за чужим безмятежным счастьем. – Если ты, разумеется, согласишься его принять, – это было предложение мира, шанс сделать вид, что не было громких слов уничижительного характера – не про самого Харта, конечно, но про Кингсман, про новую жизнь, отказываться от которой из-за одного бессердечного старика было откровенно глупо.

— Да, конечно. Я надеюсь, вы не будете против, если часть вещей я заберу позже? Сами понимаете, начальство в этом вопросе смены адреса оказалось весьма резким и неожиданным.

— Для тебя двери моего дома всегда открыты, – он хотел, было, в шутку добавить «только не забывай стучаться», но передумал, посчитав, что это будет скорее… обидно? По правде сказать, Харт был бы рад визиту Эггзи, приди он хоть в три часа ночи за щепоткой соли, хоть снеси входную дверь с петель, торопясь поделиться чем-то чрезвычайно волнительным для него.

В целом же нового всплеска возмущения так и не последовало, и Гарри предпочел принять это за хороший знак, хотя рассудительный внутренний голос заключил, что дело скорее в обстановке и присутствии свидетелей, составлявших ни много ни мало семью Эггзи. Возможно, в первый раз в своей жизни мужчина выбрал утешительные в своей надежде мысли вместо непогрешимой логики. Завтра всё будет иначе. Завтра утром он снова проснется в своей постели, в своем доме, приступит к новому заданию, которое сегодня уже успел поручить ему Мерлин, но всё-таки ощущение повседневности, а за ней и реальности в целом, неизбежно претерпит изменения, потому что изменился и сам Харт. И дело тут не столько в танцах со смертью (отлеживаться на больничной койке, восстанавливаясь от ранений и травм, близких к смертельным, приходилось и прежде, причем куда чаще), она давно была ему самым верным партнером, сколько в его последствиях. Прежде всё было куда тише. Начиная от миссии и заканчивая возвращением в мир живых. Порой он даже не отдавал себя отчета в том, насколько был близок к кончине, к настоящей кончине. Не то чтобы отныне Галахад собирался трижды смотреть по сторонам прежде чем перейти дорогу и меньше налегать на спиртное, это было не в его стиле и совершенно ему не по вкусу, и былая, почти мальчишеская беспечность себя исчерпала, оставив Гарри один на один с очевидным умозаключением: юный Анвин беспокоился о нем настолько, что его гибель покусилась на «душевную организацию» парня. Хорошего в таком прощальном подарке было мало. Большую часть времени за ужином, продолжая играть не то в вежливого гостя, не то в гостеприимного хозяина, он снова и снова возвращался мыслями к разговору с Гэри, который ознаменовал их первую встречу после его воскрешения. Вновь и вновь он задался вопросами, а как бы всё сложилось, если бы Эггзи знал всё с самого начала? Если бы все эти шесть месяцев он жил с мыслью, что его ментор жив и относительно здоров, следит за его успехами и ждет того дня, когда, наконец, сможет вновь его увидеть, хотя бы мельком? Ответ был неутешительным в своей заманчивости – всё было на порядок если не лучше, то по крайней мере проще. Юноша, который сидел сейчас напротив него, почти не улыбался, а если и делал это, то только из-за необходимости, но никак не по собственному желанию. Неужели это то, что он сделал с ним? Неужели он один был повинен в этих разительных переменах, сделавших из молодого человека, который восхищался всему новому и многообещающему, был предан тем, кем дорожил, и несмотря ни на что не терял надежду, стоило лишь дать ему понять, что шанс всё изменить более чем реален? Конечно, потакая тщедушности, можно обвинить в этом организацию, людей, принявших знаменательное в своей губительности решение, вот только он, Гарри Харт, лично дал своё согласие на это. Он, лучше всех знавший, во что это имеет шансы вылиться. Отпираться было бессмысленно, прятаться за чужие спины он никогда не любил, и всё, что ему оставалось – задаваться вопросами, ответов на которые у него быть просто априори не могло. Все они находились во владении у новоиспеченного агента Гавейна, который едва ли станет теперь с ним говорить. Парень изменил своё мнение в пользу продолжения службы в агентстве, но вот о желании видеть Харта чаще общих собраний и возможных совместных миссий речи не заходило. Он был не на шутку оскорблен отношением мужчины к сложившейся ситуации и довольно ясно дал об этом понять. И чем больше Гарри думал об этом, чем больше наблюдал за Эггзи, тем ближе подходил к тому, чтобы ненавидеть себя за компанию с Гэри. Ненавидеть за упущенный шанс обрести кого-то значительного, кого-то по-настоящему близкого.

***

В силу ещё слабого здоровья и непривычно утомительного дня, спал мужчина, что называется, как убитый, в чём ирония даже не пыталась скрываться. Утром же как следует отдохнувший Харт, едва ли отдавая себе в том отчет, провел своего рода инспекцию дома, к своему удивлению отыскав мистера Пикуля на его законном месте, но обнаружив в кабинете лишь одну газетную страницу. Выпуск от числа, когда он уже был в коме, а значит это уже было началом совершенно новой истории. При виде непривычно пустой красной стены в груди кольнуло, но это было приятное, теплое чувство гордости, что протеже продолжил его традицию, отметив свои собственные достижения через несусветные в своей незначительности события, которые удостоились места на первых полосах The Sun.

Помимо этого, то тут, то там в глаза действительно бросались следы чужого присутствия, что нет, не возмущало внутреннего перфекциониста Гарри, но делало чувство теперь уже не такого приятного одиночества более отчетливый, ярким. Ощутимым. Галахада нельзя было уличить в чрезмерно самокопании, он решительно запрещал себе анализировать те или иные слова и поступки по одной простой причине: прошлого не вернуть и его не исправить. Да, определенные выводи сделать необходимо, но фантазии из разряда «а что, если…» ничего хорошего не сулили, в этом он успел убедиться ещё вчера. И вот пусть это остается во вчера, а сегодня его ждут совсем другие заботы – в любом случае, Эггзи знает, где его найти, и что делать с этой информацией – решать тоже лишь ему.

Вопреки собственным ожиданиям, на улице оказалось не так уж холодно, что позволило Гарри не опасаться за свои планы – утки в парке были на своем законном месте, проявляли удовлетворительную активность и с удовольствием набросились на предложенный хлеб. Кормление птиц было занятием в новинку, однако мужчина нашел его более чем удовлетворительным в настоящее время – пинта «Гиннесса» была бы, конечно, весьма кстати, но в этом плане он ещё всегда успеет наверстать упущенное.

— Занятие для стариков, вам не кажется? Я присяду?

Вполне возможно, что он не вздрагивает от удивления лишь потому, что не был заставлен врасплох по-настоящему. Дело даже не в том, что он уловил звук приближающихся шагов и сопутствующее ему чувство дежавю, а скорее в том, что он ждал, надеялся, что Гэри придет. Даже если он сейчас снова «взорвется», Харт воспримет сам факт его присутствия как своё прощение, просить о котором он то ли не смел, то ли не собирался.

— И вы получаете от этого удовольствие? Серьезно? Я рассчитывал увидеть вас в баре с кружечкой пива после вашего выздоровления, но никак не здесь. Я хотел извиниться перед вами. Я повел себя недостойно и эгоистично, и я боюсь, что вы, возможно, могли меня неправильно понять. Я очень рад тому, что вы снова рядом, и вы даже не представляете, насколько. Я просто не понимаю, как все это произошло.

— Решил, что стоит попробовать что-нибудь новое, – «раз уж мне дан второй шанс». Вместо окончания фразы он лишь пожимает плечами, что в отличии от него не имеет под собой второго дна. – И я думаю… Нет, даже не так. Я знаю, что тебе не за что извиняться передо мной. Иногда эмоциям стоит дать волю, особенно сильным – это не убережет от проблем, но сохранит немалую долю нервов, – собственным советам мужчина не следовал, и это невольно нашло свое отражение в печальной улыбке, тронувшей его губы. – Тебе нужны ответы? Понимаю. Скажем так, оратор из Ричмонда Валентайна оказался куда лучше, чем стрелок. Не скажу, что это входило в мои планы, всё заключается в колоссальной доле везения… и мне жаль. Действительно жаль, Эггзи, что я так поступил с тобой. Теперь я это вижу. Кажется, я подвел тебя, да?

Отредактировано Harry Hart (2015-07-04 18:50:47)

Царившая в парке атмосфера тишины и умиротворения неумолимо оказывала на мужчину своё влияние, непривычно успокаивая и даже усыпляя – вот уж чего он допустить никак не мог. С другой стороны, в целом это было даже полезно, несмотря на то, что ехидный внутренний голос не упускал шанса подтрунивать в унисон с Эггзи о том, насколько «старо» звучат такие мысли. Гарри предпочел принять свой выбор за предоставленную возможность окончательно расставить всё на свои места, благо Гэри уже был здесь и недвусмысленно изъявлял желание объясниться. Остальное оставалось уже за ними обоими.

Как известно, на каждое действие имеется своё противодействие, и в данном конкретном случае оно заключалось в том, что желания говорить в целом было не слишком много. Молчание не было напряженным, Харт слышал в нём достаточно для того чтобы знать наверняка: впредь всё будет лучше. Не сразу, конечно, ведь для любых перемен необходимо какое-то время, чтобы окончательно их осознать и научиться жить в новых условиях. И это не будет просто, потому что…

Тут его взгляд невольно задержался на лице визави, который, кажется, глубоко ушёл в свои собственные раздумья. Чего хотел этот парень? Сейчас что заставляло его жертвовать своё свободное время на посиделки со стариком у пруда с утками? Разумеется, он не был таким дряхлым, чтобы его можно было списать со счетов, подобные удручающие мысли нисколько его не беспокоили, но по сравнению с юным Анвином, его собственный возраст всё же казался внушительнее. Для него, для Эггзи было бы более чем предсказуемо «зависать» со своими ровесниками или, куда вероятнее, ровесницей… Однако вот он здесь, не самый счастливый, возможно, но по крайней мере готовый подарить своему наставнику второй шанс стать кем-то большим нежели безликим проводником в лучшую жизнь, как всё изначально планировалось. В Кингсман к привязанностями или какого-либо рода серьезным отношениям негласно относились с безмолвным неодобрением, потому что рискованно, потому что опасно и потому что невероятно больно, впрочем, самих объектов подобной немилости это волновало в самую последнюю очередь, за что их оставалось только по-своему уважать и ненавидеть без явной злобы. Галахад же предпочитал не обращать на это ровным счетом никакого внимания, издавна приучая себя к мысли, что некоторые стороны жизни или предадутся забвению, навсегда покинутые в далеком прошлом, или так и останутся непознанным. Приятного в этом, несомненно, мало, зато искомой стабильности в каждом начинании – сколько угодно.

…теперь Гарри не так уверен собственных намерениях.

Казалось бы, что может стать причиной того, что на пятьдесят первом году своей насыщенной жизни человек вдруг перестанет смотреть на окружающий его мир через одну призму восприятия, дарованную ему работой и долгом, взглянет на него с другого ракурса и оглянется по сторонам, подмечая что-то новое, что-то доселе совершенно чуждое? Не то чтобы у Харта совсем не было ответа на свой вопрос, предположения всё-таки имелись, но они не только не решали потенциальной проблемы, а напротив, способствовали её возникновению. Это обескураживало, настойчиво пыталось выбить почву из-под ног, но гормоны Гарри «отбушевали» своё множество лет тому назад, и поэтому маячившая на горизонте дилемма не столько волновала, сколько вызывала неподдельную досаду и в какой-то мере даже злила, но раздражение это было приправлено своего рода азартом: во что всё выльется в конце концов, какими будут последствия в большинстве своём – плачевными или стоящими всего проделанного пути, – не пожалеет ли кто из них? Стороннему наблюдателю может показаться, что думать о конце ещё рано, на что мужчина с улыбкой поделился догадкой, что это, должно быть, проклятье человека, дожившего до средних лет фактически чудом и благодаря немалой наглости взять за основу мысль, что он может выйти сухим из воды, какие бы ни были в ней «примеси» – рано или поздно ум начинает работать именно в этом относительно безрадостном направлении, сметая все мелкие радости, попадающиеся на его пути.

А ведь с младшим Анвином действительно многое было иначе. Они оба чему-то научили друг друга в тот непродолжительный отрезок времени, бравший своё начало от их знакомства и обретший завершение в шальной пуле, обратившей половину его лица в безобразный кратер о двух концах. Он сам учил молодого человека быть настоящим джентльменом, достойным будущим секретным агентом, что ж, а Эггзи напомнил ему, каково это – быть человеком. Его протеже восторгался всем новым и многообещающим, и мужчина вместе с ним предавался ностальгии, воскрешая в памяти те дни, когда он только попал в этот дикий, опасный, но безусловно чарующий мир шпионов. Это сбрасывало с него бремя прожитых лет, и дышать становилось значительно легче. Кто бы мог подумать, что однажды у него-таки откроется второе дыхание, да ещё и в унисон с чужими ахами восхищения. Спустя столько лет и страниц его истории – и вдруг компания.

…Я хотел сказать что-то красивое, и потерялся в мыслях. Я к тому, что... мне кажется, что... у меня на вас химия.

В первое мгновение Харт даже смутился. Нет, не из-за слов Гэри, то есть связь с ними, само собой, была, но не прямая, а из-за того, что, погрузившись в собственные размышления, он прослушал большую часть того, что в это время говорил ему парень. Кажется, он продолжал извиняться, и мужчина был готов поклясться, что кличка ДжейБи там тоже прозвучала, но последняя фраза, безусловно, представляла самый большой интерес. Как ему стоило расценивать такое признание? Чего ждал от него услышать юноша и ожидал ли чего-то вообще? Разговоры по душам не входили в число тех времяпровождений, которыми Галахад себя когда-либо баловал, поэтому заключение о том, что ситуация критическая, он нашел вполне уместным. С одной стороны, он не хотел ни в коем случае оскорблять чувства Эггзи, невооруженным глазом было заметно, как нелегко дались ему эти слова, а с другой это опасно напоминало безумие. Безумие того плана, развивать или останавливать которое прямо сейчас он не мог по уважительной причине.

– Эггзи, – начало ответа с его имени почему-то уже становилось традицией, позволявшей в данной ситуации собраться с мыслями и настроить себя на самый что ни на есть тактичный лад. Улыбка сквозила даже в его голосе. – Я боюсь, что сейчас говорить об этом… Я хочу, чтобы ты знал, что это не слишком удачно, – он не успел уточнить, что именно – уместность всего разговора на эту тему в данный промежуток времени или сама попытка в принципе, – и, черт возьми, ему столько хотелось сказать, но как назло (а может и к счастью) из внутреннего кармана его пальто раздается сигнал, извещающий агента о том, что объект его пристального внимания, наконец, покинул свой дом, расположенный неподалеку, что означало конец его рандеву с перепончатыми любителями мучного. Уходить и хотелось, и было искренне жаль, но всё-таки служба на первом месте вопреки всему. По крайней мере пока. За будущее, пускай и недалекое, Гарри уже не решался отвечать с уверенностью. – Доброго дня, Эггзи. И старайся крошить куски по меньше, если не хочешь, чтобы бедняги давились угощением, – с этими словами он поднимается со своего места и уходит прочь, унося с собой и всю ту пищу для ума, которую ему еще только предстояло как следует переварить.