Кевин не нравится Сэсилу от слова «совсем».
Кевин не нравится Сэсилу от слова «я хочу, чтобы твоё лицо сожрал пауковолк».
И будь у Сэсила выбор, на встречу с новым коллегой он пришёл бы не с натянутой улыбочкой, но с настоятельной рекомендацией покинуть Найт Вейл прямо сейчас, в качестве неопровержимого аргумента предъявив канистру с апельсиновым соком.  Но свобода его воли начиналась на выборе сегодняшней, да простит Смотрящий, прогулке и заканчивалась на сомнениях по поводу выходного наряда (это считается его свободным временем или сверхурочным рабочим днём? Нужно ли ему надевать новые корпоративные цвета или это не так уж и важно?). А выжить Кевина можно и не в открытую, можно даже и не делать ничего – новые работники всё равно не так уж и часто задерживались на радиостанции дольше двух недель, не считая, конечно, самих ведущих.
- Дня, Кевин, - в голосе Палмера нет ни тени энтузиазма, ни грамма даже наигранной радости встречи. Улыбка тоже сбежала, оставив вместо себя гримасу плохо скрываемого раздражения. Это…этот человек отдавал чем-то мерзким, чем-то отвратительным, чем-то, что было по-настоящему жутким. Возможно, всё дело было в его глазах, непроницемо-чёрных, пустых и беспощадных. Или в этой чёртовой улыбке вместе с пугающе-мягкими интонациями. Вообще, если принимать во внимания тот факт, что Кевин своим внешним видом достаточно близко подходил к определению «оживший ночной кошмар», то его ласковая манера речи, неестественно широкая улыбка, абсолютно чёрные, словно угольным дымом поддернутые, глаза вполне гармонировали друг с другом. На долю секунды Сэсил даже попытался  поразмышлять над тем, как это работает: что подходит к чему? Одно к другому или наоборот? Что было раньше – яйцо или голос, характер или неизменные вкрадчивые нотки? Оболочка или лицо? Наверное, стоит вывесить опрос на эту тему на сайте их радиостанции (если когда-нибудь адрес в строке браузера перестанет обращаться жутким внеземным проклятием, как оно обычно бывает). 
И, конечно, нельзя оставить Сэсила один на один с его мыслями, ну конечно, спасибо, Кев.
- Я не забыл, но вечером у меня эфир, потому на этом… эээ… мероприятии я буду вынужден оставить тебя в одиночестве, - самое смешное, это действительно было так – на станции Палмер должен был появиться не позже семи часов вечера, чтобы успеть пробежаться по материалам, познакомиться с новым интерном (кажется, этого выбрало новое руководство) и попить кофе в гордом одиночестве. Учитывая же достаточно скудный набор ценностей Кевина, включающий в себя исключительно карьеру и всё, что с ней связано, пререканий с его стороны последовать было не должно. По крайней мере, Сэсил втайне надеялся, что базовые настройки его новоиспеченного товарища не сильно отличались от базовых настроек его коллег, с которыми уже посчастливилось встретиться много ранее. 
- Я не забыл, - повторил, кажется, уже немного устало. Ну зачем, зачем, спрашивается, повторять одно и то же два раза? – И чтобы успеть в точности по графику и даже  сверх того, думаю, нам имеет смысл уже начинать знакомство с городом.
Чихать Сэсил хотел на расписание, чихать хотел и на новое начальство и на их концепцию ведения дел. Лишь бы поскорее отделаться от этой надоедливой копии, вернуться к рутине, возвращающей его в привычную будничную круговерть. Или в её очень качественную иллюзию, как посмотреть.

Палмер необыкновенным усилием воли утрамбовал прямиком себе в глотку почти что вырвавшееся  язвительное замечание по поводу того, что в слово «замечательный день» они вкладывают совершенно разное значение. В ближайшее время он всенепременно порассуждет о том, как долго можно держать свою внутреннюю мрачную сволочь в узде, а пока лучше постараться абстрагироваться от того, что свободное время он проводит настолько бездарно, хотя планы на сегодняшний день он строил совершенно иные. 
-  Начнём мы… - Сэсил бросил взгляд на радиостанцию, которая, кажется, всем своим видом манила бросить все  и стремглав помчаться баррикадироваться где-нибудь в обнимку с Кошеком и кофемашиной. Они могли благополучно пройтись со стороны центра до старой части города, но тогда придётся делать грандиозный крюк, что, в общем-то, во многих отношениях не очень-то рациональный и быстрый путь. С другой стороны, если не брести через городскую больницу и издательство «Найт Вейл Дейли»… да, пожалуй, так действительно будет лучше. И он как раз избавиться от дражайшего коллеги где-то в районе гроув-парка. Возможно, на излёте даже успеет перехватиться свежим кофе и кусочком D-174 в «Пиццерии Большого Рико». Или  даже успеет заглянуть в лабораторию к Карлосу, принести ему что-нибудь съестное:  этот невозможный человек наверняка опять позабыл про перерыв на ланч за этими своими исследованиями. Стоит поставить ему напоминалку на смартфон, что ли. А то от гастрита в Найт Вейле лечат… довольно радикально. Строго говоря, радикально тут лечат всё: от самых банальных простуд до онкологических заболеваний. Наверное, именно поэтому жители предпочитают разбираться со своей хворью самостоятельно типичной нетрадиционной медициной или же находят спасение в лёгкой и безболезненной (в сравнении с тем, что предлагает местный медицинский персонал это действительно безболезненно) смерти от кровопотери\чумы\чудовищного проклятия, иссушающего жертву в течение года.
- Наверное, для начала стоит сказать пару слов о боулинг-клубе, - Сэсил неопределенно машет в сторону здания, примостившегося буквально напротив. – Не стоит подходить ближе, а внутрь так и вообще лучше не соваться. Не то чтобы  я имел что-то против «Цветка пустыни» или его хозяина, но… кхм… Племена крошечных людей в последние недели откровенно бесчинствуют. Кроме того, эти маленькие разбойники взяли за правило встречать посетителей у самого входа, пытаться атаковать их хлебными палочками. Вообще, это довольно странно, учитывая то, что они не показывались на поверхности… ммм… достаточно долго, чтобы бояться солнечного света и последних альбомов «Panic! At The Disco». А вообще, если не принимать коренное население во внимание, то это довольно неплохо местечко, пусть и за газировку здесь берут  втридорога, а обувь для боулинга так и вообще лучше приносить свою. Следующая остановка – «Арбис». Постарайся, пожалуйста, не отставать и лишний раз не тормозить – у нас очень плотный график и катастрофическая нехватка времени.
Жестом призывая двигаться за собой, он уверенно зашагал в сторону кафе, одного из немногих в городе.
- Я не могу быть объективной стороной в этом вопросе, ты и сам это прекрасно понимаешь, - мужчина только отмахнулся на комплименты городу. Сам он трепетно и нежно любил Найт Вейл (или, по крайней мере, просто всерьез опасался представить себя в каком-либо другом месте), а уж о Дезерт Блаффс был достаточно невысокого мнения, чтобы ставить его в список мест, которые он не посетил бы даже за дополнительную плату. А чтобы не наговорить гадостей проще было только хмыкнуть и многозначительно уставиться куда-нибудь в сторону. Честное слово, за микрофоном вещать как-то проще. Да, иногда он не может сдержать эмоций и его интонации берут вверх над самоконтролем, но и мимика тоже та еще предательница. Наверное, поэтому говорить в пространство намного проще, чем искусство ведения диалога.  С другой стороны, на последнее Сэсилу никогда не приходилось жаловаться, что уж там.
- Ты не выглядишь слишком-то воодушевленным моей компанией. Я тебя понимаю, - вдруг выдает Кевин и Палмеру очень хочется воскликнуть «О! Да неужели?», но вместо этого он только приподнимает бровь, выражая собственное сомнение. И, нет, он едва ли привыкнет к такой вот… очаровательной компании. Зачем  его вообще приставили к Сэсилу? Дэниэл говорил о грядущем ряде консультаций с RJ Дезерт Блаффс, но на разговорах дело и кончилось. Не хватало только этому новому начальству диктовать, как ему делать свою работу. И не то чтобы он был нетерпим к критике, совсем нет. Просто ему мало нравилось такое беспардонное вторжение не только в Найт Вейл, но и в самые его голосовые связки. И по этому поводу его терзали пока что только самые мрачные мысли, а будущее маячило не самыми радужными прогнозами.

Отредактировано Cecil Palmer (2015-06-24 23:15:43)

В Кевине беспрестанно что-то ползло, менялось, двигалось, тянулось, будто под кожей струилось нечто, пытаясь прорваться. Сэсил взглянул на двойника пристально, внимательно и фактически не мигая.  На целое мгновение ему показалось, что вот прямо сейчас произойдёт что-то… что-то…. Но наваждение таяло с поразительной быстротой, и  теперь его снова не покидало ощущение, будто вот сейчас тонкую маску лица Кевина прорвут клыки, и он сожрет Палмера в один присест. Жуткое и пугающее существо, обзаведшееся парой  бездонных  глаз, в которых  не читается ничего, и лицом, жизнерадостно заявляющим, что читать-то в общем-то и нечего — всё самое необходимое ему и без того известно.
Он сказал, хотел сказать, что у них было по-другому, возможно совсем давно, а может и совершенно недавно. То есть, они не всегда были такими, какими их сейчас видит Сэсил и все остальные жители Найт Вейла? Какова вероятность того, что их город тоже… «изменили»? Два восхода, никаких «происшествий», никакой темноты? Он хочет спросить, каким раньше был Дезерт Блаффс, но решает, что ничем хорошим это не закончится. Он и сам пытается хаотично рыться на полупустых полках памяти, но прошедшее время раздаётся в ушах белым шумом. Что ж, вполне предсказуемо. Но как бы то ни было, он не хочет никаких перемен. Он не хочет менять ранее наступление темноты на бесконечный свет, не хочет отдавать демонов из-под кровати взамен на кристальную ясность действительности. Ему не нужна рациональность, не нужна закономерность и логичность. Ему нужен его город, который существует в собственной системе координат. Ему нужен его город, в котором детей учат не правилам оказания первой помощи, но песням, которыми древние ацтеки призывали дожди. И, в конце концов, он хочет, как и всегда, преподносить  жертвы железному монстру, символизирующему дух вечноголодного индустриального общества, в дни чистки улиц. Бог в мелочах. Найт Вейл в мелочах. Поэтому они стоят того, чтоб за них цеплялись.
— Не нахожу, — сухо констатирует Сэсил, ощущая удушливую волну презрения вперемешку с невероятным желанием высказать всё, что он думает о его руководстве. Если СтрексКорп начнут изменять всё, до чего дотянутся их цепкие щупальца, он станет точно таким же, как и Кевин. И от этой мысли он невольно содрогается. Конечно, он сам находится под пристальным контролем Тайного Правительства, но никто и никогда не делал из него безмозглую марионетку с ограниченным эмоциональным диапазоном — у него всегда была хотя бы иллюзия выбора.
— «Арбис», — голос тут же теплеет на добрый десяток градусов.  Конечно же с этим кафе у него связаны совершенно особые воспоминания, и Кевину столь пикантные подробности знать без надобности. Хотя, конечно, о личной жизни местного радиоведущего только совершенно глухой и недалёкий ещё не прознал. Удивительно, что Карлсберг тоже в курсе. — Очень удобное местечко, если ты позабыл с собой ланч или просто решил отдохнуть после тяжелого трудового дня. Не далее как месяц назад вокруг «Арбис» разразилась самая натуральная война: оказалось, что один из сотрудников способствовал переселению неупокоенных душ, тем самым способствуя поголовному перенаселению жителей внутри других жителей. Скандал удалось свести на нет только справедливым судом. То есть, неудачливого некроманта предали на растерзание тем, кому он наобещал тела.  Как по мне, так это довольно печальный конец, я знал этого парня и он был действительно славным малым. По крайней мере, я не думаю, что до этой авантюры он додумался сам, он ведь всегда был слишком сильно подвержен чужому влиянию. Да и никто из усопших так и не получил полноценного шанса почувствовать себя чуть менее мертвыми.
Комплимент о собственных талантах Палмер пропустил мимо ушей. Ещё бы! Он ведь далеко не первый год зарабатывает себе на хлеб (конечно же, только на тот, который ну никак не содержит пшеницы или любых намёков на злаковые) с маслом, посредством болтовни.
— Городская больница находится несколько дальше, вблизи от стоянки трейлеров. Только рядом с госпиталем лучше не селится по весьма очевидным причинам, — ни для кого не секрет вопиющее количество опытов над жителями. Конечно,  расстояние до медицинского центра всея Найт Вейл никак не поможет вам, если врачи-похитители решат, что сегодня ваша очередь страдать во имя Гиппократа, но видимость безопасности и спокойствия ценили все, хотя и прекрасно осознавали, что никто не защищён и не может находится в полной безопасности. Никогда. Как хорошо, что статус общественного деятеля давал грант неприкосновенности и самому Сэсилу, и его близким.

Отредактировано Cecil Palmer (2015-06-25 13:10:28)

— Хорошо, через дорогу…. — Сэсил отворачивается в сторону мрачного фасада ратуши, но ему тут же почудилось, будто сквозь его тело пропустили маленький заряд электричества. Конечно, недостаточно сильный, чтобы ему стало слишком больно, но достаточно ощутимый, чтобы волосы на загривке встали дыбом.  Он запинается. Сегодня четверг? Если да, то у города плановая репетиция апокалипсиса  —  Найт Вейл переставал существовать, о чём многие прочно забывали на утро пятницы. Но сегодня вторник.
И иногда происходит то, чего не ожидаешь.
Иногда кажется, что ты просчитал все возможные удачные-неудачные вероятности, что подготовился ко всем ударам судьбы. А потом ты оборачиваешься и видишь свою копию, харкающую кровью, захлёбывающейся в ней. Добрые полторы секунды Сэсил, словно завороженный, наблюдал за тем, как лениво кровавые дорожки прочерчивают бледное лицо двойника, с каким натурально животным ужасом он шепчет в пустоту о том, как ему больно и ещё что-то, что разобрать не удаётся.
Кровь, господи, как много крови.
За свою долгую жизнь в Найт Вейле Сэсил действительно повидал очень многое, а потому справиться с оцепенением у него удалось довольно оперативно. Он не начал долго и изобретательно ругаться, судорожно перерывая карманы в поисках смартфона. Бухаться на колени и молить свои богов о помощи он, впрочем, тоже не спешил — на этой неделе все предпочли молиться покровителям водных пространств, а в делах медицинских они явно были так себе помощниками. Вероятно, Стрекс не оценит потерю вот такого вот… ценного кадра (хотя, конечно, Сэсил мало что понимал в том, насколько сильно  новое руководство ратует за безопасность собственных кадров (или насколько далеко продвинулись их технологии по воскрешению)). Вероятно, и Палмеру что-нибудь перепадёт за то, что он никак не помог коллеге, пока он истекал кровью почти что в центре города (хотя, конечно, никакой инструкции на этот счёт не было — он проверял (более того, теперь ему разрешено было охотиться на своих интернов для редекорации или обустройства радиорубки на совершенно новый манер (и это было совсем странно, если честно (нет, серьезно, за это надо руки отрывать — в радиорубке заливать аппаратуру кровью  и орошать всё, на что падает взгляд, внутренностями))). И, ох, ладно, какой пример он будет показывать юному поколению, если позволит Кевину умереть вот так легко? В смысле, зачастую жизнь — череда разочарований, страданий и угасание, как оно есть. Ненавидите своего врага? Предоставьте ему возможность жить долго. Очень долго.
С другой стороны, шептал некий змеиный голос в  голове, когда он осторожной поступью приближался к Кевину, если задушить его прямо сейчас, у нас будет вдвое больше органов.
— Ох, отличная попытка, шериф, но мы уже это проходили, — промямлил Палмер, не без брезгливости прикасаясь своими ладонями к окровавленным щекам двойника. — Не самый лучший день для проверки населения на жажду крови. И, Кевин, слушай мой голос. Ты слышишь меня? Кевин, Кевин, Кевин….
Это могли быть значительно увеличенные в мощности воздействия Тайной Полиции на мозг новоприбывшего.
Это могло быть проклятье интерна Тигана (парень уж больно интенсивно увлекался эзотерической практиками, даже пару раз его задерживали за незаконное использование вуду-кукол в три и пять часов утра).
Кровь попадала ему на рубашку, пара капель пришлась на джинсы и покрытие оксфордов дымилась при близком знакомстве с эритроцитами («Они были совершенно новыми, песчаная буря тебя поглоти!»). Сэсил напряженно вглядываясь в тени и кактусы вокруг, на случай, если кто-нибудь из агентов Тайной полиции, несомненно следивший за ним самим или гостем их города, не решит вмещаться.  Люди оборачивались, проходя мимо, и улыбались ему, кто-то засмеялся, позвав его по имени. Кажется, их тут приняли за парочку старых соперников, которые решили уладить свои разногласия астральными боями, победителем из которой вышел Палмер, прямо сейчас высасывающий душу из проигравшего. Если бы всё было действительно так….

Симфония яростной агонии на несколько ладов: печальное кап-кап крови о песок, о дымящиеся ботинки, рубашку - largo; шумное прерывистое дыхание  — adagietto; тихие жалобные полустоны-полувсхлипы —  andante; полузадушенный, бесконечно испуганный и кричаще-тревожный шёпот раздаётся роковым allegro molto в ушах, отдаётся хрустальным эхом внутри черепной коробки, оборвавшись вместе с каким-то судорожным огоньком жизни на лице Кевина. С убийственной ясностью Сэсил начинает понимать: вот оно, то, что так судорожно искало способа прорваться, попытаться предупредить сквозь тонкую плёнку запрограммированной куклы. Он чувствует стальную хватку утопающего на собственных кистях, когда Кевин уже успевает заново вернуться в режим обычного своего функционирования. Жуть подступает к горлу кисловатым желчным привкусом, потому что теперь Палмер снова лицом к лицу с идеальным продуктом Стрекс, перед собственным фантомным будущем. Будущее скалится в беспечной и радостной улыбке, перетирает на пальцах свою собственную кровь и обещает больше не давать волю скудным остаткам собственной человечности. Жалость пронзает его совершенно внезапно, совершенно стремительно, молнией вспыхивает мысль: «Что же они с тобой сделали?»
— Кевин, — голос не срывается и не дрожит, переливается всеми оттенками неба перед грозой, откуда-то издали можно даже услышать отголоски грома. — Расскажи мне, как именно СтрексКорп «улучшил» Дезерт Блаффс?
Сэсил понимает, что прямо сейчас балансирует на грани пропасти, потому что есть такие вопросы, которые лучше никогда не задавать вслух. И кто-кто, а он прекрасно об этом знает. Нужно добавить спасительное «Мне это необходимо. Для работы, конечно же», но он молчит, и, кажется, совершенно не обращает внимания на предложение продолжить. Он и с места не сдвинется, пока не услышит того, что хочет услышать. Хотя, конечно, он ведь и так узнал сверх того, что знать должен. Если он забудет... если его заставят забыть, он всегда сможет обратиться к записям, опережающие его дальнейший жизненный путь на несколько минут вперед. 
Когда, когда именно город-сосед на всех флагштоках с гордостью пустил «продуктивность и трудоголизм», разгоняя привычный загадочный мрак, затягивающий эту пустыню испокон веков? Когда на лицах обитателей этого проклятущего места заиграла ненатуралистичная улыбка? Когда стандартные понятия о красоте и гармонии заменила кровавая вакханалия? Вопросы гулко ухают в брешь воспоминаний, рассыпаются на тысячу символов алфавита Атлантиды и застывают.
Это глупо, шепчет внутренний голос (возможно, это снова шериф Тайной Полиции, тогда это не добрый совет, а прямое указание  к действиям), но Сэсил полностью его игнорирует. Не зеркала его погубят, честное слово, а баранье упрямство, чрезмерное вольнодумие. И пусть лучше он умрёт за идею, в которую верит всем сердцем, чем вот такой куклой продолжит бессмысленное существование. Но он не чувствует необходимой железной решительности, которая с головой захватила его буквально мгновение назад, зато чувствует, что его начинает  трясти. Сэсил ощущает себя сплошным комком нервов, не иначе. Он и хотел бы перестать, но был не в силах справиться со всей этой лавиной страшных подозрений и догадок в  одиночку.

Отредактировано Cecil Palmer (2015-07-09 12:38:18)

Громкие мысли мечутся в голове, пробегаются по лбу красной строкой, но он не двигается с места.
Они глядели друг на друга, как почти идеальные зеркальные отражения: Кевин явно получал острые заряды восторга  от описаний акта бесчеловечного обезличивания, а Сэсилу было очень страшно. Палмера трясло и шатало, ему  хотелось бы отправить двойника на съедение холодному безмолвию, помочь стать частицей космического вакуума или даже всемирного молчания, которое всё равно однажды наступит для каждого из нас. Потому что то существо, которое он видел перед собой, не было человеком в полной мере этого слова. Искалеченное, изломленное, оскверненное создание, которому внушили совершенно дикие идеалы, которого выучили видеть эстетику в совершенно уродливом, но упорно не замечать прекрасного в замечательных вещах. Сэсилу было бесконечно жаль его, но в то же время он испытывал невероятное отвращение: словно наблюдал за последними извивающимися движениями погибающего эмбриона. И когда Кевин касается его лица, он отшатывается с непередаваемой гримасой, борясь с желанием потереть щеку, потому что кожу тянуло странным зудом причастности. Коллега снова переходит в новое состояние, без предисловий и предупреждающих выстрелов. Он снова  похож на вулкан, который всегда считает до десяти, прежде чем брызнуть лавой.
Если Кевин непроходимо спокоен, то внутри у Сэсил всё тикало, похрустывало, позванивало и готовилось взорваться. Крупная дрожь заставляла обхватить себя за плечи. Большими и круглыми от удивления_ужаса глазами он сверлил лицо своей копии, этой поломанной подделки, а потом совершенно переменился в лице: словно что-то щелкнуло в его голове, поспешно накатывая свинцовой ярости. Он злился не на  Кевина, потому что он совершенно точно не был виноват в том, что с ним сотворили. И всё же, всё же...
— Отрватительно, — буквально выплевывает это Кевину в лицо. — Ужасно. Мерзко. Грязно. Чудовищно. Ты действительно получаешь такое несказанное удовольствие от того, что расписываешь, как из человека тебя превратили... вот в это? Куклы, на которых можно спихнуть всю грязную работу, предоставляя им иллюзии радости, которая даже и близко не подступается к истинному счастью, что вы имеете, а? Что? Двадцать четыре часа работы на сумасшедшую компанию, не имеющую даже приблизительных представлений об истинном устройстве мира? Избавление от воли и желаний?
Он отступает на шаг, начинает медленно пятиться, хотя для пущего эффекта ему стоило бы подойти вплотную, тыкать пальцем в грудь Фри, ставя смачные ударения на каждом слове, но он не хочет смешивать свое личное пространство с этим созданием, потому что его и так затопило тошнотворное и липкое ощущение чего-то в корне неправильного, стоило только посмотреть-то на Кевина, а уж если слишком близко подойдет, то, наверное, это треклятое ощущение станет роковой причиной его смерти от асфиксии.
— И знаешь, что самое печальное? Ты позволил им сделать это с тобой, позволяешь, наверняка продолжишь позволять. А то, что оставалось в тебе от человеческого существа, — чувствующего, наверняка чувствующего, эту невероятную боль за то, что с ним сделали— ты душишь. И я не позволю, не позволю, не позволю...
Он сдавленно выдыхает, прикрывает лицо руками, пытается как-то успокоиться. Потому что чувствами эту войну не выиграть. Потому что эмоции — это слабость. Хорошо, ты можешь показывать боль и обиду, но только лишь перед теми, кто простит и забудет. Враг помнит, враг копит и ждет, когда сможет использовать твою слабость против тебя.

Отредактировано Cecil Palmer (2015-07-12 11:12:02)

Идеал в понимании Сэсила включает в себя нестерпимо прекрасную индивидуальность, седые виски и мягкую улыбку.
Идеал в понимании Сэсил — светлые локоны по плечам вниз, уверенные и отработанные движения, сияющие глаза и «заходи почаще, Сэс, Джейнис и без того стала жаловаться, что дядя Палмер зажрался и позабыл семью».
У идеала может быть россыпь веснушек по всему телу, совершенно удивительная линия челюсти, толстые роговые очки, юношеский азарт, запасы ледяного спокойствия, нестерпимо обжигающий нрав или набор долгих трепетных взглядов — не столь важно. Идеал подразумевает под собой теплую и трепетную любовь, порой многие такие человеческие и такие земные слабости и недостатки и делают его в каком-то смысле совершенным. Какой резон лебезить перед стерильным образом внеземной красоты и божественной снисходительности [абсолютного хрустального равнодушия]?
Называя вещи «идеальными», никто не думает о реанимационной белизне и педантичном  списке из дозволенного_недозволенного: сынок, ты можешь делать а, б, в и г, но не вздумай даже помыслить о д и ж, иначе прилетит большая желтая птица, схватит тебя своим хищным жёлтым клювом и унесется в поднебесные дали. Зато именно так мыслит Дезерт Блаффс, и, видят боги, уж кто-кто, а они настолько далеки от образа чистого и неприкосновенного идеала, насколько только могут быть далеки от этого живые существа. Возможно, на деле у них всё и не настолько печально, но издержки собственной категоричности мужчина успел вынести им приговор, составил пухлый необъективных причин, по которым новые коллеги уже никогда не переползут черту «брезговать и выдавать тысячу и одну пакость за_в глаза». Однако, Стив Карслбер постепенно поднимается со дна самых богопротивных личностей в его окружении. Хорошая работа, Стив, но над грамматикой поработать тебе стоит в любом случае.
— Всего, что делает меня мной, ты хотел сказать, — едко парирует Палмер.  Это ведь так до смешного просто —  играючи расколоть сознание напополам, выкинуть всё ненужное, оставить нужное и кособоко склеить осколки. Вуаля, идеальный работник, преданный до фанатичной дрожи. Конечно, не человек-то толком, не зверь, не животное, хотя оперирует явно не только рабочей этикой, но и инстинктами.
Сэсил глядит на Кевина сквозь пальцы, наблюдая за внутренней борьбой, он отнимает руки от лица. Слушает напряженно, настороженно, готовый в любой момент дать отпор или бежать стремиглав. Смех, надломленный, с кровью на губах [почему он тоже чувствует острый металлический привкус, почему] ощущается ударом плети по спине —  он вздрагивает, слушает жадно, приникает к словам, словно изможденный путник, нашедший-таки источник в бескрайней пустыне.
—  Так и не жил бы, —  выдает совершенно неожиданно для самого себя. —  Ты же можешь хоть бы этим решением пресечь их власть над тобой; показать, что ты человек, ты еще способен принимать решения, которые действительно имеют вес.
Он сомневался, будто у двойника есть родные и близкие. Он вообще сомневался, может ли он ощущать привязанность основным своим существом. С другой стороны, если у него действительно кто-то остался, кто-то, ради кого еще стоило жить, то это могло объяснить очень многое.
Палмер хочет спросить об этом, но на губах Кевина ядовитым плющом расцветает та самая улыбочка. Сэсила невольно кривит от отвращения.
Посмотрим, запальчиво думает он, ещё посмотрим.

Отредактировано Cecil Palmer (2015-07-25 09:52:08)