Дэмиену было тринадцать. Если прикинуть, это было достаточное оправдание, чтобы за свою недолгую жизнь ни разу не испытывать похмелья — ну, он так думал. Как-то случилось, что его накачали наркотой, и, если честно, ощущение тогда было охренительно дерьмовым, но что-то подсказывало ему, что это другое.
Сейчас Дэмиен думал, что лучше уж психотропные, чем всё это дерьмо.
Он попытался открыть глаза — вышло плохо; свет резанул, и Уэйн-младший совершенно искренне проклял всё происходящее, кажется, вслух. Он не был уверен: даже собственного голоса слышно не было.
Грёбаное дерьмо.
Вторая попытка открыть глаза оказалась удачнее: мир вокруг всё ещё казался подозрительно ярким, а по потолку расползлась сетка трещин, и с него, кажется, сыпалась штукатурка двадцатилетней давности — Дэмиен, по крайней мере, надеялся, что это штукатурка, а не начинают отваливаться куски следующего этажа. Иначе. Ну. Будет довольно неприятно. Но об этом он сейчас предпочитает не думать; сосредоточиться на чём-то конкретном всё равно оказывается достаточно сложно.
Ему удаётся приподняться на локтях с первой попытки — охренительная новость: его организм наконец-то вспомнил о том, что его, вообще-то, девять лет тренировала лига убийц, а потом ещё четыре — придурок в костюме летучей мыши. Один придурок, правда, сменялся другим, но разница, если подумать, была не столь велика.
Дэмиену стоит больших усилий не повалиться обратно на пол, так что он хватается руками за голову, стараясь не вслушиваться в бубнёж на, кажется, китайском (он не уверен, а разобрать отдельные слова ему всё равно не удаётся), доносящийся из телека или радио — ух-ты, тут есть телек или радио, хоть какая-то цивилизация; от света уже не болят глаза, зато в голове звенит, но это пройдёт — секунд, может быть, через пятнадцать это даже станет возможно переносить без раздражения.
Он моргает несколько раз, прежде чем оглядеть помещение, и выводы, если честно, неутешительны: в комнате едва помещается кровать, шкаф и (всё-таки) телевизор, из которого всё ещё доносится невнятный бубнёж. Дверь, насколько он может судить с противоположной стены, закрыта, но выглядит так, словно от прикосновения рассыплется в щепки — его бы это мало удивило, на самом деле, здесь вообще всё вызывает подобные мысли.
А ещё тут на кровати девушка в инопланетной броне и с неестественным цветом кожи. Миленько.
У Дэмиена возникло острое желание застонать и побиться головой о стену. Стена была далеко, с первым пунктом проблем не возникло.
Ещё он надеется, что это не труп.
Потому что если подружка Тодда всё-таки мертва, разумное объяснение придётся придумывать именно ему. А разговаривать с Тоддом больше положенного хотя бы на двадцать секунд в планы Дэмиена на ближайшее будущее не входило.
Он сжимает переносицу пальцами, заодно осознавая, что на лице всё ещё маска, что уже неплохо, и пытается вызвать в памяти последнее, что он вообще помнит. Память радует неразборчивыми вспышками и упорно не желает собирать картинки в единое целое.
Он помнит нечто относительно напоминающее погоню, он помнит Тодда, рыжего придурка в кепке, которого видел с ним уже пару раз, и ту самую инопланетную девку, развалившуюся сейчас на диване — Корианд’р, или как её там звали. Сложно не запомнить.
Дэмиен помнил идиота в дурацком жёлтом пальто, называвшим себя как-то в духе всей этой местной своры недозлодеев, который носился по городу с угрозой взорвать всё к хренам и ухитрился где-то откопать инопланетные технологии — собственно, единственная причина, по которой на него вообще стоило обращать внимание. В Готэме и без того творится всякое дерьмо двадцать четыре часа в сутки. Когда дерьмо становится инопланетным, шанс того, что он привлечёт внимание всех прочих фриков в костюмах, возомнивших себя величайшими в истории врагами человечества, становится слишком велик.
В целом: чёрт бы побрал Брюса и его дела с Лигой. Толпа безответственных дегенератов, ни на что в итоге не способных самостоятельно. Какое-то дерьмо имеет поразительную тенденцию случаться именно тогда, когда Бэтмен из города сваливает.
Дэмиен помнил, как почти поймал того придурка — а потом тот всё-таки сообразил, как пользоваться своей чудо-пушкой, и, если честно, это была самая хреновая новость за прошедшие сутки.
И вот мы здесь.
Грёбаное инопланетное оружие и грёбаные придурки, пытающиеся им пользоваться. Не умеющие, но пытающиеся.
Грёбаный Тодд со своей компанией идиотов, лезущих, куда не просят — серьёзно, если бы они так не шумели, он бы успел вырубить того парня по-тихому. Но куда там.
Самое время вставить “я же говорил”. И не то чтобы он говорил именно об этом, но он с самого начала знал, что идея с привлечением Тодда и его друзей, или кем они там ему приходятся, ни к чему хорошему не приведёт. Не привела же.
После этого — только зелёные (почему они вообще всегда зелёные) вспышки, и пуф — абсолютное беспамятство, чёрная дыра в воспоминаниях, и нихрена, абсолютно н и х р е н а больше.
Как же он ненавидел подобное дерьмо, серьёзно. Кто бы знал.
Дэмиен прикидывает, что с момента пробуждения прошло где-то две с лишним минуты, а пол под ногами всё ещё не начал осыпаться, никто не попытался застрелить их из окна соседнего здания, ничего не взорвалось и таинственный голос из телевизора не начал нести никакого заумного бреда — это вряд ли можно было считать успехом, но Дэмиен полагал, что убивать их по крайней мере в ближайшие минут десять никто не собирается. Иначе всё это имеет очень мало смысла.
Если смысл, конечно, присутствует здесь и сейчас в принципе. Потому что, если честно, всё это походило на какой-то полнейший пиздец, и даже не на уровне “ой, у нас тут проблемы”, а скорее “ой, случившееся неведомое дерьмо действительно неведомое, кто ж знал”.
Вкратце: Дэмиен ненавидел сюрпризы.
Парню, который пытался выкинуть нечто в таком духе, его мать сломала шею, даже не моргнув глазом. Талия, говоря откровенно, всегда являлась той ещё сукой, но в этом с ней Дэмиен был чуть более, чем полностью солидарен.
Поэтому, какая бы херня сейчас ни происходила, первым пунктом в плане “найти ублюдка, который это сделал” будет феерический полёт этого парня с крыши.
— Просто охренительно.
Подняться на ноги удаётся с первой попытки, и его даже не пошатывает — это можно считать определённым успехом. Китаец с экрана продолжает о чём-то нудно рассказывать, и Дэмиен улавливает только пару едва знакомых фраз, которые ему говорят разве что о том, что погода за окном не по здешним меркам охренительно жаркая, а это ему крайне мало что даёт. Незнание бесит. Сейчас, в целом, всё бесит, но грёбаный телевизор — особенно.
Уэйн окидывает комнату взглядом (всё ещё ничего не взрывается и не угрожает стать потенциальным орудием убийства, отлично) и подходит к кровати — девушка всё ещё находится в отключке, и у Дэмиена возникает шальная мысль потыкать в неё чем-нибудь (она определённо жива — чудно, не придётся объясняться с Тоддом) или просто бросить здесь и свалить нахрен, потому что, серьёзно, он ей ничего не должен.
Слишком много проблем.
Слишком много всякого дерьма, к которому он не был готов.
Дэмиен испытывает острую необходимость в избиении хоть кого-нибудь, но под рукой не находится ничего, что можно было бы даже кинуть в успевший совсем выбесить телевизор эпохи Мао Цзэдуна. Он ощутимо встряхивает девушку за плечо, потому что времени у него, в общем-то, нихрена нет — что бы там сейчас ни происходило, в ситуациях с внезапным пробуждением чёрт вообще знает где нельзя медлить в принципе. Это что-то вроде элементарных правил поведения в подобных ситуациях.
— Давай, у меня нет времени торчать здесь весь день.
Ему срочно нужно выбить зубы паре ублюдков.
И, к слову, он официально ненавидит всю эту инопланетную херню.