Мы – из крови. Кто-то из крови нечистой, кто-то – из святой крови, кто-то закалял свою кровь в боях, неважно с кем и неважно при каких обстоятельствах. Кровь закаляет нас: стоя в луже крови или же видя кровь на свои руках или на одежде, когда твой враг повержен и уже не дышит, она заставляет нас чувствовать эйфорию, ловить кайф и просто наслаждаться победой, но стоит все больше и больше отдаваться безумию крови – ты не ступишь обратно с пути, выбранного тобою, возможно, что безумие поглотит и тебя, скоро сравняв тебя с землей, ведь по душу грешную рано или поздно, так или иначе, придут.
Он, узнав о своей болезни, впрочем, почему-то догадывался, что как-то со своими правилами в жизни долго не протянет, поэтому решение также не заставило себя ждать. Слухи о Ярнаме доходили очень часто, равно как и о чудодейственных исцелениях, которыми одаривала местная церковь, хотя никто так и не видел очевидцев тех событий или непосредственных участников, отмахиваясь на вопросы и отвечая, что мол, кто-то говорил, а он просто услышал и решил передать из уст в уста. Конечно же, были и те, кто посмеивался над вопросами, осведомляясь, а не являлся ли он сумасшедшим, правда, истинные мотивы были успешно сокрыты, и в ответ просто следовало «Я хочу увидеть чудо Церкви». Что бы потом ни говорили, но легче было прикинуться фанатиком или же верующим, особенно в мелких деревушках, нежели чем признаваться в том, что уже носишь в себе болезнь, хотя долго и не задерживался, а предпочитал ночевать в безлюдных местах, абсолютно игнорируя прихоти погоды и условий, в которых оказывался. Города он предпочитал обходить стороной, как и места с большим количеством народа; те, кто попадались ему по дороге, спрашивали, куда вел путь путник, пытавшийся скрыть свое лицо под капюшоном,  а когда им было в ответ, что путь его ведет вестник Божий, указывающий ему дорогу в Ярнам, то многие или спешили покрутить пальцем у виска, тем самым говоря не самым лестным образом о его намерениях или же о том, что он окончательно сошел с ума на религиозной почве. Возможно, встречавшиеся ему люди были отчасти правы насчет сумасшествия: иногда он просыпался среди ночи от собственного крика или же от бессвязного бормотания, от которого создавалось впечатление, что находился здесь не один.
Кровь делает нас людьми. И делает нас убийцами. Таков уж закон природы, закон, которому подчиняются все – от мала до велика. Будь ты священником или крестьянином, будь ты из древнего благородного рода или просто путник, ищущий приключений, - кровь течет в твоих жилах, исцеляя или убивая. Возможно, что безумие – это исцеление и дар видеть мир в более ярких красках иди же в более мрачных – все зависит от того, кто примет такого рода «дар».
Ему приходили мысли послать все к чертям и остаток быстро утекавшей жизни провести, охотясь в лесу и добывая себе тем самым все необходимое для вполне безбедного существования, но зов Ярнама был сильнее. Во снах своих ему казалось, что колокол на соборе Ярнама звонит по его душу, оповещая жителей и прочих тварей о новой душе, присоединившейся и исцелившейся. По мере приближения к месту прибытия он уже начал путать явь со сном: колокольный звон, как ему казалось, был слышен во всех уголках города, встречавшего пришедшего на закате последнего дня его путешествия. Все тело ныло и просило отдыха; может, это сказывалось то, что последние три или четыре дня он прошел почти что без остановок, игнорируя даже менявшуюся вокруг него обстановку, приобретавшей черты заброшенности, а вокруг витал дух смерти, едва ли заметный для тех, кто уже не различал мир фантазий и реальности.
На пороге Ярнама его застало не только облегчение, но и желание, подвластное чьему-то шепоту, едва сладострастное, но и почти неслышимое. Это как ветер, игравший с опавшими листьями; да, когда-то ему было отрадно видеть осень, золотистую и игристую, веселую и неприхотливую; в облике той осени он видел улыбки прекрасных женщин, их сладострастный шепот подобен ветру, а сейчас, сейчас оказался совсем при других обстоятельствах. Его уже не пугает неизвестность, которая несколько месяцев назад не покидала душу, метавшуюся меж двух огней. А вот смятение, возникшее сейчас, его пугало больше всего, ведь сейчас предстояло сделать нелегкий выбор, от которого в дальнейшем будет зависеть его жизнь.
Безумны те, кто одержим жаждой крови. В безумии своем они пытаются найти себе оправдание, уничтожая всех здравомыслящих и понимающих суть происходящего. Возможно, что безумцы в своем роде правы; возможно, что кровь в них породила и другую правду, искаженную, но отчасти правду. Истинная правда становится искаженной в разных понятиях; правду искаженную невозможно отличить от правды истинной.
Он принял приглашение от старого инвалида, всю дорогу по пути к клинике бормотавшего о крови, впрочем, путь был недолог, а может время приобрело здесь совсем иные очертания. Возможно, что и колясочник – бред его умирающего мозга, потому что стоило подойти к лестнице, как сопровождавшего словно и не было, хотя что тут говорить: Ярнам по сути был частью бреда, порожденного болезнью, перевернувший его обыденный день с ног на голову и заставивший рассматривать его приоритеты совершенно иначе.
Кровь дает жизнь. То, куда он попал, теперь было неважно, по крайней мере представившееся обыденный человек счел за кошмар, но для него, пришедшего в город за помощью, это кажется привычным ходом событий, порождающий в себе массу последствий.
С уст срывается стон, затем последовал хриплый кашель, возвещавший о пробуждении. Кто он и как сюда попал? Имя, пришедшим первым на его ум, не прояснило толком ничего, скорее наоборот заставило удивиться, потому что «Охотник» - это скорее сочло бы под обширное понятие нежели под чье-то определенное имя. Осматриваясь по сторонам, мужчина пытался найти хотя бы какую-нибудь зацепку, но вместо этого не находит ничего кроме назойливого и внезапно возникшего шепота в голове, требовавшего выбраться на улицу.         
Кровь вызывает неутолимую жажду. Кровь порождает в нас действие, вызванное ее видом, ведь она всегда манит, всегда требует больших жертв, и ради нее всегда будь способен пойти на большие жертвы. Кровь порождает в нас кровожадных зверей, воспринимающих убийство более чем обыденное дело, утоляя жажду крови и свою собственную жажду. Мы все – звери, рано или поздно истинная сущность вырвется наружу, обнажая самые темные закоулки наших душ.
Спрятавшись за одним из надгробий и задержав дыхание, мужчина зажимает рану на левом плече, прислушиваясь к ненасытному зверю, с которым имел честь встретиться в клинике Йозефки. Что он здесь делал и как вообще твари такого рода проникли в мир? Когда рык зверя утих, равно как и шаги, Охотник выглянул с опаской из-за плиты, осматриваясь вокруг и окончательно удостоверяясь об отсутствии иных сомнительных объектов. Ему не хотелось снова сталкиваться – при нем не было необходимых вещей для дальнейшего проживания в Ярнаме.
Город был прекрасен на закате, а громоздкая и мрачная городская архитектура попавших сюда в первых раз людей приводила в восторг и удивление, но это было когда-то давным-давно, и Охотник про себя отмечает, что теперь и гробы – неотъемлемая часть Ярнама. Избегая толпы и просто личностей, явно приходившихся ему не по душе, он оглядывался по сторонам, пытаясь запомнить каждый кирпич или же выделяющуюся деталь, делавшее каждое здание по-своему особенным, но увы, от наблюдений пришлось отказаться, когда в одном из переулков его ушей настиг звук глухого рыка и приближающихся шагов.
Первая попавшаяся под руку дверь неожиданно легко открылась, поэтому тут же ее заперев, мужчина облегченно вздохнул, отходя назад и внезапно оседая на пол от того, что перед ее глазами предстала самая обыкновенная лавка, правда, помнил ли он что-нибудь о них, ведь даже имени собственного он не помнил.
- Кто здесь? – И тут же удивляется собственному охрипшему и постаревшему, но в то же время абсолютно спокойному голосу.