Ей было тошно в стенах. Толстые, холодные камни, темные комнаты - слишком для нее. Весь замок Редклиф был одним куском камня как снаружи, так и внутри. Как бы слуги не топили очаги, было холодно так, как бывало ночью в лагере, когда ты тщетно кутаешься в свое тонкое одеяло, ведь догорающий костер греет только с одной стороны.
Время казалось замерло - все уже знали, что с рассветом они выступают в Денерим, столицу шемов, где многие и отдадут свои жизни в, казалось бы, безнадежной и отчаянной борьбе. Поэтому и было тихо. Кто-то прощался с тем, кто был ему дорог, кто-то надеялся в последний раз выспаться, кто-то был угрюм и задумчив. Где-то на верхних этажах, через время их будет ждать Риордан, который знает, что нужно для того, чтобы стать Серым Стражем. Но это все будет потом, позже, а пока Махариэль сбежала за стену замка. Бежала от всеобщего молчания, от все еще малознакомых спутников, в глазах которых она видела в лучшем случае жалость. Рука ее лежит на рукояти кинжала, которую она сжимает так сильно, что на ладони останется отпечаток. Но эта метка ничто в сравнении с клеймом, которое скверна уже оставила на ней.
Вопреки ее опасениям порождений тьмы в округе не было.
Их разношерстная группа прорвалась в замок, вырезав основную часть нападавших тварей, а прочих, должно быть, теперь держали в стороне патрули. Девушка благодарна за этот спокойный миг, когда солнце касается глади озера, вызолотив округу, еще не оправившуюся после атак на эти места. Это краткий миг, когда она чувствует себя почти умиротворенно.

Отложив лук на траву, Махариэль подходит ближе к кромке воды и склоняется над ней, почти забыв о том, что отражение теперь показывает ей другого человека. Да, ей стало гораздо хуже после смерти Затриана, чья магия больше не удерживала распространение скверны в ее крови и Махариэль тратила последние силы, чтобы держаться достойно и не быть обузой спутникам. Ее часто лихорадило и сейчас эльфийка зачерпнула холодную воду озера и окатила ею свое лицо, желая получить хотя бы секундное облегчение.
Но облегчение и правда оказывается лишь секундным. Жар возвращается почти сразу же и, наверное, даже вздумай она войти в воду это бы не помогло. Девушка качает головой и глубоко вздыхает. Каждый раз она с затаенным страхом смотрит на свою кожу, в ожидании обнаружить ужасные язвы, ждет, когда волосы начнут выпадать клоками и она в итоге станет таким же существом, в которое превратился Тамлен, одержимый и безвольный, обреченный слушать Песню и подчиняться ей.
В гневе Махариэль сжимает челюсти, отказываясь вспоминать недавнее событие, которое изломало ее и без того. Гнев переполняет ее изнутри, сжимает кулаки и рождает в уголках глаз слезы ярости и обиды. Она и сама не знает на что злится.
Скорее всего на себя.
На зеркало.
На мир.
На проклятую скверну!
Махариэль не привыкла быть беспомощной. Махариэль не привыкла быть... одинокой?

Заслышав не без помощи чуткого слуха и охотничьего чутья чужой легкий шаг, девушка спешно утирает соленые дорожки, которые все же проложила на щеках ее секундная слабость. Она быстро черпает еще воду и умывается снова, как будто на и без того мокрой коже написано где ее касались слезы, а где вода, но эльфийке важно стереть любое проявление слабости, которое она не может себе позволить.
Девушка оборачивается и окидывает взглядом подошедшего Стража, их негласного, но принятого всеми лидера - Дарриана. Сложно сказать, каков он, потому что она еще не успела разобраться в спутниках, когда эльфийка вызывалась пойти с ними она просто хотела помочь. Может быть искала смерти, но такой, чтобы знать, что та не будет пустой и бесполезной. Испытывала ли она разочарование, когда ей сказали, что ничем не могут помочь и оба Стража - что Дарриан, что Алистер, не слишком разбираются в делах, а уж тем более в ритуалах, Ордена, ввиду того, что сами новички? Пожалуй, нет.
— Уже отправляемся к Риордану? - уточняет она, вопросительно глядя и не в силах отделаться от ощущения неправильности облика юноши.
Конечно же причина в том, что на его лице не было валласлина. Махариэль никак не могла привыкнуть к тому, что эльфы, которых она встречает, с "голым" лицом... в роли слуг. Ни то, ни другое для долийки в теории открытием не было. Плоскоухие не наносят валласлин. Они попросту ничего не знают об эльфийских богах, о культуре их народа... да и один ли они еще народ? Долийцы принимают тех, кто решает присоединиться к клану, но таких не много. Махариэль помнила круглые глаза Пола, пришедшего к ним и ждущего, что в полнолуние в клане начнутся варварские пляски под луной с жертвоприношениями... или что там болтают шемы о них? Но она помнила и то, как наставлять его было важно. Каждый из них старался поделиться с собратом частью своих знаний, научить, направить.
Как же хотелось домой.
— Знаешь, к нам в клан не слишком давно пришел... один из городских. Он прежде жил в Денериме. Я слышала, что ты тоже. Его зовут Пол, вы не знакомы? - почему-то спрашивает она осторожно, не зная, не прозвучит ли вопрос глупо.
Ведь все ее знания о внешнем мире были совсем крохотными, редко выходящими за пределы рассказов и слухов. Как городские представляли долийцев грубыми дикарями, так может и они были не так хорошо осведомлены о жизни других? То, что она видела в Денериме, по которому они прошлись вихрем, спеша на Собрание, эльфийке не понравилось, даже больше, чем по рассказам.
Почему-то ей не хотелось думать о Риордане и его обещанном Посвящении. В каждом ритуале есть своя сила, великая сила и смысл. Она должна принять на себя долг, который может статься ей не под силу, который она не захочет выполнять.
Но ведь она хотела помочь, а шем говорил, что это важно. Если они не остановят Мор, то все, что приключилось с ней и Тамленом коснется вообще всех, только во много раз хуже. Страшась неведомого долга, что потребует от нее слишком многого, кажется она уже взяла его на себя, пусть даже не будучи Стражем.
Ей хотелось бы спросить у Даррина больше, но она уже получала ответ о том, что подробности раскроются только на самом Посвящении. Было очевидно, что рассказа не добиться, поэтому Махариэль и не настаивала.
— Он тоже рыжий, - впервые за долгое время слабая, но зато не вымученная улыбка трогает губы.
Почему-то ее это забавляет. Рыжие яркие волосы ей нравятся в отличие от голого лица - она все никак не может привыкнуть.

В их маленьком отряде, где фактически были собраны совершенно разные личности, которые уживались друг с другом с трудом и, кажется, только за счет общей цели, Дарриан определенно был лидером. Наверное, кто-нибудь со стороны вряд ли бы смог об этом догадаться, но более внимательный наблюдатель заметил бы косвенные указания на это во взгляде эльфа, его жестах, манере общения с другими, то, как он держится во время боя. Лидера очень быстро обучают и закаляют трудности, и больше его жизнь не принадлежит ему самому в полной мере - он становится тем, кто направляет других. Звучит смешно и проведение подобных параллелей не слишком уместно, но в некотором роде он был их своеобразным Хранителем. Может быть поэтому скажи городской сейчас, что им надо идти, она бы отправилась без споров. Но Дарриан дал ей выбор, и втайне Махариэль была ему благодарна за эту краткую паузу и возможность еще раз осознать и принять то, что ее жизнь больше никогда не будет прежней.

Знакомый присаживается рядом, и девушка склоняет голову, повернув ее в его сторону, чтобы было удобнее смотреть на собеседника, и опускает руки на прижатые к груди колени. Слабый ветерок не приносит прохлады, лишь вяло перебирает седые тонкие волосы и пытается сдуть их на лицо, но, когда пряди привычным движением убирают за длинное острое ухо, шансов у ветра не остается.
Вокруг удивительно спокойно, кажется, что нет никаких порождений тьмы, нет слез и страха перед завтра. За стенами замка в это ощущение нормальности проще поверить, когда не видишь лица людей, уголки губ которых напряжены и вытягивают рты в тонкую линию даже без ведома владельцев. Нет, Махариэль не осуждала никого, ей и самой страшно, пусть и терять уже нечего.

— Спасибо. Я и правда не против немного отложить визит к Риордану. Знаешь, я когда-то прыгала в воду с довольно высокого холма… река шумно устремлялась вниз, грохочущим водопадом, и превращалась в озеро. На высоте, когда смотришь вниз, самое страшное - это сделать шаг и прыгнуть. Внутри все сжимается и ёкает, чувствуешь себя не в своей тарелке, даже если прыгал уже не раз. Чувствую сейчас себя примерно так же. Ты боялся перед своим Посвящением?

Спросила и осеклась, не понимая, как это вдруг, храня молчание столько времени и не особо откровенничая, неожиданно выдала Табрису подобную тираду. Наверное, потому что из всех спутников он кажется ей более подходящим объектом доверия, еще и отчасти из-за того, что они одной расы, хотя разница между ними немала - плоскоухие не просто забыли о своем наследии, они настолько ошемленились, что даже живут один срок с ними. Впрочем, долийцам тоже хвастать особо нечем - немного более продолжительная жизнь и те крохи знаний, что у них есть в распоряжении, на чем и строится их культура... но они точно не оборванцы и разбойники, какими их считают, однако именно со стороны Махариэль особенно больно было видеть всю отчаянность их попыток возродить то, что давно утеряно и продолжает неумолимо утекать сквозь пальцы.

Так же утекает ее собственная жизнь.

А как бы все было иначе? Она жила бы в клане, они с Тамленом продолжали бы изводить Хранительницу своим озорством, однажды она бы вышла замуж за кого-то, кого знает с самого детства, и учила бы своих детей правильно выстругивать лук и натягивать тетиву, вместе с тем рассказывая те легенды, что знала сама, напевая те немногие песни, что у них сохранились. Может быть ее путь должен был так или иначе увести из клана, ведь что она сделала бы, если бы жила вот так? Возможно теперь, если день после завтрашнего для нее наступит, только возможно, но озорной ребенок станет чем-то большим?

Несмотря на эти мысли Махариэль сильно тосковала, и сама это понимала, поэтому у нее не получалось так легко улыбаться, как это вышло у Дарриана, когда она задала ему свой вопрос. С другой стороны, может быть он и не скучал по дому. Все-таки он путешествует уже давно, он привык, да и судя по рассказам немногих плоскоухих, что приходят в клан, особо в жизни городских скучать не по чему.

— О, - только и произносит девушка, почему-то улыбаясь шире, из-за прозвучавших имен, которые звучали как имена членов одной большой семьи, прямо как кочующие кланы, только они в разных городах, тоже разобщены... служат...
Махариэль потрясает головой, отгоняя ненужные мысли, которые сейчас были совсем не к месту. Некоторые вещи она просто не может понять, но, наверное и не должна. Она цепляется мысленно за его слова, чтобы переключить свое внимание на что-нибудь другое и это что-нибудь, причем довольно броское и удивительное, запоздало напоминает о себе, и Махариэль в искреннем удивлении округляет глаза и переспрашивает:

— Свадьба? Постой, ты женат?

Она спрашивает и тут же жалеет о вопросе, на этот раз не потому, что ей неловко, а потому что сейчас Дарриан здесь, числится Стражем и главой их отряда, и ни о какой счастливой семейной жизни речи не идет.
А целая армия порождений тьмы направляется на Денерим, его бывший дом, где его друзья и, как теперь оказывается, семья. Сам же Страж спокоен и непринужденно поддерживает разговор, лишь на доли секунд его губы искривляет горькая усмешка и Махариэль понимает, что их лидер прячет в себе куда больше боли и переживаний, чем показывает. И о них поэтому не задумываются, каждый озабочен только собой и не подозревает, что окружающим тоже тяжело. Самым сильным иногда особенно нужна поддержка.

Страж говорит, но Махариэль успела прослушать часть информации. В непроизвольном жесте поддержки она накрывает ладонь собеседника своей и это выходит просто и естественно, так что неловкости не возникает. Девушка хотела бы сказать слова поддержки, но она не знает, что уместно сейчас, а потому так ничего и не произносит, лишь внимательно изучает лицо Дарриана.
Ей не хотелось поднимать тему возможных сходств и различий, но альтернатива - погружаться в мысли о том, как много выживут из совершенно не готовых к предстоящей атаке на Денерим эльфов, которые никому не будут нужны в тот час, была не лучше. Поэтому девушка качает головой и отнимает ладонь, вновь обвивая руками колени и задумчиво скользя взглядом по водной глади.

— В прошлый раз мы были в городе совсем недолго, так что я мало что знаю о ваших порядках, так же, как и ты о наших. Но я знаю, что Пол боялся приходить, потому что о долийцах складывают всякие жуткие байки, но тем не менее пришел, значит там, в городе, ему было еще страшнее.

Она не много говорила с новичком, тогда было не до того: поиски Тамлена, дни, когда собственная жизнь, только начавшаяся, в сущности, ведь она просто ребенок, Творцы, ей всего-то восемнадцать лет, смешной срок! уже подходила к концу и следовало это как-то принять. Поэтому и общалась с Полом эльфийка не очень много, но он был хорошим, особенно когда перестал опасаться и раскрылся, видя, что дружелюбие вокруг к нему вовсе не напускное и все ему рады, несмотря на бросаемое немного снисходительно "плоскоухий". Но от хорошей дружной жизни не бегут в леса, к жутким долийцам, это девушка понимала точно. Поэтому ей было трудно согласиться.

— Почему тогда вы просто не уйдете? Все вы. Просто не уйдете? Если вы семья, если вы готовы поддерживать друг друга и трудиться на свое благо, а не шемов, то это не так сложно или страшно. Я не понимаю. - девушка смотрит на своего знакомого требовательно, словно и правда ожидает получить ответы на вопросы, которые часто обдумывала и задавала Ашалле.

Ашалле никогда не знала этих ответов, потому что была такой же, как и она, живущая вольно и в клане, который был ее домом всю жизнь. Для названной матери склониться перед шемом, служить ему, казалось дикостью, никто из них не понимал этого. Долийцы не служили, они помогали друг другу в клане, поддерживали, работали на общее благо. И много лет было так и будет впредь.
Вряд ли и Дарриан может дать ответ. В конце концов, он выглядит немногим старше ее, очевидно вырванный волею Творцов из своей прошлой жизни так же резко и беспощадно, как и она. Они оба были куда взрослее, нежели другие в их возрасте, просто потому, что их закалили события, через которые они прошли. У эльфа таковых событий было явно больше, Махариэль видела это в его взгляде. Но было очевидно и то, что эти события не делают его носителем какого-то особого знания и правды, единой для всех. Просто потому что правда у каждого своя. Но почему-то ей важно услышать его ответ. Может быть, ей важно услышать его правду.

Отвечая на вопрос собеседника, девушке и в голову не приходило, что он отнесется к этому настолько серьезно. Но кажется Дарриану и правда было не все равно, возможно он хотел оказать ей поддержку, которой не было у него самого. Надо отметить, что если бы на месте эльфийки был кто-нибудь с менее крепкими нервами, то вполне вероятно, что он, наслушавшись таких откровений, полных подробностей в духе того, что кто-то там из рекрутов, которым предстояло пройти Посвящение, умер, а другой хотел сбежать, но вместо этого был убит... В общем, человек наверняка попробовал бы переплыть озеро Каленхад вплавь. Признаться, засчитать это за хорошую поддержку не получалось. Наоборот, по спине невольно пробежали мурашки, а Фалон'Дин словно коснулся плеча, чтобы позвать с собой и увести по зыбким и изменчивым тропинкам Загробного Мира. В эту секунду девушка совсем не уверена, что ее история будет хоть чем-нибудь отличаться от того, что рассказал Табрис. Как знать, может через время эльф будет кому-нибудь рассказывать такую же мрачную историю, только в ней будет фигурировать ее имя.

Поведя плечами и сбрасывая несуществующую чужую руку, она медленно произносит:

— Я не стыжусь своего страха. Думаю я просто не хочу умирать, - почему-то ей кажется это смешным и девушка смеется, гораздо тише чем прежде и не так заливисто и заразно, но вполне искренне. - Ну а сейчас ты приоткрыл тайну над тем, что будет со мной. В любом случае, спасибо, что сказал. Я не тот, кому есть что терять, поэтому неизвестность для меня была бы куда хуже, чем знание предстоящего испытания. - благодарит собеседника эльфийка.

Но едва звучит его ответ она резко поднимает взгляд и пристально вглядывается в бледное и голое лицо, не отводя взгляда и словно забывая о том, насколько непривычно для нее отсутствие татуировок. Слова юноши все еще звучат в голове и кажется, что она верит в сказанное всем сердцем, настолько уверенно он это произнес. И кажется, что она даже понимает, почему все они идут за ним не задумываясь и доверяясь. Но мгновение длится ровно единый миг, и Махариэль переводит взгляд на гладь озера, которая слегка рябится от ветра. Лицо ее становится напряженнее, а уголки губ вздрагивают, словно не зная, то ли им подниматься вверх, то ли опускаться совсем вниз.
Собственное возвращение в клан кажется одной из тех легенд и сказок, что Ашалле любила ей рассказывать, а она в свою очередь любила слушать. Махариэль искренне любит свой дом, всем сердцем и больше всего на свете хотела бы вернуться, но горло перехватывает и сдавливает та невидимая рука, что недавно касалась плеча. Она помнит те сочувственные взгляды, что на нее бросали за спиной, а так - отводили взгляд. Так же соклановцам тяжело было смотреть на нее такую, изуродованную и искореженную, как ей невыносимо было идти вдоль аравелей и знать, что голос друга, который был ей дороже всех, никогда больше не окликнет ее, никто не ворвется едва только задребезжит рассвет будить ее, и не выльет на голову целый кувшин ледяной родниковой воды. И когда это чувство больше невозможно было держать в себе, она уходила в лес, подальше от стоянки и постов дозорных, и давала волю слезам, обессиленно падая в корни больших деревьев, которые были словно колыбелька для ребенка, тихонько подвывая от дерущей изнутри боли.

Эта боль все еще жила в ней, а раны были вспороты и щедро посыпаны солью. По ночам ей снился Тамлен, превратившийся в то ужасное создание, повторяющее как молитву то, что не желает причинять ей боль.

Она не сможет жить в клане, пока все это не уйдет, пока память не обратится мутным дымчатым стеклом, но девушка не была уверена, что это случится когда-нибудь вообще.
Поэтому ей нечего сказать в ответ юноше и, слава Творцам, ответ ему не нужен. Кажется они оба коснулись болезненных точек друг друга, но в отличие от нее Дарриан со свойственным ему спокойствием был способен говорить о своей. Когда он говорил, как и в рассказе про Посвящение, все казалось не таким страшным, а далеким и происходящим словно бы не с ними, не здесь, в реальности.
Тихий плеск воды, о которую бойко шлепается камень, отвлекая и вырывая из череды смутных образов, которое рождало воображение по мере того, как рассказ продолжался. Но особенно болезненно ей слышать это словно повторяемое от незнания другого "не можем"
Махариэль слушает внимательно, не перебивая, во всей красоте показывая себя благодарным слушателем, но лицо ее едва заметно меняется, выдавая то, что ответ девушку не устроил. Это не было виной Дарриана, она знала заранее, потому что любое объяснение долийку не устроило бы. Многие из ее соотечественников не особо беспокоились о судьбе плоскоухих, попросту потому, что те сами жили такой жизнью, которая и угнетала их. Кажется разлом между долийцами и городскими куда крупнее и глубже, чем ей казалось прежде. Кажется, ей не стоило поднимать эту тему.

— Мне трудно это понять. Я выросла в семье, где мне говорили, что мы можем все. Вместе. Возможно, неправы и те, и другие, - вполголоса заканчивает девушка и подается вперед, вновь зачерпнув воду и касаясь влажной ладонью пылающего лица.

Как же жарко.

— Ты будешь со мной там? - внезапно спрашивает она и поднимается на ноги, словно смутившись своей вопроса. - Я имею ввиду - это же не запрещено? Я была бы признательна.

Она подходит к луку и подбирает его с земли, сжимая пальцы на слегка потеплевшем дереве и глубоко вздыхает. На самом деле она очень устала бороться с собственным телом, которое слабеет с каждым днем и превращает ее в подобие себя. Нет ничего плохого в том, чтобы это закончилось как можно скорее - так или иначе. Махариэль грозит смерть и без того, сколько уже времени тому назад она смирилась с этой мыслью? Если она умрет сейчас - все закончится. Но если ей повезет и она выживет, то ей по крайней мере хотелось бы верить в то, что эта невыносимая слабость и жар уйдут или хотя бы станут меньше.

— Пойдем? Думаю уже самое время, пока нас не начали искать.

Солнце и правда уже скрылось за краем горизонта, а последний камень, пущенный Табрисом больше не был виден и сообщал о себе только шлепаньем по воде. Тени удлинились настолько, что слились друг с другом и накинули темное сумрачное полотно на землю. Махариэль нравилось это время суток, но сейчас был не тот день, чтобы наслаждаться окружающим миром, ведь они еще не отвоевали его у порождений тьмы. В привычном жесте девушка протягивает руку, чтобы помочь спутнику подняться, не слишком беспокоясь о том, что ее сил сейчас хватает скорее ровно на то, чтобы оттянуть тетиву.
Если бы сейчас у нее не было такого шанса на лучшее, то она бы погибла в завтрашнем бою, в этом вряд ли сомневается хоть кто-то, а Махариэль в первую очередь.