У всех бывают тяжелые и неудачные дни. Проблема лишь в том, что у кого-то это единичные случаи, а у кого-то норма жизни, а то и, возможно, сама жизнь. И Джейсон, давно привыкший к какой-то фигне, творящейся вокруг него в этом черном городе, был как раз из последней категории. Нет, он был не из тех, кого называют неудачниками — хотя это кого спросить, ибо та же элита Готэма, если вообще соизволит подумать о таком отбросе, как Тодд, наверняка скажет, что это никто иной, как конченный человек, - скорее, он волей или нет, превратился в закоренелого циника, варящегося в самых темных уголках города, собирая такие неприятности, которые человек в здравом уме обойдет стороной кварталов за пять. А парень привык. Парень жил так с детства.
Сегодня был дерьмовый день у всего города — с самого утра дождь лил так, словно у кого-то в небесной канцелярии прорвало трубы с ледяной водой, а и без того всегда серое небо над Готэмом совсем потемнело, напоминая по цвету асфальт самых грязных уголков этого прогнившего до канализации местечка. Сам день уже клонился к концу, и жители наверняка думали, что завтра обязательно будет лучше, хотя бы, может, прекратится ливень; а Тодд знал, что завтра газеты запестрят очередным сенсационным и шокирующим одновременно заголовком о маньяке, которому до сих пор не дали прозвище. Хотя, имеет ли для тебя значение то, как называют того, кто буквально подставил тебя, натравив всю полицию и какого-то молодого и не в меру амбициозного детектива на твой след? Джейсон сплевывает и, поставив на подножку мотоцикл, надевает ярко-красный шлем, тот самый, о котором уже давно говорят — кто-то хорошо, кто-то плохо, кто-то пытается захапать заслуги Колпака себе, ну а для кого-то он вообще стал красной тряпкой. Иронично. Но не важно, сейчас он думает совершенно не о том, а должен быть сосредоточен на ледяном, как сталь спрятанного в голенище армейского ботинка ножа, чувстве уверенной ненависти. Ненависть и собранность — парень давно научился совмещать несовместимое, поэтому был спокоен — его задетая гордость не помешает избавиться от помешанного ублюдка быстро и без следов.
А вот пара копов — помешают.
Этой машины, только что подъехавшей к черному входу заброшенного жилого дома, тут быть не должно. Джейсон сжимает кулаки и отходит на запасную позицию, раздраженный тем, что здешняя полиция всегда выбирает самый неподходящий момент для того, чтобы сработать оперативно.
Город наконец окончательно поглощает ночь, а дождь, казалось, полил еще сильнее. Но день только начинал становится по-настоящему плохим.

Готэм никогда не был образцовым городом, попадающим в топы «Самый-самый» по результатам социологических опросов жителей Штатов. Он не был самым большим, не был самым чистым, не был самым туристически привлекательным... Хотя нет, одно «самый» он все же заработал — самый опасный город США. В Готэме не отпускали по вечерам детей играть во дворе не то что на соседней улице, а даже перед окнами дома; в Готэме редко проводились крупные футбольные игры, потому что они регулярно заканчивались кровопролитием; в Готэме даже Луна-парк, и тот походил на один большой аттракцион в стиле хоррор. И это еще если не вспоминать о соседстве с тюрьмой Блэкгейт и лечебницей Аркхэм, которые так часто становились эпицентрами леденящих кровь происшествий, что каждое новое уже превращалось даже не в норму, а в ожидаемую закономерность. Готэм был черным городом и, похоже, хотел, чтобы все и каждый его житель почувствовали эту черноту на себе — от богатых до бедных.
Справедливости ради — если это слово вообще применимо к тому, что происходит в этом городе, а также к тем, кто тут живет, Джейсон в некотором роде тоже относился к черноте Готэма, причем во всех смыслах этого слова. Сейчас, когда он устроился за углом одного из ветхих домов в Преступной Аллее, у него создавалось впечатление, что он вернулся в детство — когда-то давно он, мальчишкой, также скрывался в тени от патрульных, ищущих его за мелкую и очень неосторожную кражу. Сегодня искали не его, но ощущение дежавю все равно получилось почему-то очень мощным. Кто сегодня привлек внимание полиции, если не виджиланте-беспредельщик? О-о-о-о, это очень интересный вопрос, на который весь город пытался найти ответ, но так и не мог: ни журналисты, ни копы, ни заинтересованные бандиты, ни простые жители — никто. Включая Джейсона. И парня это ужасно бесило, потому что каждое новое убийство было почти что личным оскорблением — высшее общество со всей этой сверкающей грязью было его полем деятельности. Весь Готэм был его с тех пор, как он взялся за очистку его улиц, которую закостенелые в давно бесполезных рамках правил и законов называли «преступлениями». Плевать, главное, что это работало, пусть и не так быстро, как хотелось бы. А сейчас какой-то безымянный ублюдок порочил все это и использовал для прикрытия своих психозов. И Колпак был намерен положить этому конец.
Патруль нехотя прошелся по загаженным размокшими газетами и мусором из перевернутых бочков закоулкам Аллеи и, оживленно болтая, удалился, позволяя наконец Джейсону выбраться из тени и направиться к неприметной двери в самом дальнем конце Аллеи. Голову Тодда не покидала фраза, брошенная одним из патрульных: «этот Дрейк еще не оперился, а уже лезет в настоящие дела. Слышал вчера, как он пытался доказать старине Стэну, что маньяк — это Колпак».
***
Главное Управление Готэмской полиции никогда не производило на Тодда впечатление места, где блюдется закон; так, скорее просто очередной образчик старой архитектуры, сейчас превратившийся в осиное гнездо, набитое взяточниками, оборотнями и прочим приятным контингентом. И сейчас Джейсон не особо понимал, зачем притащился сюда и теперь издалека наблюдает за тем, как большая часть здешних обителей ленивой рекой покидает здание, стекая с невысокой лестницы прямо как вода с гаргулий на краше. Не самое увлекательное зрелище, но Тодд по причине, известной лишь его внутренней чуйке, проторчал под навесом закрытой остановки так долго, что часы успели отбить двенадцать ударов, пачка сигарет почти закончиться, а автобусы — перестать ходить. Но все же он дождался, пока молодой парень, взлохмаченный, какой-то тревожный и явно сейчас находящийся в своих мыслях, покинул здание едва ли не последним. Тимоти Дрейк, тот самый «неоперившийся детектив», взявший дело убийцы богатеев и решивший, что это дело рук Красного Колпака. Интересно, из какого он теста? Из тех карьеристов, которые готовы посадить даже невиновного, лишь бы закрыть дело? Или из праведников, которые уходят из полиции после первого же висяка, сброшенного со счетов его же продавшимся мафии коллегой? К чести Дрейка... Он не был похож на выхоленного жополиза, а уж скорее на какую-то ищейку, которая взяла след и будет идти по нему до тех пор, пока не упрется в стену. Так или иначе, детектив не вызывал отвращения, хотя его увлеченность идеей Красного Колпака несколько тревожила, грозясь рано или поздно вылиться в проблемы. Жаль, что уходя с остановки, Тодд не знал, что это произойдет скорее «рано», чем «поздно».
***
И все же, почему именно Красный Колпак? Почему чертов ублюдок решил подставить именно его? Джейсон не очень понимал логику конкретно этого парня, хотя ход мыслей больных паразитов успел изучить довольно досконально. Казалось, он очевидно где-то и кому-то перешел дорогу, но это случалось столько раз, что проще найти в Готэме того, кого не задела деятельность Тодда как виджиланте в маске. У парня, как и, слава богу, у полиции, не было ни единого здравого предположения о личности преступника, но зато куча догадок, каждая из которых обрывалась, как ниточка с ветхого клубка, найденного на чердаке любимой бабушки. Джейсон рыл носом землю; запугивал людей в таких количествах, что, не будь это последние отморозки, полиции бы всего города не хватило копов, чтобы разослать их по всем адресам; он даже в чертов архив полиции залез, но лишь за тем, чтобы убедиться — все глухо, только мелкие, совершенно незначительные зацепки, ведущие, по большей части, именно к нему, с его образу Колпака.
Неведение раздражало. Бездействие — еще больше. Поэтому Колпак решил действовать.

Кто-то сердится, когда опаздывает на работу; кто-то — когда опаздывает на учебу или на встречу с друзьями; а вот Джейсона давно не колышат такие приятные мирские мелочи. Сейчас он в бешенстве, потому что не успел спасти две совершенно невинные жизни. Не важно, что распластанное на краю крыши тело облачено в форму офицера полиции, не важно, что Колпак не любил копов, а те отвечали ему полной взаимностью — важно то, что все получилось совершенно бессмысленно. Два трупа. И ни одного убийцы. Ну, кроме него.
Тодд не спешит к телу девушки, а идет медленно, оглядываясь по сторонам. Этот безымянный ублюдок, истории которого сегодня должен был прийти конец, уже скрылся — и Джейсон знал, что в этом виноват только он один. Когда парочка не в меру предприимчивых полицейских прибыла к месту рандеву, Колпак решил перестраховаться и проверить, не притащили ли они на хвосте подкрепление — это отняло драгоценные пару-тройку минут, и, как выяснилось, дало огромную фору неуловимому маньяку. Когда парень добрался до крыши, здесь уже не было никого — по крайней мере, из живых, - и лишь ледяной дождь продолжал лить, как из ведра, затекая за шиворот и заставляя зябко поводить плечами. Джейсону оставалось лишь осмотреться, пытаясь найти в иссиня-черных тенях хоть какой-то намек на то, куда делся этот сукин сын; казалось, он был готов порадоваться даже сверкающим из-за водосточной трубы горящим красным глазам, если бы это означало, что его цель еще тут. Но чудес в этом мире не случается. По крайней мере, не в Готэме.
Вся крыша в мелких лужах, и густая кровь, что еще недавно бежала по жилам хорошенькой Уайт, чья фамилия красовалась на нашивке куртки, начала медленно превращаться в разбавленную водой краску. Джейсон склоняется над телом и бегло осматривает — все равно от этого никакого толка, случайная жертва редко что-то говорит о преступнике, особенно о том, который и на продуманных-то не оставляет почти никаких следов. В голове проносится мысль, видел ли чертов псих Колпака и знает ли теперь, что Тодд открыл на него полноценную охоту, но додумать ее парень не успевает, потому что дверь на крышу с грохотом распахивается, заставляя его обернуться и тут же подняться на ноги. Дрейк. Вот только этого настырного типа ему тут и не хватало.
А дальше все завертелось как-то слишком быстро.
Самым логичным было бы тактически отступить, причем чем быстрее, тем лучше, но топот на лестнице за спиной прилетевшего неизвестно откуда детектива, и мигалки внизу на улице тонко намекали на бессмысленность этой попытки. Дрейк, уже успевший произвести на Джейсона впечатление не в меру ретивого, но, что странно, не вызывающего отвращения копа, приедчивого и одержимого нелепой, но вполне логичной в свете имеющихся улик и доказательств идеей, наверняка попытался бы линчевать Колпака на месте, не прибудь в следующую секунду местная тяжелая артиллерия в лице оперативников; и это хорошо, еще и покалеченный коп в конкретно данную минуту Тодду был нужен в последнюю очередь.
Следующая секунда — и ему уже зачитывают его же права, в которые, в общем-то, верит только малолетний воришка, первый раз попавшийся на краже; все остальные давно знали, как работает готэмская полиция и чьи права знает. За все это время Джейсон не произносит и слова, будто решив воспользоваться возможностью хранить молчание. Не сопротивляется. Не дает им повода сорваться. Парень почти физически ощущает на себе взгляд оперативников, каждый из которых с радостью сломал бы ему пару костей лишь потому, что Джейсон когда-то сделал то же самое с ними, но самый тяжелый взгляд у этого молодого Дрейка — ненависть, злость, какая-то упертая уверенность буквально пылают, когда детектив сообщает коллегам, что сам возьмется за допрос. Тодду остается лишь криво усмехнуться под шлемом — похоже, парень еще не знает, что схема допроса давно отработана у этих уродов в форме.

Когда старый Стэн — не самый дрянной детектив, к слову, - говорил, что допрашивать его будут сегодня же, Джейсон даже как-то не ожидал т а к о й оперативности от полицейских, которые будто с цепи сорвались. Хотя Тодд признавал, что их не в чем винить, кроме как в желании наконец поквитаться с объектом своей ненависти, наверняка также же лютой, как и ответная. А Красный Колпак был именно тем, кого можно смело назвать «идеальным кандидатом». Нет, это был не суд Линча, это было тупое вымещение злости, все, на что были способны безмозглые мордовороты из оперативной группы, в то время как их более разумные товарищи по работе готовились к нормальному допросу. Тодд не видел смысла в сопротивлении, особенно если учесть, что целью этих идиотов не было его убийство, а скорее так, легкое развлечение, издевательство; плюс, начни он сопротивляться — и у них появится отличный повод пустить в ход дубинки, а Колпаку еще нужна была светлая голова, которая и так уже порядком трещала от злорадного гогота его «надсмотрщиков». Но был в этом гоготе и положительный момент — сами того не ведая, два особо ответственных типа, которых приставили к Тодду, дабы тот «не делал глупостей», поделились с задержанным кое-какой информацией. Не лично, а жаль.
Хмуро следя за зеркальным стеклом перед собой, Джейсон размышлял, как ему выкрутиться из сложившейся ситуации с учетом того, что тот зеленый детектив, непонятно почему изначально вцепившийся в мысль, что именно Красный Колпак и есть маньяк, вырезающий богатеев Готэма, теперь имеет на него еще больший зуб, считая, что именно Тодд, такой ужасный, убил его подружку и ее напарника. Нет, баллистики должны определить, что калибр оружия Колпака и калибр пули, что будут извлечены из тех Уайт и ее друга, не совпадают, но к тому времени здесь белыми нитками сошьют такое красивое дело, что никто и смотреть не станет. Выводы? Более чем неутешительные.
- Эй, парень, будь паинькой, подожди тут, никуда не уходи, сейчас к тебе придут, - самодовольная улыбка исказила губы одного из его охранников, ответом на которую стал полный безразличного презрения взгляд Джейсона, ясно дающий понять шутнику, что его плинтусный юмор не оценен.
Дверь захлопывается и Тодд остается один в комнате для допросов, почти физически ощущая то, как за ним, будто за зверем в клетке, наблюдают с другой стороны зеркала; парень скользит взглядом по отражающей поверхности и теперь уже ухмыляется сам. Сколь бы дерьмовым не было его положение, он точно не даст копам почувствовать безоговорочную победу, они должны считать, что у него есть что-то в рукаве. А у него, возможно, действительно был козырь.