| So what if you can see, The darkest side of me, No one will ever change this animal I have become. Help me believe it's not the real me. Somebody help me tame this animal. |
Ему кажется... Нет. Ему не кажется, а просто хочется верить, что все происходящее - лишь дурной сон, зубодробительный кошмар, как те, что мучили его каждую ночь. Голос из динамика, новая дверь, страх за жизнь самого дорого тебе существа, боль в мышцах и рвущее нервы напряжение - все это такое реальное, и нет и крохи надежды на то, что можно проснуться и оставить все это позади, выбросить из головы и забыть в теплых объятиях своей маленькой девочки. Этот плод чьего-то больного разума не исчезнет, потому что это не кошмар, а реальность, что каждую новую секунду напоминает ему об этом. И самое страшное, что как и в любом дурном сне, от него ничего не зависело, и все, что мог парень - плыть по течению событий, как лодка с пробоиной, постепенно уходящая на дно - и рано или поздно она должна будет окончательно скрыться под голубой гладью воды. И до безумия страшно было сдаться раньше, чем он сделает все, что только может. А сможет он все, он просто должен будет, но что, если это потребует переступить через свою совесть, что и так давно замарана? Почему он уже после первой комнаты готов сказать себе, что действительно согласится на все?
Он с трудом различает слова Клоуна, но обстановка в комнате недвусмысленно разъясняет ему все — он должен двигаться дальше, должен все еще соблюдать установленные психом правила. Кажется, он слышал тихий всхлип и какое-то шипение, словно призывающее замолчать, но это могла быть и правда, и в равной степени плод его потрясенного и еще не отошедшего от увиденного в предыдущей комнате разума. Это была первая комната, а больной ублюдок уже заставил его потерять контроль над собой и своими мыслями. Нет, так нельзя. Джокер добивается именно этого, для него нет ничего приятнее и слаще, чем сломать жертву и превратить в жалкий сгусток боли и безумия. Поэтому он должен прийти в себя, собраться и не дать черным щупальцам вины, порожденным видением мертвого лица Изи перед глазами, оплести его сознание. Голова должна быть чистой.
Джейсон делает глубокий вдох и с ненавистью смотри на яркую коробку, оставленную посреди комнаты. Подарок. Еще одна идиотская декорация к празднику Клоуна, что как ярмарка безумия разворачивается с ним в главной роли. Буковки R, летучие мышки, ломики, бешеного цвета обертка в красно-желто-зеленых тонах, переливающаяся в свете яркой лампочки — прямо действительно праздник для воспаленного разума, не зря Клоун радовался, как неугомонный ребенок, только что сваривший золотую рыбку в ее же собственном аквариуме. Почти смешно от того, как страшно открывать эту коробку, но Тодд делает это так, словно руки не тряслись от одной мысли, что он может там увидеть. И знаете что? Парень ловит себя на мысли, что лучше бы там была голова кого-то из его старых знакомых, нежели аккуратно соложенный фиолетовый костюм с вялой розочкой и тюбиком помады. И почему все считают, что Джокер безумен? Да, он явно болен, но все, что он делает, настолько точно бьет по слабым точкам его жертв, настолько продуманно и логично, что сомнения насчет его безумия давно перестали терзать Джейсона — он был уверен, что Клоун здоров. И этот отвратительный, но такой точный, подарок, так мощно ударивший по уверенности парня в том, что он все же не похож на этого ублюдка, которую он кропотливо выстраивал последние месяцы, так долго собирая с помощью друзей и любимой, лишний раз доказывал правильность этого мнения.
— Джейсон?
— Просто идеально! Как влитое, мой мальчик, ты видишь?
Почему он не помнит, как переоделся? Почему у него на мгновение создалось впечатление, что он сделал это на автомате, заученными движениями, так, словно это было для него привычкой? Парень мотает головой и с ненавистью морщится, стараясь не всматриваться в свое отражение в зеркале, понимая, что это будет огромной ошибкой. Он возрождает в памяти злость, с которой секунду назад рисовал на лице длинную алую улыбку, возрождает отвращение, с которым поправлял лацканы пиджака. Вот что должно клокотать в нем при одной мысли о происходящем; вот что подогреет его стремление дойти до конца. Ну а силы он возьмет в желании уберечь свою маленькую девочку, которая подарила ему надежду — он тоже даст ей надежду, он вернет ее себе, а потом поможет забыть все, что тут произойдет. Он найдет в себе светлые воспоминания об их чувствах, и так разгонит любое сомнение. Именно сейчас он научится ценить то светлое, что есть в нем, прямо как герой какого-нибудь драматичного красивого фильма. Но все вокруг не фильм, и жаль, что она хотя бы на секунду допустил такую мысль. А еще так жаль, что он не понял сразу, что это самое светлое чувство сейчас превратят в самый сильный рычаг давления, которому он не сможет сопротивляться. И он поймет, что самое страшное - это не когда вскрывают старые раны, не когда причиняют боль прошлым, а когда берут самое светлое, самое дорогое в твоей жизни, и превращают в оружие против тебя самого. Вот в чем суть настоящего зла. Настоящего Джокера.
Джейсон молчит и снова делает глубокий вдох. Клоун может кричать и смеяться сколько угодно, но парень не даст ему повода получить удовольствия от его ненависти — ублюдок и так знает, как сильно Тодд желает ему смерти, зачем же лишний раз тешить его самолюбие? К сожалению, Махариэль не знает, что с Клоуном лучше вообще не разговаривать, и с типично эльфийской гордостью, той, которая так нравилась Джейсону, делая его девочку еще прекраснее, высказывает психу то, что видит, неведомо для себя заставляя парня одновременно похолодеть от ужаса и облегченно выдохнуть — значит, он правда не похож на Джокера и ему всего лишь показалось...
— Такой знакомый звук! Для нас обоих, верно? Помнишь те восхитительные ощущения, что он несет с собой?
Он не сразу отвлекается от своих мыслей, но тихий шлепок металла о ладонь возвращает его в реальность, словно он вновь вырвался из кошмара как раз тогда, когда этот мерзкий звук в первый раз раздается в его черепушке.
- Помню. Я прекрасно помню, как после этого звука я выбил тебе два зуба первым ударом, - Джейсон огрызается, просто не сумев сдержаться, но тут же прикусывает язык, осознавая, что только усугубляет положение Махариэль. Молча слушает, как психопат растекается мыслью по древу, просто боясь добавить в копилку Клоуна еще причин сделать эльфийке больно, зная, что не простит себя за то, если девушка пострадает. И лишь на последних словах Джокера парня пробивает холодный пот, будто он вновь превратился в мальчишку, застуканного на месте преступления; но никакие копы, никакой Бэтмен и никакая совесть не могут пугать так, как осознание собственной решимости подчиниться правилам игры. Даже если это значит пойти на сделку с этой самой совестью.
- Я понял, - парень коротко откликается совершенно безучастным голосом, бросая взгляд на женщину с ребенком и пытаясь понять, как он смог так быстро переступить через себя. Может, он сошел с ума? В конце концов, убийство Роя и смерть Изи в купе с беспокойством за Махариэль могли что-то в нем сломать? Или, может, он просто тварь, обычный ублюдок, который ради своей цели пойдет по головам и трупам? Джейсон смотрит на женщину, которой нет совершенно никакого дела до происходящего, и вдруг вспоминает мать, которая вот также сидела на коленях перед ванной в их доме и выблевывала остатки скудного завтрака, который не ужился с новой порцией наркоты, а он, тогда еще ребенок, стоял рядом и держал ее, чтобы она не завалилась на спину и не захлебнулась. Губы сжимаются в тонкую линию, а пальцы крепче сжимаются на ломе, что он подобрал, когда согласился с игрой Клоуна; Тодд любил свою мать больше всех на свете, прощал женщине то, что до сына ей не было никакого дела, но где-то в глубине души, запрятанная так, чтобы никогда не найти, в нем жила злость за то, что она когда-то дала ему жизнь. Ничего бы просто не было, если бы не она и его отец.
- Боже, о чем я думаю? Почему? Но времени думать нет, от него сразу требуют решений, будто он на как-то ток-шоу, глупом и бессмысленном, наполненном жестокостью и бессмысленностью, снятом для быдла и безмозглых идиотов, неспособных получить адреналин в реальной жизни. Он всегда ненавидел такие программы.
Первый вопрос. Фиолетовый.
Хохота нет, кажется, Клоун расстроен ошибкой, но это лишь фальшивая игра. Почему он вообще ответил так? Хотел проверить, серьезен ли псих? Неизвестно. Но известно, что Джейсон никогда не прости себе крик, сорвавшийся с губ Махариэль, когда последствия его ошибки перестали быть мифическим обещанием. Еще удар. И еще удар. Три. Парень запоминает и мысленно обещает себе, что каждый из этих ударов вернется Джокеру, как бумеранг, брошенный неудачником. На аппаратуру псих не скупился и Джейсон слышит все так, словно стоит за спиной Клоуна или, быть может, лежит на месте эльфийки. Он хотел бы быть на ее месте, готов был снова ощутить тяжелые удары лома, он знал, каково ей, и все, чего сейчас желала — это прекратить ее мучения, единственной причиной которых был он сам. Кулаки сжимаются и холодный металл лома в ладони напоминает ему о реальность — мщение лишь впереди, а здесь и сейчас он на глазах становится тем, что снится ему каждую ночь в кошмарах. Но разве у него есть выбор? Хотя какая разница, если каждый его выбор оборачивается трагедией для тех, кого он пытается таким образом уберечь, словно прокаженный заражая их собственной обреченностью... Количество ударов в голове умножается на два — этот псих ответит не только за его прекрасную Махариэль, но и за то, что превратил его собственную жизнь в череду удачных обстоятельств, разыгранных как по нотам.
Второй вопрос. Скука.
Он вообще думает, прежде чем отвечает? Вновь неверно, но... Клоун опять меняет правила в угоду себе. Джейсон знает, что Джокер просто хочет узнать, сыграла ли его карта, и, к своему ужасу, Тодд понимает, что да, сыграла. Он почти не мешает, зная, что в противном случае не сможет замахнуться; он давит в себе то, что кричит остановиться; он будит ту мысль, которую недавно даже боялся признать, заставляя себя сконцентрировать злость вокруг лишь одного — собирательно образа, скорее даже архетипа, который он позволил себе ненавидеть; он бьет. Снова и снова, как бывает, знаете, если ты выплескиваешь вдруг то, что копилось в тебе днями, месяцами, годами — плотину прорывает и ты просто не можешь сопротивляться тем чувствам, что захлестывают тебя, и уже не важно, хорошие они или плохие. Джейсон знал, что для него это будет просто, нужно лишь сломать в себе стенку, которую пытались построить Брюс и Всекаста — и тогда его несдержанность сделает остальное, но даже в каком-то исступлении, что охватило его, он слышал крик мальчишки, просящего его остановиться, бросающегося на него, как защищающий мать звереныш на охотника; слышал и от этого ненавидел эту наркоманку, себя, мальчишку еще больше, а на лице — он готов был в этом поклясться — играла какая-то безумная ухмылка, словно он был психом, дорвавшимся до предмета своей ненависти. Всего четыре удара — он запомнил и прибавил к общей сумме — а дыхание сбилось, словно он пробежал кросс, чувствуя, как в ушах звенит разбившая на мелкие кусочки совесть. Тодд не хотел думать об этом, боялся; ему элементарно было стыдно перед Махариэль, и от осознания того, что лишь это чувство сейчас гложет его, парень понял, как далеко он зашел. И куда еще сможет зайти. Но затрясшиеся пальцы не выронили лома.
Третий вопрос. Пистолет с холостыми.
Это был самый логичный ответ, но о какой логике может идти речь, если ты пляшешь под дудку Джокера? Лом наконец выпадает из пальцев, и парень резко разворачивается к висящей под потолком камере, когда звуки ударов и вскрики вновь разносятся по комнате, как раскаты грома. Если бы он не знал, каково лежать на холодном полу под этими ударами, ему было бы проще, но каждый новый звук вырывал из его памяти давно оставленные в прошлом ощущения. Он словно ходил по одному и тому же кругу Ада, жалея себя, словно последняя тряпка, не в силах помочь Махариэль или хотя бы перевести удар на себя. Он не мог, казалось, совершенно ничего, как оцепеневший от страха ребенок, тот, что сейчас плакал за его спиной над безучастной ко всему матерью. И один и тот же вопрос вертелся в мыслях: «Зачем?»
Ощущать себя игрушкой, марионеткой в руках жестоко и безумного кукловода - это все равно, что стать в миг совершенно бессильным и покорным судьбе, а это Джейсон ненавидел едва ли не больше, чем рамки бессмысленного закона, позволяющего тварям вроде этого чокнутого клоуна оставаться безнаказанными. И то, и то было до ужаса несправедливо и неправильно, а факт того, что жизнь вечно подбрасывала нечто подобное именно ему, парень считал пиком этой самой несправедливости, будто на его спине намалеван жирный красный крем и написано "Пни меня". Ему казалось, что он уже достаточно пережил и заслужил немного хорошей жизни, но, похоже, статус грешника уже плотно закрепился за ним, и где-то на Небесах на него точат зуб; впрочем, на Небесах, ровно как и в Аду никого и нет - это Тодд мог вполне авторитетно заявить, а люди сами себе и боги, и демоны и судьи, причем самые жестокие и беспощадные. Значит, никто, кроме него самого, не виноват в том, что происходит. Никто. Особенно маленькая хрупкая эльфийка, страдающая лишь потому, что так захотелось гребанному психу, маньяку, отнимающему жизни лишь потому, что он может. И от повторного осознания этого становится уже не обидно, а страшно.
Больше всего Джейсона пугал тот факт, что он не понимает, зачем и почему Клоун затеял эту игру. Не то что ему были нужны какие-то причины, да и, если откровенно, эта тайна была сейчас не самым важным, что занимало разум парня, но все же какой-то частью сознания он знал - пойми он замыл Джокера, и тогда игра перестанет вестись только по правилам ее сценариста; конечно, вероятность того, что удастся действительно обмануть урода, была мала, но главное заключалось в том, что она хотя бы была. Маленькая, призрачная надежда на то, что получится избежать всех тех безумий, что приготовил Клоун, была слишком заманчива, и Тодд уже было подумал, что он действительно сможет понять ход мыслей безумца, невольно холодея от мысли об этом просто потому, что отлично помнил слова Брюса о том, что Джокер - это дьявол, а дьявола по-настоящему поймет лишь ему подобный, тот, что уже переступил черту, как Клоун решил напомнить о том, что здесь именно он правит балом и заказывает музыку. И сейчас у него по программе было время новой комнаты, а это означало, что у Джейсона не будет и минуты на то, чтобы сосредоточиться на чем-нибудь кроме происходящего внутри темного помещения, дверь в которое только что приветливо распахнулась, красными неоновыми стрелками и табличками с надписью "Добро пожаловать!" Ненавязчиво намекая, в каком направлении ему необходимо двигаться дальше.
- Ну что же ты медлишь, мой мальчик? ШАГАЙ В КОМНАТУ! - резко срывающийся на полукрик елейный тон Клоуна вырывает парня из оцепенения и он, отрывая взгляд от красивой таблички "Скажи мне, кто твои друзья, и я скажу тебе, кто ты" в золотой рамке, грубым движением до конца распахивает дверь и входит в помещение, стараясь не думать о том, что в общих чертах догадывается, что ждет его в темноте, такой спасительной и дружелюбной обычно, будто прирученный зверь, сейчас же буквально сжирающей весь свет, что падал сквозь дверной проем, напоминая черную дыру или, быть может, недавно изобретенный материал, поглощающий более 98% попадающего на него света. Такая темного отталкивала, напоминала ему о том, как, будучи еще совсем ребенком, тогда, когда еще не понимал, в какую пропасть скатывается его семья, боялся заглядывать в черноту под кроватью, уверенный, что там живут чудища. И почему сейчас, спустя столько лет, он вновь ощущает себя малышом, вынужденным сражаться с подкроватным монстром? И вся разница между взрослым парнем и ребенком теперь лишь в том, что однажды Тодд уже победил свой страх перед этим исчадием ада, а, значит, он будет сражаться до конца; у него есть цель, есть решимость и есть та, ради кого он дойдет до конца. Жаль, правда, что с человеческой решимостью страх не пропадает, оставляя шаг все таким же осторожным - победить страх совсем не значит избавиться от него, и в итоге на самом деле то, как он попал в следующую комнату, осталось для него словно размазанное пятно на картине, замаранной неосторожной рукой, и лишь это ощущение враждебности было реальным.
- Знаешь, я тут подумал и решил, что тебе пора стать самостоятельным, а то вся эта опека со стороны "папочки" Бэтси и твоих сомнительных друзей, которых ты подобрал неизвестно на какой помойке, превратила тебя в какую-то размазню! Ты совсем забыл, как надо развлекаться! Неужели не помнишь, как было весело? ОСОБЕННО ГРОМКО Я СМЕЯЛСЯ, КОГДА ТЫ СЖЕГ ТЕХ РЕБЯТ ЧЕРНОЙ МАСКИ! ВОТ ЭТО БЫЛ МОЙ ПТЕНЧИК! - вновь зайдясь в приступе гомерического хохота, Клоун даже, кажется, чуть не подавился, по-садистки довольный воспоминаниями, продолжая свою речь лишь после того, как немного успокоился и прокашлялся, - Так вот, к чему это я... Ах да! Тебе пора повзрослеть и стать мужчиной. Снова, - скачущее настроение Джокера нельзя было предугадать, а потому, когда с веселого тона он вдруг скатился на ледяную серьезность, по спине Джейсона пробежали мурашки — ему вдруг показалось, что он действительно превратился в мальчишку, разочаровавшегося своего воспитателя, и от этого ощущения, от того, в отношении кого он позволил себе допустить эту мысль, парню стало тошно, - Сейчас мы с тобой убьем сразу двух зайцев, и нет, это не образное выражение и не шутка, я сейчас чертовски серьезен. Хотя ладно, о чем я, конечно же это игра слов!..
Постепенно у Тодда начинала болеть голова — безумный хохот, опять раздавшийся из динамиков, все еще легкий звон в ушах от взрыва, никак не замолкающие звуки детского плача — все это выводило Джейсона из себя, бесило и одновременно высасывало все силы; он не позволял себе даже поморщиться, но каждое новое слово Клоуна, медленно теряющее свое значение, отдавалось в голове новой иголкой боли. А он все не затыкался и не затыкался. Если бы только кто-нибудь знал, как парень хотел, чтобы этот голос замолчал навсегда. Любым способом. Любым.
- …быть скучно, да? Так вот, признаю-признаю, заболтался, но так приятно говорить, когда тебя слушают! Хотя ладно, шалунишка, я знаю, что ты меня не слушаешь, поэтому я повторю. Я сегодня добрый. СМОТРИ ПЕРЕД СОБОЙ! - на этих словах дверь за спиной Джейсона захлопнулась, будто бы в заправском фильме ужасов, а воцарившая было абсолютная темнота тут же разверзлась, являя парню два стеклянных резервуара в центре комнаты, похожих на огромные пробирки или капсулы типа той, в которой Фриз до сих пор хранил тело своей жены Норы. Нет, это были не криокамеры, но от этого в контексте происходящего проще не становилось, особенно если учесть, что и в правой, и в левой камерах находились люди, судьба которых, очевидно, ныне зависела от того, что сделает — или не сделает — Тодд.
- Объясняю еще раз для тех, кто все прохлопал. Или не услышал, не у всех же такие очаровательные ушки, как у моей гостьи... Хотя я никак не могу определиться, они мерзкие или очаровательные? Хм, а что ес...
- ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ? - Джейсон почти невольно сорвался на крик, но на самом деле даже не заметил этого — все его внимание было приковано к тем, кого замуровали в капсулах: парню и девушке в правой и мальчишке лет двенадцати-тринадцати в левой. Это были обычные люди, которые волею какого-то злого рока угодили в лапы монстра и теперь тряслись от ужаса, прекрасно зная, что их ждет; но все же их вид заставил Тодда оцепенеть и даже решиться оборваться вдохновенную речь Джокера, рискуя навлечь на Махариэль и себя гнев этого больного ублюдка — парень и девушка с длинными кудрявыми и огненно рыжими волосами были одеты как Рой и Кори, а мальчонка, сжавшийся в комок на полу, удостоился чести нарядиться в последний вариант костюма Робина, такой же, какой Джейсон некогда носил и в котором он погиб. И тут до парня наконец дошло, к чему ведет Клоун, и мысль эта, такая ясная и четкая, будто она изначально родилась в его голове, буквально физически ощутимо выбила воздух из легких Колпака.
- Я понял. Весь этот бред про самостоятельность, табличка перед входом и толстенные намеки на то, что я раскис, став слишком мягким... Ты также играл с Бэтменом, заставлял его выбирать, говорил, что он стал слабым. Но если в случае с ним я понимаю причину, то сейчас...
- Причина? Мне не нужна причина, парень! Хотя ладно, я соврал. Причина есть, но о ней я расскажу попозже, пусть это будет небольшая интрига нашего шоу. Но как я вижу, ты уловил суть, да? Ну-ка, удиви меня своей проницательностью, маленькая птичка, я хочу убедиться, что верно сделал, поставив на красное и в конце вечера сорву куш.
- Мне нужно выбрать, так? Мальчик или парень с девушкой.
- А еще...?
- А еще нужно самому подтвердить выбор, так? Но какой в этом смысл? Зачем тебе эта идиотская инициация? - Джейсон сделал несколько шагов вперед и остановился у едва различимого в свете двух лам под потолком пульта с парой кнопок. "Правая" и "Левая" гласили надписи на красных кнопках, которые вдруг начали подсвечиваться, словно пульты активации на теле-лотерее, буквально гипнотизируя и призывая нажать на одну из них.
- Верно, птенчик! Ты схватываешь на лету, ха-ха, - сопроводившийся фанфарами голос Клоуна, казалось, вусмерть перепугал пленников, которые еще больше сжались в своих стеклянных клетках в ожидании вердикта, и Джейсон их понимал — какая-то часть его, тот самый мальчишка, которым он совсем недавно себя ощущал, тоже отчаянно хотел спрятаться подальше в темном углу злополучной комнаты, - А еще ты видишь-видишь? Мне так нравится этот цветастый костюмчик Робина. Сам бы я, конечно, такие глупые цвета не выбрал, но, в общем, вышло неплохо, как от сердца отрывал, когда этому поганцу его отдавал. Он явно его не достоин, то ли дело ты!
Дальше Джейсон уже не слушал. Вернее слушал, но мозг парня, сжалившись, позволил отфильтровывать лишнюю болтовню Клоуна и сосредоточиться на основном: сути комнаты, которая, как это ни тривиально, оказалась проста, как табуретка — выбери кого-то одного или умрут все. Может даже еще кто-то лишний, для сохранения же интриги кто — не сообщалось. Хотя Тодду было, признаться, совершенно фиолетово на то, что шло после слов "если ты не сделаешь выбор, то..." - и так было понятно, что Джокер сегодня не намерен щадить чувства зрителей. И когда он, Джейсон, начал воспринимать это, будто бы действительно был участником игры?...
- … ну вот как-то так. Что ж, на размышления тебе пять секунд. Если на счет "пять" ты не нажмешь кнопку, я расстроюсь. А когда я расстроен, я непредсказуем, - Клоун довольно гоготнул, и слышно было, как он с чем-то принялся возиться, а через мгновение впереди, прямиком за капсулами с пленниками, загорелось неоновое табло с обратным отсчетом.
Пять. Отрицание.
Это абсурдно — думать о том, чтобы действительно подчиниться Клоуну. Разум говорил парню, что должна быть лазейка. Она всегда есть, Брюс же находил их, может в самый последний момент, но все же. Не бывает так, чтобы не было никакого варианта перехитрить саму судьбу, что бы ни скрывалось под этим словом — маньяк, смерть или ты сам.
Четыре. Гнев.
Разве не бывает? На самом деле то, что Бэтмен не ошибается — это ложь, тщательно погребенная под образом "парня-который-может-все", и Джейсон на своей шкуре испытал это. Да и разве он один? Стефани, Дэмиан и Дик — вот еще грандиозные провалы несокрушимого Темного Рыцаря, примера для подражания всех мальчишек Готэма. А что он такое на самом деле? Просто человек в костюме. А человек, кем бы он себя не считал, всегда останется просто человеком, слабым, изначально сломленным и беспомощным. Тодд буквально ощущал, как от этих мыслей у него внутри что-то закипает, начинает бурлить, как раскаленная лава в жерле вулкана, готовая вот-вот извергнуться. Он знал, кто виноват в том, что происходит. Проклятый Бэтмен с его идиотскими принципами, боящийся замарать руки в крови и "стать как они". Но он уже давно "как они". Просто в другой обертке и под другим соусом.
Три. Торг.
Но как-то же каждый раз Клоун оказывается вновь в Аркхэме? Позволяет себя схватить? Играет? Или находит другую причину? Может, получает что-то взамен? Если бы только Джейсон знал, чего хочет от него Джокер, тогда, может, можно было бы избежать этого выбора, можно было бы спасти Махариэль, можно было бы отделаться от кошмара еще на время. Может, есть какая-то молитва, способная задобрить безумного бога?
Два. Депрессия.
Конечно же нет, есть только жертвы и алтарь для ритуала — вот и все, что понимает этот языческий божок. Кровь, страдания, мольбы — это для него как удовольствие, а ты — лишь постоянная жертва, баран на заклание, почему-то так понравившийся вечно голодному до зрелища маньяку. И все, что ты можешь сделать — это ничего. Абсолютное ничего. Как и ты сам — ничто иное, как абсолютно пустое место, на котором псих пытается построить нечто, ведомое лишь ему одному. Нечто, что так его забавляет. Нечто, чему он уже заложил фундамент.
Один. Принятие.
Больше времени нет. Джейсон вдруг понимает, что время — это вообще штука относительная и, по сути, его никогда нет. Оно появляется почему-то лишь тогда, когда людям плохо аж до тошноты, до отвратительной боли где-то в висках, и вот тогда оно будто начинает идти именно с той скоростью, с какой должно — медленно, размеренно, давая осознать каждую прожитую секунду, давая понять, где ты ошибся, и принять то, что ты уже никогда этого не исправишь. Тодд давно понял, что он далеко не хороший человек, он достаточно грешил за свою недолгую жизнь, и новые грехи все меньше и меньше давят на душу, будто он медленно превращается в того, для кого грех — это единица жизни. В того, кто только и делает, что грешит. И его Бог также безумен, как этот кровожадный Клоун. А безумию и богам нужно отдавать дань. И Джейсон ее отдает, послушно и с удивительной уверенностью, зная, что так нужно, так должно быть.
Правая кнопка.
Тишина.
- Браво, мой мальчик! Я знал, что ты еще можешь встать на правильный путь. И я рад, что ты усвоил маленький урок, который добрый папочка Джокер для тебя приготовил: самое главное — спасение себя любимого. Потому что знаешь что? Верно, всем вокруг на тебя наплевать. Бэтси, вашей дурацкой семейке, твоим друзьям-идиотам, да даже твоей подружке.. Всем подружкам, - гнусно захихикав, Клоун тут же продолжил, - И только я, я по-настоящему забочусь о тебе. И знаешь почему? Ну же, спроси-спроси-спроси! - казалось, от нетерпения раскрыть свою тайну псих сейчас захлопает в ладоши, поэтому Джейсон покорно исполнил его просьбу, вкладывая в голос все то презрение, что испытывал с Клоуну.
- И почему же?
- Потому что не зря же я тебя растил! Ты как птенец из яйца на лабораторной работе. Вот вырастил, вроде уже и не нужен, отдать бы кошке, но нет, прикипел я душой и все тут. Даже я нахожу это крайне милым, - вновь рассмеявшись, безумец, довольный собой, еще долго не успокаивался, но, когда он наконец замолчал, Тодд понял, что истеричный смех — это еще не самое плохое, чего можно от него дождаться. Самое плохое — непредсказуемость.
Понять или предугадать действия Джокера — это дело бессмысленное, но Джейсон, словно упрямый ребенок, все пытался сделать это, пытался разгадать схему или предсказать, как оппонент поступит дальше. И вот, когда Тодд уже было решил, что понял Клоуна, понял, что вся эта комната — просто попытка сломать его, заставить чувствовать себя убийцей невинных; когда он возомнил, что его жалкая попытка оправдать убийство двух людей туманной возможностью спасти одного ни в чем неповинного ребенка; когда в голове его зародилась мысль, а не сделал ли он это потому, что в тайне желал, чтобы именно так закончилась его собственная история — хэппи эндом, где Бэтмен спасает своего маленького помощника; тогда враг ударил вновь, подло, как вгоняют нож под ребра в темной подворотне. А уж в этом Джейсон очень хорошо разбирался.
Колпак не сразу понял, что произошло, так бывает, когда в фильме, который вы смотрите, картинка отстает от звука, знаете? Это противно чувство, когда по тормоза уже визжат, а машина в каре еще несется по пустынной дороге. Отвратительно. Так и тут — первым раздался щелчок из динамиков, а следом за ним — женский крик. Потом мужской голос присоединился к нему. И в конце — детский истошный вопль. Кажется, мальчишка звал маму, но мама уже не придет к своему сыну. По крайней мере живому. Тодд знал, что у Джокера нет тормозов, когда дело касается убийств, но чего-то подобного от не ожидал даже от него — сейчас на глазах парня обе капсулы заполнялись кислотой противного тошнотворного цвета, лившейся из внутренней стороны крышки клеток, словно душ, призванный смыть с лица земли следы существования этих трех людей.
- Нет! - истошный и совершенно бесполезный крик сорвался с губ Джейсона, мешаясь с воплями жертв, с которых живьем слезала кожа и мясо, обнажая кости, на которых, в свою очередь, вытравливались тонкие каналы от все новых струй кислоты; одежда давно превратилась с какое-то месиво, мешаясь с органикой и образуя тошнотворного вида массу; запаха не было, но лишь потому, что, похоже, капсулы были полностью герметичные. Герметичные, но не звуконепроницаемые.
- Нет-нет-нет-нет, ты обещал, черт возьми! ОБЕЩАЛ! Ублюдок, это же ребенок! Просто, мать твою, ребенок! - бросившись к капсуле слева, Тодд в бессильной попытке принялся бить кулаками по толстому стеклу, но все, чего он добился — это сбитых в кровь костяшек и тонкой трещины на стекле. Хотя что толку?
- Успокойся, - голос Клоуна вновь стал ледяным и даже за застлавшей вновь взгляд яростью парень готов был поклясться, что знает, какое сейчас выражение лица у психа, - Все? А теперь слушай, парень... - пауза и вновь хохот, медленно превратившийся в более или менее разборчивую речь, - Поверил? Господи, да я просто актер от бога! На самом деле... Да хватит скулить, сдохните уже! Так вот, на самом деле, от тебя тут ничего не зависело. Ну как, я просто решил по ходу поменять правила игры. Я подумал: мальчик молодец, он проявил самостоятельность, так почему бы не наградить его каким-нибудь бонусом? Ну вот, мой бонус — избавление от прошлого! Разве тебе не стало легче, когда то, что тянуло тебя назад, превратилось в мертвые ошметки? По-моему, это самое прекрасное, что может быть в жизни, поверь, я знаю, что говорю. Ты еще скажешь мне спасибо. Ну, потом, когда отойдешь от счастливого потрясения. А пока шуруй дальше, у нас еще много дел.
Джейсон не слушал. Слышал, но не слушал. Все, что он видел перед собой — это скорчившееся и обезображенное тело мальчишки перед собой, такое жалкое, как, наверно, жалок был и он, когда его тело нашли на том складе в Сараево под обломками крыши. Он до сих жалеет себя? Или все же этого невинного мальчика? Почему он чувствует не вину перед жертвами, а какую-то непонятную ненависть к им же, будто эти люди виноваты в том, что напомнили ему о том, о чем он хотел забыть. А, главное, почему он покорно и без лишних слов пошел дальше?
[AVA]http://se.uploads.ru/hGk1M.png[/AVA]