Иногда ему снятся сны. О разрушенных городах, о потерянных жизнях. Они не отличимы от реальности — они кажутся реальностью. Нет ничего в таких снах, что сказало бы о том, что это — неправда. Что это — позади. Это то, что не получается отпустить; что прячется где-то глубоко в подсознании и находит выход во снах.

И Лотар мечется в кровати, не-спокойный, когда под ботинками [во сне] что-то трещит; когда треск этот отдаётся в каждой клетке тела, дрожью, заставляет задохнуться сухим воздухом. Когда понимает — что.

Город затихший, замерший [мёртвый]. Нет ни одного звука. Нет даже ветра. Пепел оседает на руины некогда шумного, величественного города лениво и точно бы не-хотя. Вместе с воздухом вдыхается запах крови и жжённой плоти — это заставляет сжимать рукоять меча до побелевших костяшек пальцев, хмурить брови; остановиться.

От города не осталось ничего. Разрушенный, разграбленный; уничтоженный. Последние выжившие давно ушли в другие края. А он — каждый раз, каждый раз — возвращается сюда во снах, не может выйти-выбраться, запертый; прикованный памятью, чувством вины, обычно заглушённым — долгом. Лотар не из тех, кто будет долго лить слёзы над утерянным. Отдав почести, склонив голову единожды — дальше идёт уверенно, безжалостно прочищая путь для себя, для своего народа. Он знает слишком хорошо, как нужно, как правильно. Он знает, что на подобное нет времени. Он знает и делает.
Но во снах — снова-и-снова — возвращается на пепелище. Точно собственный разум, собственное сознание проверяет его выдержку, веру, убеждения.

Это то, на что сил не хватило. Это то, что не смог уберечь. Пустые глазницы смотрят из темноты, спутанные, пыльные волосы на черепе, тонкие ободок короны и костлявые пальцы, что тянутся в безмолвии.

Он даёт себе слово, что город будет восстановлен. Он даёт себе слово, что никто из павших не будет забыт. Он даёт себе слово, что не оступится. Он даёт себе слово и просит прощения у выжженных тел, изломанных костлявых фигур. Это разрушенное, это потерянное [пеплом и прахом оседает в лёгких] — это остаётся только помнить и беречь. Беречь те осколки, что ещё не растоптаны. Лотар может это сделать. Лотар может предотвратить повторения. Не падать ниц, сгорбившись, но выпрямить спину, держать меч крепко, смотреть — прямо. Только прямо, не оглядываясь, не забываясь в прошлом. Он не может себе позволить этого. Никто из них не может. Разрушить легче, чем выстроить: они — строят. Камень за камнем прокладывают, не позволяя себе сомнения. Ни в себе, ни в ближайших соратниках. В доверии сила, взращенная из уязвлённости.

Мир менялся. Это чувствовали не только маги. Этого нельзя было не заметить, это было глупо отрицать. И всё что мог Лотар — не отставать, не оступаться; принимать. И слушать внимательно Кадгара: никто столько не знал о магии, сколько он. И юный возраст совершенно тому не мешал. Начитанный и внимательный, он был в самом центре событий, он видел больше многих — чувствовал больше многих.

Мир менялся. Неспешно, но вместе с тем — неумолимо. Это тяжестью наваливалось на плечи, ощущением грядущих перемен, опасностью. И если это понимал даже обычный воин — что чувствовали те, кто был наделён способностью ощущать тончайшие изменения в мире? Что чувствовали маги?

Мир менялся. И нужно было быть готовым к грядущим изменениям. Нужно было быть готовым в любой момент. Ко всему. Предшествующие события показали — они слишком многого не знают о мире [о мирах], и сложно было представить, что их ещё может ожидать, когда врата открыты. И всё, что требовалось от самого Андуина — просто быть готовым. Не загадывать, но и не расслабляться. Время [что сейчас заставляет ждать] — покажет, столкнёт их нос к носу с поджидающим за тёмной неизвестностью. Принять и уничтожить даже малейший намёк на то, что может пошатнуть хрупкий мир, что удалось отвоевать. За который боролись.

И когда решают собрать экспедицию к Тёмному Порталу [ещё-одному] — Лотар вызывается идти с ними. Не слушает никакие доводы о том, что ему лучше остаться здесь, в городе. Непоколебимый и решительный — ни одна сила не заставила бы его сидеть на месте сейчас, когда стали известны подобные новости.

Их, несомненно, там встречают орки. Но не те, которых встречали раньше — совершенно другие. И не важно было сейчас, что подобный вид, подобное поведение орков было вызвано магией. Когда меч рассекает воздух — это не важно: пока они угрожали их миру — это не имело никакого значения. Он уничтожит любого, кто поднимет на него оружие, кто решит, что имеет право отнять их хлипкое благополучие. Он будет бороться за это — без сожалений. За город. За людей. За Альянс. За — Мир.

Лотар шумно вдыхает и хмурится — воздух тяжёлый, сухой [почти как во снах]; в воздухе, неясное для него, но совершенно точно не-приятное, губительное. И очень скоро это подтверждает Кадгар. Сказанные слова заставляют нахмуриться, с явным неприятием кривит губы, пальцами стучит по рукояти меча.

— Один ты никуда не пойдёшь, — это звучит спокойно, но уверенно: Лотар не примет возражений на этот счёт.
Запрокидывает голову, оглядывая портал, снова хмурится и вглядывается уже перед собой. Первый раз подобные «врата» привели к ним полчища орков.

— Не прозевайте представление, — и это уже отряду, с лёгкой беспечностью,  напутствием после слов мага; но взгляд — серьёзный, сосредоточенный.

Подобные врата — чистая магия. Интересно, влияет ли она как-нибудь на тех, кто переходит через них?

— Ну что, герой, готов? — полу улыбка, полу ухмылка; ладонью хлопает между лопатками, не особо рассчитывая силу, и первый делает шаг в ворота. Запоздало думает, что вот будет потеха, если они выйдут в центре вражеского лагеря. Помнится, у уничтоженных врат был разбит целый лагерь  с ордой.

Что ж, кто бы за ними ни был — пришло время принимать гостей.

Отредактировано Lothar (2016-09-14 09:57:50)