Идут дни, в которые пленники и гости, слишком эти понятия были неразличимы, предавались одной из самых тяжких вещей - ожиданию. Дик поправился быстро, встал на ноги и был готов продолжать затею, вот только от него в данный момент ничего не зависело: он дожидался послания, которое должно было сузить круг их поиска. Его друг строго-настрого запретил пользоваться связью самостоятельно, из опасения, что Барбара сможет использовать этот сигнал и создать куклу, поэтому велел дожидаться послания от него по "чистой" линии. Но все это значило, что им оставалось только ждать и надеяться на лучшее, не имея представления выгорит ли затея Тима или же он уже погиб. На исходе последнего дня Махариэль уже собралась было завести разговор о том, что дальше ждать бессмысленно и опасно, но к счастью звонок развевает все сомнения.
За эти дни она редко покидала отведенное им помещение, будто опасаясь, что поодиночке им перережут горло где-то в темных переулках города, и отчасти так и было - ей больше было страшно встретиться лицом к лицу с Магистром Лиги. Поэтому она всерьез переживала и делала вид что не замечает пытливых взглядов Грейсона. Махариэль полагала, что Джейсон захочет поговорить с ней - потребовать объяснения, узнать подробности произошедшего, хотя бы банально удовлетворить любопытство в том почему она так поступила, но оказалось, что женщина ошибалась и в этом. Боясь и желая этого разговора, который расставил бы все точки, она ждала, пока наконец не поняла, что его не будет. Джейсону было совершенно безразлично и понимание этого помогло ей сделать последнее, что оставалось - подвести финальную черту над еще одной колонкой ее жизни. Может быть когда-то он и был другим, тем, кого она полюбила, а возможно любовь, которую Махариэль берегла в себе, как раненную птицу, слабо трепещущую крыльями, была лишь ее выдумкой. Она отдала себя образу, который сама создала, фантому, который был игрой воображения. Придерживалась традиций своего народа, от которого ей остался только узор на лице да пустота внутри. Как страшно сейчас было осознавать это с высоты прожитых лет и одной роковой встречи, и ощущать, как последнее теплое чувство, которое всколыхнулось на то жалкое мгновение, что Лина завороженно вглядывалась в лицо Джейсона, крупно вздрогнуло в последний раз и умерло.
Играло ли с ней злую шутку пресловутое милосердие или жажда мести убийце, но Махариэль еще не до конца осознавала, как далеко зашла в своем обещании помощи Грейсону. Когда он передал весточку о том, что наконец получил информацию, которую ждал, их почти немедленно сопроводили к Магистру. Встреча происходит слишком схоже с предыдущей - на главной площади, Джейсон бросает на них взгляд, который мог бы выжечь клеймо на лицах, но на этот раз ей проще. Махариэль остается чуть позади, показывая свою непричастность к разговору мужчин, не вмешиваясь и, казалось бы, даже не слыша. Лишь по мере его развития, когда они оба напоролись на стену и разногласия насчет плана, она поднимает взгляд. Дику нечего было возразить, несмотря на шпильки Тодда, кажется он был согласен в том, что план неидеален, поэтому пусть со смешком, пожалуй, недопустимым в отношении Магистра Лиги убийц, но легко согласился с ним.
Джейсон жестом зовет их - его - за собой, а Лине ничего не остается как последовать за мужчинами. За ними захлопываются тяжелые створки дверей дворца и Махариэль отмечает, что Магистр отослал прочь всех, кто был вокруг, очевидно недавняя кукла все-таки сделала его еще бдительнее и недоверчивее. К сожалению, это было не все. Собственное имя оказывается, как нож по горлу - внезапным и болезненным.
— Что? - она не совсем поняла, к чему ведет Джейсон, и торопливо обвела взглядом говоривших, будто пытаясь прочесть план по их лицам.
Но это и не требуется, когда дверь приоткрывается и их вниманием завладевает мужчина, каким-то образом умудряющийся совмещать чувство собственного достоинства и полную покорность Магистру. Он кланяется и представляется, но глаза - хитрые и жестокие - мгновенно изучают их с Грейсоном. Вряд ли в этом месте может жить кто-либо с хоть немного отличающимся взглядом. А у Джейсона, например, было такое сердце. Реплики обронены так непринужденно и просто, будто она была пустым местом, так тевинтерские магистры делали что желали со своими рабами, и то, о чем говорил Магистр Лиги немногим отличалось от обычных экспериментов магов, по крайней мере так полагала Махариэль. Но испугало ее совсем не это.
Женщина отшатывается от направившегося к ней чернокнижника, тут же ощетинившись, как дикий зверь, но плохо скрывая то, что ее вела не ярость, а страх. Она хотела помочь в том, чтобы уничтожить Барбару, но ей и на секунду не приходило в голову, что ее отправят обратно к Ней. Махариэль ненавидяще смотрит на такого высокомерного и командующего кому умирать, а кому убивать Джейсона, но как ни странно он - самое меньшее, что ее волнует. Она переводит взгляд на своего спутника, не веря в его молчание.
— Это слишком. Я обещала помочь тебе не так, - голос предательски дрожит, но Лина не замечает - Дик на секунду виновато отводит взгляд и это уязвляет ее, - Ты сказал, что не позволишь причинить мне вред, - тихо и зло напоминает она, когда за Джейсоном закрывается дверь, желая хоть как-нибудь отплатить болью за свою боль.
Дик шагает вперед, опуская ладони на ее узких плечах и крепко сжимая. Он прекрасно понимает, что это не детская выходка, ведь мужчина единственный, кто знал, как ей приходилось в руках Барбары, но Лина не желает оправдывать Грейсона, ей мерзко от этого простого прикосновения, поэтому она вырывается, отступая назад.
— Она ничего не сделает, не успеет. Это... это действительно хороший план, мы покончим со всем разом - никакой охоты на Барбару. Ты станешь маяком, который приведет нас прямо к ней.
— Если вы закончили, то мне надо приступить к работе. - усмехаясь, вмешивается маг, который все это время не сводил с нее взгляда, и Лина бы ударила его, если бы только не знала в точности, как и он, что у нее нет выбора.
По этой же причине она ничего не произносит и Дику, лишь следует к указанной магом двери, из который он вынырнул в зал и не оборачивается, когда спутник, которого она даже хотела бы назвать другом однажды, окликает ее. Да, для них план был великолепен и лишен изъяна, кого было упрекать в этом Махариэль, внутри которой все переворачивалось от ужаса. Она будто попала внутрь сна, от которого никак не может проснуться - Лине правда так и кажется, может все это происходит вовсе не с ней. Не ее ладонь вспарывает острый клинок и не ее кровь вплетает в воздух тягучий аромат с медным привкусом - самым сладким для этой акулы, что кружила вокруг нее. Некромант вычерчивает острым лезвием символы на ладони и шепчет над ними какую-то бессмыслицу, обжигает раны едко пахнущей жидкостью из небольшой склянки.
Маг говорит, что рана не затянется и протягивает ей тряпицу, которую щедро смочил все той же раскаленной лавой, что хранил в бутылочке, заткнутой пробкой. А Махариэль думает, что ей это не в новинку, но все равно стонет от боли, потому что по ощущениям ладонь должна была просто воспламениться. Рука невольно дрожит и у нее плохо выходит обмотать ее, но на выручку приходит некромант, который слишком горд своим творением искусства, чтобы позволить ей хоть как-нибудь его испортить. Поэтому длинные ловкие пальцы стягивают ткань на ладони. Некромант рассказывает о том, что ей следует снять ткань, когда она будет на месте и на этом все, участие эльфийки в магии будет завершено. Учитывая то, что уже сейчас хотелось отодрать от себя, казалось бы, намертво спекшуюся с ее кожей тряпицу, это было не такое уж простое задание.
Дик ловит ее на площади и на этот раз Махариэль не отшатывается, а слушает слова ободрения и заверения, что они будут наготове и придут, как только она выполнит свою часть. Женщина кивает, но остается безучастной, размышляя только о том, что она снова должна делать то, что от нее хотят получить другие. Даже не взглянув на Магистра, который очевидно за это время успел раздать новые указания, она отправляется с двумя убийцами, сопровождающими к вратам Эт Альтебана, чтобы покинуть город, на этот раз действительно навсегда.
На секунду ей хочется обернуться, будто один только взгляд с призывом о помощи - и реальность расплывется, как краски на мокром холсте. Но Махариэль знает, что некому ей помочь, даже она сама при всем своем скрытом могуществе, которое так жаждала Барбара, бессильна. Поэтому напряженные плечи устало опускаются.
— К какому богу ты взываешь, когда нуждаешься в защите? – Лина слышит слова, но, чтобы осознать их требуется гораздо больше времени, чем обычно.
Она с трудом разлепляет глаза и видит ненавистное лицо женщины, которая разглядывает ее. Махариэль почти инстинктивно дергается, чтобы содрать с руки повязку, которая должна была привести сюда подмогу, пытается сделать это раньше, чем внутренности скрутит от паники, но все оказывается безнадежно – ее запястья крепко зафиксированы металлическими браслетами, а сама она… на каком-то кресле. Это что-то новенькое. Прежде Барбара держала ее в клетке, как дикое животное, через которую пускала электрический ток. Махариэль не могла понять где она: как только убийцы Лиги передали ее людям Барбары, те сразу же накачали ее очередной дрянью и больше в себя женщина не приходила. Можно было бы посчитать, что все те воспоминания о времени, что она была на свободе ей просто приснились – попытка разума спастись от кошмарного настоящего.
Вот только сейчас Барбара смотрит на нее почти сочувственно, качая головой.
— Я допустила ошибку, серьезную ошибку и мне действительно жаль. Я думала, что смогу заставить тебя сделать то, чего я хочу, если воспользуюсь твоими самыми чистыми желаниями, любовью. Из тебя сделали нечто, существо, выходящее за рамки нашего мира – ты могла одним своим желанием возродить своих любимых, подарить жизнь. Я полагала, что ты просто не хочешь мне помогать, а оказалось, что ты не можешь, и из-за моего просчета погибли невинные. – сейчас больше всего на свете Махариэль желала, чтобы голова рыжей женщины просто лопнула и во все стороны разлетелись кровавые ошметки, сила ненависти, которая вспыхнула после сказанных слов могла бы это сделать, но, к сожалению, ее было недостаточно.
Она пробует дернутся, но ее держат крепко, да и сил после такой большой дозы препаратов немного. Лина тяжело выдыхает, но продолжает молчать. Ей не нужно думать о том, что говорит Барбара, ей нужно как можно скорее освободить руку.
— Но теперь все учтено. Я не планировала зайти в исследованиях так далеко, но мне правда нужны твои возможности. Наш мир как никакой другой нуждается в спасителе, и я хочу защитить всех, кого могу. Даже если для этого придется пойти на необходимые жертвы.
Махариэль непонимающе смотрит на Барбару, которая кивает кому-то за ее спиной и в следующий миг кресло вместе со своей жертвой движется назад. Все это звучало плохо, особенно если учесть, что вряд ли Барбара сидела сложа руки все это время.
— Ты – эта жертва.
Кресло вталкивают в стеклянную клетушку и закрывают за ней вход. Безликий мужчина с ничего не выражающим лицом на той стороне возится с очевидно панелью управления этой вещью. Махариэль отчаянно дергается, пытается хоть как-то ослабить надежные крепления, но безрезультатно. Она понимает, что все плохо, очень плохо, но способна лишь, задыхаясь, смотреть на то, как отдаются последние команды.
— Хватит! Выпусти меня! ВЫПУСТИ МЕНЯЯЯЯЯЯАААААААААА, - крик переходит в истошный визг, когда адовая боль разрывает голову на мелкие кусочки, в точности как она желала Барбаре, ее сотрясает, но Лина почему-то еще жива.
Она не замечает за болью что все предметы в округе взмывают в воздухе, будто позабыв о земном притяжении, а ее собственное тело охватывает золотые всполохи, точно такого же цвета, как и затопившее глаза свечение. Махариэль давно не испытывала этого, но точно знала, что это значит. То, что делала с ней Барбара – эта бесконечная боль, раздирающая изнутри и рвущее ее суть кажется по мелким лоскуткам, пробудила нечто другое, запертое в ней. Может быть, это защитная реакция, но она ни о чем не могла думать. Так что пока голову не разорвало от столь мощных сил, что вступили в противоборство, Лина лишь старается сосредоточиться на ткани на своей ноющей ладони, сейчас в сравнении она была незначительнее мелкой царапинки. И у нее выходит: тряпица истлевает за секунду, будто ее никогда не существовало, а сгустки крови оглушительно громко падают на пол ее камеры. Следующий крик с оглушительным звуком выбивает стекло вокруг, отшвыривает все недавно безмятежно парящие в воздухе предметы и людей в комнате. Всех, кроме одной фигуры, которая смотрит с восхищением и восторгом на то, как исчезает то, что сдерживало ее недавнюю жертву.
— Они уже идут, - ее слепой взгляд не смотрит на Барбару, не смотрит никуда, но видит все – Махариэль останавливается неловко, стоит как-то неестественно, будто не понимая как нужно держаться, - Чтобы… остановить тебя.
— Я хочу, чтобы ты покончила с ними, - зло и коротко произносит Барбара, распахивая дверь и бросая быстрый взгляд на возникающий в комнате портал, - Я сама это сделаю через тебя, Митал.
Она не произносит ничего в ответ – этого ей не велели, несмотря на то, что знает, что имя не принадлежит ей, а Барбара назвала ее, свое новое оружие, именно так ввиду символизма, возможно услышав, как в бреду она взывала к Митал и просила о защите, но сейчас для нее эти знания ничего не значат, словно волны стучат в маленькую пустую лодку – ее тело. Женщина уходит в безопасное место и ей нужно защитить ее. Это приятное чувство: обретение цели.