Шорох шин по гравию не гас в шуме волн хотя бы потому что погода сегодня была, пожалуй, излишне тихая. Без всякой помощи навигатора женщина, в миру носившая имя агента Романофф, парковалась у дома Тони Старка, понимая, что явилась сюда без всякого приглашения. И, если исключительно возможность того, что ей попросту не откроют дверь, хозяина попросту могло не быть дома. Вряд ли отношения Тони и Наташи можно было назвать идеалистически прекрасными, но этого заносчивого и весьма головастого богатея Вдова, насколько умела, конечно, но уважала, а иногда даже ценила, потому как словесные перепалки с ним позволяли ей чувствовать себя в своеобразном тонусе. Разумеется, она не превращалась в неопытную школьницу, не пыталась сожрать себя поедом, убеждая собственное сознание, мол, Тони до сих пор злится на нее за ту не особенно аккуратную работу с ее проникновением в Старк-Индастриз. Ну, что они – дети малые – обижаться на объективную работу. Но друзьями они не стали, больше того, Нат зачастую старалась лишний раз со Старком не пересекаться, дабы не провоцировать того привычно распускать хвост павлином, что ее всегда в нем раздражало.
После разгрома читаури, Щ.И.Т. неоднократно отбивал атаки всевозможных злопыхателей, которые, казалось, только и ждали, чтобы уколоть побольнее американское правительство за несостоятельность обороны, да заодно и потыкать пальцем в каждого, кто принял участие в авантюре под названием «Мстители», выставляя их напоказ эдакими зверушками из зоологического сада. Мол, никакие это не герои, а самые настоящие уроды, которых хлебом не корми, дай только поработить человечество, благодаря собственным способностям. В политику Романофф старалась не лезть. Не потому, что этого не любила, хотя ненависть к правительственным машинам, кажется, медленно, с движением эритроцитов передвигалась по ее венам. Просто Наташа искренне хотела хотя бы немного отдохнуть. Им с Клинтом даже удалось вырваться на выходные в Черногорию, где в ее распоряжении был целый этаж, и Бартон даже не приставал с идеей пострелять на пиво или же поиграть в гольф, зная прекрасно, что в тот момент, когда Вдова начнет проигрывать, единственный приз, который он получит – это удар клюшкой промеж глаз. Исключительно от большой любви. И уже во вторую очередь потому, что Нат категорически не умела проигрывать. Когда они вернулись обратно в Штаты, Романофф обнаружила у себя на столе записку от Фьюри, не с просьбой, а с настоятельным требованием появиться под ее око сразу же по прибытии. О том, сколько будет длиться отдых Мстителей, никто не обсуждал, и не то, чтобы Наташа отлынивала от службы, но подобные непонятки заставляли ее озадаченно хмуриться, от чего между ее бровей появлялась внушительная морщинка, выдававшая всю степень ее сосредоточенности. Ник, как и следовало ожидать, ничего конкретного не сказал, кроме того, что ему сейчас крайне необходимо знать, где сейчас каждый из «мстителей», чем занимается, а уж если получится достать что-то поинтереснее сверх поставленной задачи, то это будет просто прекрасно.
Говорят, что призвание не выбирают. Оно тебя да, ты можешь сменить десяток рабочих мест, кидаться от одной специальности к другой, но призвание все равно останется с тобой, как бы ты не пытался устроить ему проверку. Когда-то Нат считала, что ее истинное призвание – это балет. Потом – семья, после – страна, а когда никаких жизненных принципов попросту не осталось, агент Романофф стала верить исключительно в себя саму и позицию, которую она занимала в стороне от прочих, абстрагируясь, не привязываясь, да и вообще, считая, что на пышные похороны с благодарственными речами она себе уже заработала, и этого вполне достаточно, чтобы завершить свою и без того изрядно затянувшуюся карьеру. Но на фоне этих мыслей всегда неизменно возникала и другая, а чем заниматься, если не этим? Печь пироги и ходить в литературный клуб по воскресеньям? Ну, уж нет. На этом месте должна включиться в дело всемирно известная цитата о дарованной силе и соответствующей ей ответственности, но этот случай явно не касался Наташи, хотя бы потому, что она все еще оставалась в Щ.И.Т.е из-за чувства некой обязанности Нику, а долги не терпела, хоть и осознавала, что оный попросту неоплатный. О том, чтобы найти Тора, вопрос даже не стоял, существовали в этой Вселенной материи, неподвластные даже самым влиятельным людям, как бы им этого не хотелось. Со всеми остальными было попроще. Сомнения разве что вызывал все тот же Старк. У дома которого сейчас стояла машина Романофф, в то время как самая рыжеволосая женщина все еще сидела внутри, и не спешила выходить, потому как чувствовала себя попросту неготовой к разговору с Тони. Она звонила в Старк-Индастриз, но там его не заставала, всякий раз мелодичный девичий голос предлагал ей переговорить с мисс Поттс, потому как у нее куда больше информации. Но Пеппер была последней, к кому Нат обратилась бы за помощью, хотя бы потому, что меньше всего хотелось слушать в трубке голос блондинки, наполненный не отборным ядом, но откровенным пренебрежением. Естественно, мало кто прощает аферы, навроде той, что провернула в свое время Романофф, но женщины всегда куда болезненнее переносили, когда их обводили вокруг пальца им же подобные, и потому Вдова решила действовать привычным методом – нахрапом. Широкие каблуки ее привычных высоких сапог не создавали дополнительного шума, лишь хлопнула дверь автомобиля с водительской стороны, и уже через минуту Нат вдавливала в крошечную нишу белую кнопку дверного звонка указательным пальцем. По внутреннему пространству огромного дома разнеслась пронзительная трель звонка, а дверь незамедлительно открылась, приглашая незванную гостью внутрь. Встречал ее не хозяин, а та женщина, встречаться с которой хотелось менее всего.
- Мисс….- С губ Наташи уже было готово сорваться отработаное в свое время до автоматизма обращение, но она вовремя осеклась, лишь сухо кивнув, - Пеппер. Мне нужен Тони. – Светловолосая женщина выразительно хмынула, мол, не удивилась, а после ее изящная кисть, схваченная широким позолоченным браслетом часов, махнула куда-то неопределенно в сторону лестницы, ведущей в подвал. Она, кажется, хотела что-то сказать, но в этот момент зазвонил ее мобильник, Пеппер, осмотрев Наташу с ног до головы, снова хмыкнула, поспешила ответить и засеменила на своих высоких каблуках в сторону выхода. Спустившись по указанной лестнице, Нат нашла Тони за работой. Стучать не пришлось, дверь распахнулась перед ней, а Романофф не заставила себя ждать.
- Проблемы в раю? – Вместо приветствия произнесла она, перехватывая на себя недоуменный взгляд Старка. – Я о мисс Поттс, - с толикой ехидства произнесла Нат, - кажется, она не особенно была рада меня видеть, да и исчезнуть из дома тоже торопилась. Что это ты тут снова мастеришь?

Отредактировано Natasha Romanoff (2016-06-13 21:09:53)

- Я не врывалась, - отстраненно заметила Романофф, усаживаясь на какой-то свободный табурет и прокатившись на нем вдоль стола, поближе к Старку, - меня впустили, и я вошла.
Их перепалки со Старком уже давно вышли из категории неприятельских, и не несли в себе и капли агрессии, на которую оба, без сомнения были способны. От того, вероятно, Нат лишь пожала плечами, не утруждая себя принимать вызов на поединок в острословии. Выразительный взгляд пронзительных карих мужских глаз стал будто бы глубже, потому что под нижними веками пролегли темные тени – свидетельства явного недосыпа. И если кто-нибудь из прессы сейчас увидел всеми обожаемого мистера Старка без прикрас, то из цепочки «потрясающих» качеств, коими он регулярно себя награждал, слово «плейбой» можно было смело вычеркивать.
- Допусти мысль, что я просто в гости зашла. Давно не виделись.
Внимание женщины, казалось, было сосредоточено на какой-то железяке, лежавшей просто поверх кучи ей подобных, кончиками пальцев она коснулась еще теплого металла, но интереса в ней он не вызывал. Способная разобраться даже в самых сложных компьютерных кодах, Романофф была совершенно равнодушна к изобретательской жилке Старка, а когда тот порой принимался рассказывать о том, над чем работает в данный момент, то и вовсе не трудилась делать заинтересованное лицо. Кесарю кесарево, и если ее биологический отец, на самом деле, как рассказывал ей Иван Петрович, был инженером, то этот геном потерялся где-то еще во время оплодотворения, так и не доставшись единственной дочери своих родителей. Она привыкла и никогда не реагировала на тот факт, что большинство людей, знавших о том, чем агент Романофф занимается для Щ.И.Т.а, держались с ней весьма отстраненно, будто бы им всем было что скрывать. На деле, в девяноста процентах случаев, срабатывал исключительно инстинкт, с остальными десятью процентами Наташа работала более конкретно. С чего вдруг напрягаться Старку, когда они, вроде как в одной лодке, Нат пока понять не могла, но Тони всем своим видом демонстрировал нарастающий дискомфорт от ее присутствия. Конечно, после Нью-Йорка всем им требовалось отдохнуть. И физически и морально. Прав был Бартон, когда настоял на поездке, смена обстановки всегда благотворно влияла на человеческую психику, и, зная Старка, Вдова предполагала, что он все это время грелся где-нибудь на выкупленном острове, слушал шум океанских волн и потягивал коктейль прямо из ореха через яркую трубочку. Личность публичная, но и таким надо отдыхать. Однако, с некоторым прискорбием, которое на ее лице выражалось исключительно в поджатых до тонкой полоски губах, Нат поняла, никуда он не выбирался, так и сидел в своей берлоге. Кто знает, может, поэтому Пеппер так недовольна. Ведь одно дело, когда ты – серый кардинал, и направляешь того, кто находится в свете прожекторов, другое – когда ты встаешь на его место, выполняя все то, что раньше делала в свое удовольствие, но теперь с более высокой долей ответственности.
Как бы там ни было, но специалистом в семейной психологии Наташа никогда не была, и потому решила дальше не развивать эту мысль, тем более, что Тони так и продолжал испытывающе смотреть на нее, будто рассчитывал, что сейчас она, как на духу, выложит все, что у нее было на уме. Будто первый день ее знал, право слово.
Когда Наташа оглядывалась на прошедшие события, ей удавалось выключить привычный расчет, и тогда становилось по-настоящему страшно. Ведь одно дело, когда ты «на поле боя», и тогда в ход идет исключительно реакция и способность моментально просчитывать три, а то и четыре действия вперед, и совсем другое – когда ты остаешься в одиночестве, и весь груз страхов и опасений, коим не было места в твоей голове, разом опускается на плечи, словно стремясь протащить тебя таким образом до центра земли, чтобы сжечь в плавящейся магме. Тараканов в ее голове хватало, и с каждой промывкой мозгов, которые ей устраивали силами КГБ, меньше их не становилось. Наташа научилась не цепляться за прошлое хотя бы потому, что некоторые его куски напрочь исчезали из ее сознания, и вернуть их зачастую не могли даже лучшие мозгоправы Щ.И.Т.а. Фьюри старался. Когда однажды Нат призналась ему, что многое бы отдала за то, чтобы вспомнить, что именно она вытворяла на операциях комитета государственной безопасности, но не прочесть в досье, а именно вспомнить самой, этот одноглазый пройдоха лихо подколол ее, мол, а отпуска для поправки психического здоровья агенту не подать? Сошлись на сеансах у штатного психолога дважды в неделю, хотя Романофф сразу заявила, что уже после первых посиделок мозгоправ возьмет самоотвод и больше они не увидятся никогда. Как же подкалывал ее Клинт, узнав о том, какой способ досуга нашла себе Нат, но та лишь морщилась, да мысленно пыталась представить себе, каково это – довериться незнакомому человеку. Поначалу казалось, что это очень даже просто, ведь он не станет оценивать, не будет пытаться поучать или осуждать. Собственного самоедства ей хватало с головой, однако, на деле оказалось, что закрытой Наташе было просто невыносимо начать говорить о себе. Вместо положенного часа, сеанс с мисс Романофф продлился в тихом и уютном кабинете почти три часа. За это время рыжеволосая женщина узнала, что ее психотерапевт в детстве подвергался насилию со стороны отчима, но всегда скрывал это от матери, потому как являлся носителем скрытого эдипова комплекса, и от того до сих пор не был женат, а еще у него есть пять неоплаченных штрафов за парковку в неположенном месте, и два месяца назад он украл из супермаркета пачку жвачки, просто потому, что хотел проверить, получится у него это или нет. В блокноте же самого эскулапа не появилось ни одной стоящей записи, которые могли бы хоть на пару шагов, но приблизить Нат к желаемому. На том и распрощались, когда смущенный и взъерошенный мужчина попросил не выдавать его, а он взамен напишет самоотвод от их будущих сеансов. Когда эта бумажка легла на стол к Фьюри он долго смеялся, а потом порадовался, что не поспорил с Нат на деньги, иначе никаких золотовалютных резервов не напасешься.
- Ты слишком долго торчишь в своем подвале, Тони. Просто представь, что люди могут, - Наташа пощелкала пальцами в воздухе, будто пыталась подобрать правильное слово, - ну, допустим, переживать за тебя. И я вижу, что не напрасно, выглядишь ты ужасно. Может, хотя бы кофе предложишь?

На женском миловидном лице не дрогнул ни один мускул, когда в воздухе завис вопрос о переживающих. Она лишь небрежно передернула плечами, да поджала свои полные губы. Вот как хочешь, так и трактуй. На деле же слишком немногие знали, что сочувствие и сопереживание – те две эмоции, которые зачастую выходили из-под ее ментального контроля. Но без знака плюс. Романофф не превращалась по мановению руки в заботливую кудахтающую наседку, которая была готова радеть за всех и каждого. Все происходило до абсолюта наоборот. Рыжеволосая женщина уже привыкла к своему безразличию и спокойствию, от того, наверное, самообладание, ставившееся ею всегда во главе стола, покорно пряталось за напускным сочувствующим выражением лица. Так жить куда проще, и уж точно не обвинят в черствости, ведь того, что скрыто, никогда не разглядеть. Можно было сколько угодно долго размышлять, зачем ей все это, ведь агенты и эмоциональные встречались, исполнявшие свою работу не хуже, чем именитая Черная Вдова. Однако, сама Нат прекрасно помнила, чем расплачивалась за каждый свой поступок, совершенный под влиянием чувств. И, конечно, во главе этого относительно невеликого каравана стоял Алеша. Воспоминания о Шестакове были такими мутными, но каждое из них, чудилось, было острым по краям, и при каждом прикосновении старалось порезать нежную и мягкую женскую кожу, оставляя полоску алой крови. Настолько реальную, даже во снах, что порой по утрам Нат могла зависнуть на пару минут, потому как внимательным образом рассматривала свои ладони, будто саднящие. Алеша, тот, каким она должна была его помнить, светлыми и жизнерадостным человеком, больше никогда не являлся к ней, было только алое зарево обмана и предательства. Рубиновое, как отсвет кремлевских звезд, что и по сей день горят в небе над Москвой. Камень преткновения всех ее эмоций, за которым она готова была пойти даже к черту на рога, благо, что в стране советов ни в бога, ни в черта никогда не верили. Каждый ее крупный сердечный порыв заканчивался тем, что где-то в застенках КГБ, через два коридора от Красной комнаты, ей снова промывали мозги, навязывая ту реальность, которая была угодна исключительно сильным мира сего. В их когорту она никогда не стремилась, понимая прекрасно, что исполнитель из нее куда лучше, чем руководитель. В конце концов, отдавать приказы куда сложнее, чем их выполнять. С исполнителя по факту спрос, с заказчика – просчет всех вариации происходящего события. От того, вероятно, с течением времени, разумеется, не сразу, но Наташа научилась настолько крепко держать себя в руках, что порой даже по ночам не могла расслабиться, так и спала на спине, просыпаясь ровно в том положении, в котором засыпала, будто всегда была готова к какому-нибудь внезапному звонку или срочному заданию. Фьюри это прекрасно знал, от того, наверное, никогда не извинялся, если ему случалось разбудить агента Романофф в пятом часу утра.
Появление из небытия Стива, не столько в рядах Мстителей, сколько вообще перед публикой, в какой-то степени выдернуло Наташу из того аскетичного кокона, в котором она пребывала все это время. Вряд ли, как ей думалось самой, это было связано с тем, что в какой-то мере она проводила между ними двумя своеобразную аналогию. Да, их возникновение в этом мире было определенно похожим, вот только цели были абсолютно разные. Но Стив одним взглядом, парой незначительных фраз, да и вообще своим, каким-то , в определенной степени, наивным взглядом на мир, сумел перевернуть что-то в Наташе, словно открывая для нее прописную истину: неуязвимость не всегда благо, и порой, собственные эмоции можно демонстрировать, а не играть ими на публику, как это делала она сама в те моменты, когда женские слезы или демонстрация откровенного испуга могла спровоцировать противника на какие-то опрометчивые шаги. Она училась работать в команде, являясь по природе своей некомандным игроком, ей приходилось учиться делегировать полномочия, и, что самое страшное, доверять тем, кто стоял с тобой плечом к плечу. Последнее, пожалуй, было самым сложным, от того сейчас, сидя на табурете в светлой и просторной «мастерской» Тони, Наташа чувствовала себя словно на иголках, даром что волосы не поправляла каждые три минуты, чтобы хоть как-то скрыть весь тот дискомфорт, который вызывал прямой и несколько непонимающий происходящего взгляд Старка.
«Знал бы ты, насколько я не понимаю, зачем вообще явилась к тебе на порог», - думала Наташа, пока Тони со свойственной ему долей сарказма и иронии ставил перед Романофф поднос с кофе и каким-то сомнительным, на взгляд Вдовы, пирогом. Аккуратные женские пальцы коснулись фарфора чашки. Едва теплый, очевидно, что не ей предназначавшийся. Черный, ни намека на сливки или молоко, и от того на поверхности кофе нет пленки, неотвратимо напоминавший Нат пенку на какао в детском саду Сталинграда. Она не могла рассказать о том, что было лет двадцать назад, но с легкостью воспроизводила в памяти картины своего детства, еще до знакомства с Иваном Петровичем. Эти обрывки куда больше напоминали остатки тревожного сна. Вот широкий пластмассовый поднос со сколотым краем. На нем штук тридцать кружек, одинаковых, небольших, белых, без всяких опознавательных знаков, в них щедрая нянечка разливает из большой жестяной кастрюли то самое какао с молоком. Оно уже почти остыло, и от того в каждой кружке появляется синеватая пенка, отвратительная на вкус, прилипающая к нёбу, приторно сладкая, Наташа вылавливает ее пальцами, выбрасывает под стол, а потом еще долго треть ладонь о коленку, обтянутую ребристыми яркими зелеными колготками, чтобы воспитательница ни в коем случае не заметила. Можно и пить теперь….
Можно и пить теперь, без единого лишнего звука Нат подносит чашку к своим губам и делает небольшой глоток, не сводя глаз со Старка, от чего ее взгляд поверх кромки фарфора становится более цепким. Кажется, так полагается себя вести цивилизованным гостям. От пирога она молча отказывается, возвращая чашку на место и чуть звякая ручкой о край тарелки.
- Вообще, меня Фьюри отправил, - доставая из рукава невидимый прикуп, Наташа даром что все карты разом не вскрывает, оставляя напоследок и собственный интерес, скрывающий то самое сочувствие, которое она уже давно, как ей чудилось, задавила в сознании. – Совет не хочет оставлять Мстителей без присмотра. Перед ними Ник изображает надменного индюка, уверяя высокопарных чинуш, что за нами не нужно наблюдать, в то время, как сам…Ну, ты понимаешь, предпочитает держать руку на пульсе. Нам с Клинтом удалось спрятаться, но всего на пару дней, потом он нас нашел. Не удивлюсь, если он даже Тора сможет достать, как бы еще к ним в Асгард спутниковую телефонную линию не проложил. – Хмыкнув, то ли смехом, то ли выражая некоторое негодование, Нат расправила плечи, но подниматься не спешила. Она осматривалась по сторонам, понимая, что на экскурсию ее никто не приглашал, но когда она еще окажется здесь, было бы обидно все просмотреть. – Может, расскажешь, - кивнула она в сторону стоявших вдоль стены костюмов, - тебе зачем столько? Как-то смахивает на…одержимость. Женщину тут себе еще не собрал?

Человек, который не умеет жить без шоу, в этом Тони был очень похож на своего отца, хоть в окружении Мстителей почти никогда не говорил о Говарде. Наташа его помнила очень хорошо и догадывалась, что доживи старший Старк до тех времен, в которых сейчас правит его сын, то его неуемный ум обязательно бы работал сутками напролет, а человечество бы пошатнулось от десятков его изобретений, куда более весомых и важных, нежели многочисленные костюмы его отпрыска, хотя бы потому, что Романофф не могла представить себе вариант того, что Старк перестанет работать на оборону. Больше того, Нат могла смело сказать, что Говарда знала куда лучше, чем Тони, хотя бы потому, что под прикрытием КГБ и спасая Анатолия, подбиравшегося к Ванко, отвлекая от него посторонние взгляды, успела даже в какой-то степени проникнуться. Нет, не великими идеями, но какой-то странной человечностью, которая в тот раз в ее сердце не прижилась, слишком слабые были ростки.  Она не единожды составляла ему компанию за ужином, без единого намека со стороны самого Говарда на продолжение банкета, и в эти часы, что они сидели совсем рядом друг с другом, казалось, что он открывается ей совсем с иной стороны, нежели его видела пресса или же агенты КГБ. Возвращаясь к себе в конспиративную квартиру, которая находилась в том же самом районе, где располагался дом Старков, Нат снова и снова листала то пухлое досье, которое ей предоставило командование, чтобы понять упущенное, но никак не могла этого сделать. Сухие цифры статистики, перечисление ближайших родственников, группа крови и генетический код не могли помочь ей прощупать Старка настолько, чтобы заставить его увлечься Романофф целиком и полностью. Анатолий, возвращавшийся вечерами с работы на фабрике, пытался допрашивать свою напарницу о том, что той удалось разнюхать, и два представителя советского шпионажа сходились на том, что богом Старк не был, имелись и грешки, но люди, работавшие на него были целиком и полностью очарованы и преданы делу. Все, за исключением Ванко, который пытался реализовать свои идеи, пользуясь деньгами Говарда и его интересам ко всему инновационному. Он был обласкан деньгами, временем и собственной лабораторией, от того Толя никак не мог подобраться к нему, хоть и пытался всячески, работая среди простых трудяг, подорвать авторитет Старка, склоняя народ к хотя бы элементарной забастовке. Говард, ничего не подозревавший, да и против, наверное, своей воли, сходился с Наташей все ближе, приглашал ее к себе в офис, показывал фабрику, проводил экскурсии, явно наслаждаясь тем, как молодая зеленоглазая рыжеволосая женщина смотрит на него, слушает внимательно, искусно делает вид, что ей очень интересно, и она понимает львиную долю всей той информации, что поступает к ней. После смерти Ванко и фактической остановки всего производства Старка, после трагической гибели Анатолия, Нат была отозвана обратно в Советы, она даже не успела попрощаться с Говардом, который тогда, казалось, был просто нарасхват, пытаясь успеть сделать тысячу дел одновременно. За три часа до отлета с секретной базы, Романофф оказалась на пороге его дома, желая не извиниться, но поблагодарить Старка, но того не оказалось дома. Вместо него дверь открыла его жена, вежливо поинтересовавшаяся, что передать мужу, но тут же отвлеклась на требовательный призыв своего сына. Тогда Нат увидела Тони в первый раз. Темноволосый и кареглазый, как его отец, с пронзительным взглядом, пытливым, как это принято называть. Нет смысла говорить, что тогда Нат увидела в нем задатки того Тони, который сейчас стоял перед ней, но она кивнула приветливо мальчишке, пристально смотревшему прямо на нее, а после извинилась, и сказала, что зайдет позже. О том, что случилось со Старками она узнала уже, когда была где-то в Европе, но не сочувствовала, просто приняла этот факт, понимая, что Говард со всеми его разговорами, мечтами и идеалами остался где-то уже в прошлой жизни, а у нее не осталось о нем ровным счетом никаких воспоминаний, кроме тех, что были нужны советскому командованию. У них было задание, выполненное пусть даже ценой гибели агента. Горевать некогда, нужно работать.
Сегодня работой можно было только прикрываться. Нат ведь действительно ловко делала вид, что ей очень интересно, хотя сама сейчас куда внимательнее следила за тем, как говорит Тони, нежели то, что он говорит. Она не проводила привычных старушечьих параллелей относительно того, насколько он сейчас похож на себя самого в детстве, но ловила себя снова и снова на мысли о том, что он становится удивительным образом похож на отца. Вот только огня в глазах нет. Свойственного только Старкам. Того, пламя которого перекрывало все пафосные речи, коими Тони любил разражаться. И эта перемена была более чем заметна. Уперевшись локтем в край стола, у которого сидела, Нат подставила под подбородок сжатые в кулак пальцы и не вертела головой, а лишь переводила взгляд с одного представляемого костюма на другой. Ей, честно говоря, и дела не было до того, что представляет каждый из них. Если бы Фьюри нужна была эта информация, он заявил бы об этом прямо. У них с Ником как-то уже сложились отношения не доверительные, что для сотрудников Щ.И.Т.а было роскошью, но достойные настоящей политики невмешательства, когда каждый из них знал, на что способен другой, и вот тут уже начинала действовать старая, как мир советская доктрина, которая уже и после развала Союза не теряла своей актуальности: от каждого по способностям, каждому по потребностям. В этом плане Нат была идеальным солдатом: способностей море, потребностей минимум. Умение сохранять концентрацию даже в тех случаях, когда обстановка вокруг способствует полнейшему расслаблению, сыграла в этот раз на руку Наташе, потому что от ее внимательного взгляда не укрылась та секунда, в которую внутренний стержень Старка дал внушительный сбой. Воспоминания о Нью-Йорке ни у кого из них не были радостными или светлыми, навроде привычки Тора видеть в исходе каждой битвы повод для праздника. Но она даже представить себе не могла, как оная отразилась на Тони. И от осознания этого факта ей стало как-то…не по себе, и объяснить это Наташа пока никак не могла, но она не отводила взгляда от Старка, даже когда тот, опершись на стол, глубоко втянул воздух носом. На кончике языка вертелось едкое желание предложить небольшой коричневый бумажный пакет, чтобы гений, миллиардер и дальше по списку в него подышал, не заработав себе гипервентиляцию легких. Но вместо этого она лишь бесшумно встала со своего места, похлопала себя по карманам узких брюк, словно проверяла, все ли на месте, после чего скрестила руки на груди и с легкой привычной ухмылкой заговорила:
- Это все, конечно, невероятно интересно, но давай-ка ты сейчас отмоешь свой глянцевый фейс и прокатишь меня на одном из своих ауди до какого-нибудь ближайшего Старбакса, где мы выпьем нормального кофе, а не этой бурды, что у тебя в кружке сейчас плещется. Я буду фраппучино, - бросила она через плечо, направляясь в сторону выхода.

На ее губах снова рождается саркастичная усмешка, не высмеивающая кого-либо, не демонстрирующая ее превосходство, не выдающая какую-либо эмоцию, рождающуюся где-то у нее в груди, там, где солнечное сплетение аккумулирует энергию. Эта гримаса настолько привычна для мимических мышц ее лица, что порой появляется даже еще до того, как Романофф понимает, какие именно чувства вызывает в ней то или иное действие Вселенной в ее адрес. Эта усмешка напоминает горящую тонкую бумагу в самом центре пепельницы, она немыслимо выгибается и закручивается, что остается только диву даваться, насколько естественно это выходит на ее губах, не тронутых какой-либо яркой помадой. Уже давно прошло то время, когда Наташе приходилось прикладывать недюжинные усилия для того, чтобы держать хорошую мину при плохой игре. Глаза, они же – зеркало души – выдавали ее всегда, насыщенные, серо-зеленые, на самом донышке радужки можно было прочесть ее страхи, сомнения или опасения, даже тогда, когда с языка срывались привычные едкие комментарии. Это ужасно раздражало, вынуждало носить солнцезащитные очки, щуриться, отводить взгляд, что снова и снова могло навести собеседника на какие-то подозрения относительно реального отношения Нат к происходящему. Но теперь казалось, что все это было настолько давно, что даже ей, с ее профессиональной памятью, и не упомнить того момента, когда и в глазах ее со слегка подкрученными ресницами начало мерцать только то, что она хотела показать.
Она смотрит на средство передвижения, которое от щедрот душевных предоставил ей Старк, но молчит, оставляя шутника и юмориста без малейшей возможности парировать хотя бы один ее наезд, но по нему видно, что он буквально физически напрашивается на очередную пикировку, столь привычную между ними, что даже когда они находятся в обществе других мстителей, кажется, что все только и ждут, чтобы эти двое привычно зацепились языками.
С легкостью Тони усаживается в свой автомобиль, не сводя с Наташи своего острого взгляда. Наверное, настоящий друг, приехавший с целью поддержать своего товарища, решившего внезапно выбрать затворничество взамен прежней излишне бурной публичной жизни, сейчас оседлал бы крошечного железного коня, изобразил бы шумный «врум-врум», да сделал бы кружок почета по двору. Но кормить чужое эго Романофф не собиралась, и от того лишь подопнула мини-версию авто носком своего сапога, выразительно хмыкая.
- Размер имеет значение, да, Старк? – Только и выдает она в тот момент, когда ее ладони уже скользят по карманам укороченной куртки. В левом звенят ключи, и Нат, не спеша их доставать, направляется к той машине, на которой приехала сюда. Наверное, ей, как русской, должны быть чужды все чудеса немецкого производства, но только не машины. Здесь, надо признать, немцы были впереди планеты всей, и даже той же Америки, которая уже давно стала для агента Романофф местом, кое принято называть домом. Щелкает центральный замок,  открывается дверь со стороны водителя и, практически бесшумно, даром что кожа сидения едва слышно скрипнула, Наташа усаживается, а после привычным ловким жестом пристегивается. Дело привычки скорее, нежели безопасности или тяги к правопорядку. Мотор под капотом ее стального BMW призывно урчит, хотя бы потому, что чувствует настроение своей хозяйки, даже не смотрящей в сторону Старка, не спешащего трогаться с места. Рыжеволосая женщина делает вид, что сейчас куда больше заинтересована выбором радиостанции, но на деле она лишь просматривает карты на своем навигаторе, выбирая не самый ближайший Старбакс, но тот, в котором готовят сносный кофе, не скупясь на молоко и не пережаривая зерна. Когда конечный пункт движения выбран, она с легкостью отправляет нужные координаты Старку и только после этого поднимает голову, ловя на себе его заинтересованный взгляд. Машина чуть подается вперед, для ловкого маневра разворота, а после оного Нат тормозит в паре дюймов от того железного коня, коего ей с щедростью подогнал Тони. Убедившись, что машины их стоят вровень друг с другом, Наташа приподнимает вверх правую руку, запястье которой опоясывает крепкий браслет часов, а пальцами левой легко стучит по циферблату, словно уточняя, что «наперегонки» никто не отменял.
Не так давно на стационарный телефон, установленный в ее квартире, служебной, разумеется, ибо собственным жильем Романофф так и не обзавелась, поступил звонок, таинственным образом обошедший все коды, исключающие возможность рекламных сообщений. Не иначе, как из свидетелей Иеговы был агент, потому как только с упорством, именуемым божьей помощью эти телефонные коммивояжеры все еще могли существовать в их времени. Как бы там ни было, приятный голос молодого человека предлагал Наташе беспрецедентно низкую стоимость за целый пакет умопомрачительных курсов по экстремальной езде в черте города, включающую в себя обучение лихим разворотам, вождению по льду и даже дрифту в условиях запруженных и излишне узких улиц. Сколько стоил пакет она уже не дослушала, потому что была уж слишком в благостном расположении духа, рассмеялась и повесила трубку, даже не став вычислять, откуда именно поступил звонок, и не делая ничего для того, чтобы подобное не повторилось. Она, пожалуй, и сама могла на таких курсах преподавать, делилась она потом своими соображениями с Клинтом, а что, продолжала Нат, лишних денег не бывает, а тут такая возможность поделиться какими-то умениями с людьми. Бартон тогда лишь выразительно хмыкнул и заметил, что если она начнет учить простых людей тому, что умеет сама, на дорогах Америки вскоре вообще будет опасно находиться, если ты не сидишь внутри бронированного танка.
Кончиками пальцев Романофф поправила тонкую оправу солнцезащитных очков, подцепленных ею с приборной панели и нацепленных на нос куда больше для комичности всего происходящего, нежели вследствие реальной необходимости. Один взгляд в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что выглядит она, как и всегда, прекрасно, а после на вытянутой руке она показывает Старку, нет-нет, не то, о чем могли подумать испорченные мальчишки и девчонки, она показывает ему три пальца, и уже через секунду начинает загибать их по одному, демонстрируя обратный отсчет. На «один» она незамедлительно срывается с места, разумеется, сшибая маленький ауди, и даже не обращая внимание на то, как тот трижды умудрился перевернуться, прежде чем замер где-то недалеко от входной двери в дом Старка, сейчас все внимание Наташи сосредоточено исключительно на дороге и на том, как призывно моргнул ей фарами Старк, кажется, едва успевший открыть ворота, чтобы «русская» не вынесла их на капоте своей машины. Еще пара минут, думается, Нат, зажимающей кнопку стеклоподъемника и на всю открывающей окно со своей стороны, прежде чем они вольются в плотный автомобильный поток, и где она сможет продемонстрировать свои таланты во всей красе. Главное, успеть допить свой первый фраппучино, к тому моменту, как он догонит ее у указанного Старбакса.

В ее машине почти никогда не играла музыка. Бессмысленная радийная болтовня зачастую куда больше действовала на нервы, нежели развлекала, а никаких сборников любимых мелодий у Нат не было, хотя бы потому, что у нее элементарно не было времени на то, чтобы сесть и потратить пару часов на составление оного. Пара каких-то флэшек с музыкой валялись у нее в бардачке, подброшенные Клинтом, но, кажется, ни одну из них она так и не послушала от начала и до конца, чтобы в полной мере оценить проведенную другом работу. Куда комфортнее было прислушиваться к рыку мотора и к легкому свисту машин, пролетавших рядом. Она даже окно лишний раз не открывала, чтобы не наглотаться дорожной пыли, и от того чувствовала себя в безопасности, насколько это вообще было возможно, в летящей на всех парах машине. Тончайшая грань между лихачеством и осторожностью, казалось, была заложена у нее в ДНК, и от того там, где это было совсем не нужно, Нат умела обходиться без неоправданного риска. Она раззадоривала Старка, обгоняя ее снова и снова, петляя и виляя в общем потоке городского транспорта так, как не научит ни один инструктор по вождению, но как может научить неоценимый жизненный опыт. В какой-то момент, бросив взгляд на панель навигатора и заметив, что финиш уже совсем близко, Наташа поймала себя на мысли о том, что ей страсть как хочется выиграть эту гонку, потому что уже где-то проскакивала в крови та самая русская искра, которую Бартон называл «долго запрягают, быстро едут», причем пытаясь проговаривать эту старую поговорку на русском, от чего его лицо складывалось в удивительную гримасу, будто он задействовал каждую мимическую мышцу в борьбе с великим и могучим русским языком. Но заметив переключающийся светофор, Нат внезапно, как будто водой ледяной окатило, осознала тот факт, что приехала сегодня к Тони не для рядового делового разговора. Она очутилась на его пороге, чтобы выполнить то, что положено делать друзьям, каковых у Старка почти что и не было. Какая-то странная и чужеродная ответственность за собственные дела сегодняшнего дня проснулась, вынуждая отпустить педаль газа, сбавляя скорость, как и все машины в движущемся потоке. В боковое зеркало она увидела несущийся на всех парах ауди Тони, после чего решительно укоренилась в мысли, только что посетившей ее рыжеволосую голову. Она притормозила, не слишком очевидно, но все же достаточно для того, чтобы пропустить его вперед.
«Главное, не дать ему впасть в уныние, Тони Старк нужен Мстителям», звучал в ее голове размеренный голос Фьюри. Но дело сейчас было не столько в выполнении поставленной задачи, сколько в человечности, коя была ей совсем не чужда, как это могло показаться с первого взгляда. Наблюдая за тем, как машина Старка пролетела светофор, едва не став причиной ДТП, Нат чуть поморщилась, даром что зажмуриваться, как кисейная барышня, не стала, но заметив, что обошлось без жертв, спокойно дождалась нужного сигнала, по которому двинулась уже совсем не спешно, будто так и ехала все это время, не вызывая оглушительного рева клаксонов позади себя. В навигаторе уже не было никакой нужды, этот район она прекрасно знала, равно как и кофейню, в которую так своеобразно приглашала Тони. Спешить было уже совсем некуда, потому она даже дважды притормозила на небольших улочках, пропуская пешеходов, которым было лень дойти до перехода, пока, наконец, не оказалась рядом со Старбаксом. Старк, разумеется, был уже здесь, больше того, всем своим видом изображал не меньше чем Наполеона в Польше, даром что ногой не мог попрать небольшую кофейню. Наташа снова усмехнулась, после аккуратно припарковалась на освободившемся прямо перед ней месте, стащила с носа солнцезащитные очки, перемещая их на макушку и придавая всему своему виду какой-то небрежности, после чего выбралась из машины, стирая с лица улыбку и театрально опуская уголки губ в псевдо-расстройстве, которое, разумеется, читалось между строк, но проигравшим положено расстраиваться.
- Победитель угощает? – Поинтересовалась она, проходя мимо Тони ко входу в кофейню и поддевая того локтем, - тебе определенно надо чаще выбираться на свет, вон даже цвет лица поздоровее стал.
Не было нужды оборачиваться лишний раз, чтобы проверить, идет ли Старк следом за ней, хотя бы потому, что где-то со стороны послышался радостный девчачий вопль, окликающий «миллиардера, филантропа и дальше по тексту». Ладно хоть обошлись без истерик из серии «Тони, я хочу от тебя ребенка», Нат закатила глаза и двинулась по уже намеченному пути, решив, что ждать солнцеликого у входа не станет, хотя бы потому, что кофе действительно хотелось. В небольшой очереди, какая здесь всегда была в будние дни, когда офисный планктон устраивал себе кофе-брейк, Наташа с задумчивым видом изучала пироги и печенье, предлагавшееся под толстым стеклом в широком ассортименте, но так и не смогла определиться с тем, чего бы ей хотелось вот в эту отдельно взятую минуту, поэтому с легкой и весьма доброжелательной улыбкой она отказалась от предложенных десертов. К тому моменту, как Тони, наконец, почтил своим присутствием небольшое внутреннее пространство кофейни, из-за стойки бариста раздалось громкое «Два мокка фраппучино для Нэтали и Энтони». Наташа поморщилась, услышав то, во что превратилось ее имя, написанное на прозрачном пластиковом стаканчике, после чего подошла, забрала заказ и захватила две толстые трубочки, обернутые в нехитрую бумажную упаковку. Она заняла место за высоким столиком, стульев около которого предназначено не было. Очевидно, для тех, кто всегда на бегу. Распаковав свою трубочку, она деликатно потягивала холодный напиток из эспрессо, шоколада, льда и молока, украшенный высокой шапкой взбитых сливок, в которых даром что нос не перепачкала. 
- Милости прошу, к нашему шалашу, - ловко и по-русски выпалила она, вызывая на лице Старка гримасу недоумения. – Пока тебя дождешься, от жажды умрешь. Так что…будешь должен, - аккуратные женские пальцы подталкивают стакан в сторону Тони, замершего с противоположной стороны столика.

Непривыкшая особенно долго размышлять о прошлом, храня веру в то, что былого не воротишь, ни к чему и муками совести страдать или пытаться мысленно переиграть ту или иную ситуацию, Наташа порой все же раздумывала о том, хранит ли Тони на нее обиду за то время, что она работала в Старк Индастриз, выполняя очередную работу для Щ.И.Т.а. Ведь для нее не было секретом или каким-то диким открытием, что она нравилась ему. Коктейли она мешала мастерски, за расписанием следила четко, даже рубашки помогала выбирать так, словно в прошлой жизни работала в магазине мужской одежды. Словом, идеальный ассистент, о котором можно только мечтать, главное, пристально не следить за тем, что она успевает еще в рабочее время помимо своих непосредственных обязанностей. Для самой Романофф это задание было куда сложнее, нежели могло показаться со стороны. И дело было не в каком-то моральном стержне, оный у нее отсутствовал и уже очень давно. Просто каждый нейрон головного мозга, отвечающий за то, что нормальные люди называют интуицией, был против. Однако, приказы не обсуждаются, и это правило, вбитое еще с кровью в Красной комнате, стало разве что не девизом агента Романофф. Так и началась их чехарда с Тони, которому, стоило только узнать об истиной сущности Нат, не нужно было даже лишний раз поводов давать, чтобы потроллить ее на момент принадлежности к двойной агентурной работе.
Привыкшая действовать одна, максимум с напарником, становиться частью Мстителей Нат не блазило, хотя бы потому, что эта организация в считанные секунды своего появления на экранах телевизоров всей страны привлекла к себе столько внимания, сколько она за всю свою жизнь не привлекала. И это было некомфортно. Тони к вниманию привык, но вот работать в команде, так же, как и она не умел. Сближало ли их это? Определенно. Настолько близко, чтобы они могли подружиться? Это вряд ли, хотя бы потому, что Нат никогда не могла назвать себя человеком, умеющим дружить так, как это было принято и положено обществом. Как там пишут в приключенческих романах: беззаветно? Но не признавать того факта, что со Старком у них куда больше общего, чем различного, было бы глупо. Как гласит народная истина: больше всего в других нас раздражает то, что нравится в себе самих. Ее природный эгоцентризм, замаскированный тщательным образом под непримиримость к чужим слабостям и отстраненность от остальных, чем-то смахивал на эгоизм Старка, это, вероятно, и раздражало. А еще он никогда не мог заткнуться во время, предпочитая, чтобы последнее слово всегда оставалось за ним. Слишком по-детски, слишком непохоже на Говарда, который знал, когда можно замолчать, но не признавая свое поражение, а делая соответствующие выводы. Наверное, никто в Мстителях так часто не сравнивал Говарда и Тони, как это могли делать Наташа и Стив. Хотя бы потому, что оба прекрасно знали обоих Старков. И если Стив зачастую мог быть не особенно объективен, хотя бы потому, что с Говардом они стояли с одной стороны баррикад войны, то Нат картину видела ясно, и от того старательно пыталась найти в Тони хотя бы отблески тех черт характера, за которые его можно было уважать. Любить было не обязательно.
Целеустремленность. Она была у Старка в крови, сколько бы он не пытался в свое время добиться репутации самого беспечного в мире наследника. Иначе разве добился бы он хотя бы половины того успеха на поприще своих технических игрушек, который стал для него достойным пьедесталом.
Самооценка. Основной кит, на котором строится любой человеческий характер, и людям, у которым с самооценкой все в порядке, пожалуй, можно смело позавидовать. Ведь они всегда знают, чего достойны, и прикладывают все усилия, чтобы этого добиться, поднимая планку всем окружающим, мотивируя их, подстегивая, вынуждая или завидовать или искренне восхищаться.
Занятие любимым делом без малейшего намека на чувство вины. Зачастую люди, вырастая из того возраста, когда мечтают стать врачами и космонавтами, становятся самыми обыкновенными клерками, бухгалтерами и программистами, только потому, что этому можно научиться без особого ущерба для родительского кошелька или же потому, что боятся не найти потом себе работу, понимая, что счетовод пригодится в любой компании, а для того, чтобы стать прекрасным космонавтом придется слишком долго и усердно работать. Они прозябают в офисах, выезжают раз в год к морю, получают пенсию и доживают свой век в доме для престарелых, где в перерывах между игрой в бинго, вслух рассуждают о том, как в молодости они мечтали добиться небывалых высот.
К тому моменту, пока щурясь от солнца, стремящегося в сторону заката, Наташа пыталась играть с самой собой в двадцать вопросов об эгоизме Старка, Тони появился в поле ее зрения, явно очень довольный собой. Спрашивать его о том, что же ему снова понадобилось внутри, она не стала, хотя бы потому, что не хотела и дальше подкармливать его эго. Хорошенького понемножку, а то так и до ожирения недалеко. Она многозначительно кивнула, отмечая его возвращение, шумно допивая свой фраппучино, вытягивая через трубочку остатки взбитых сливок, что размазались по самому дну высокого прозрачного пластикового стакана.
- Ну, что, мистер, барышня хочет гулять. Неужели променяешь мое общество на свои железяки?