Вдох. Задержать дыхание, словно готовясь погрузиться на необъятную глубину. Насколько хватит силы, вместимости легких, занимающихся жгучей, идущей изнутри щекоткой. Потом шумно и с надрывом, как получив под дых, вытолкнуть из себя перегоревшее топливо человеческого существования. Напомнив себе о том, кто она есть и где находится, Ванда непривычно долго смотрит в подернутый ночным сумраком потолок, полукруг от наружного фонаря, бросающий налипший на него круг молочно-лунного света. Слишком тихо. На базе Мстителей утопически тихо, до крайности непривычно, нет той знакомой симфонии беспокойного города, свивающегося у виска в единое целое: где-то кто-то пьяный и хохочущий навзрыд, тут же брань соседей за стеной, бой посуды и вой далекой, чисто формальной сирены. Смежив веки, Ванда без натужных усилий представляет себе все то, что прежде было частью ее существования в Заковии и чудится ей, да до того натуралистично, как тихие петли крутятся в двери на стержнях и, беззвучно разувается Пьетро. Она помнит, как пахло от брата после ночных загулов. Алкоголем и дешевыми, дурными духами. Как он, споткнувшись о затасканный ковер, чертыхнется, а после плашмя откинется на брошенный рядом матрас, и в скором времени заснет. Храпеть будет дубины хмельной до дрожи стен, а Ванда, злясь после переживаний за его шкуру, будет нахлобучивать на голову подушку, чтобы убавить громкость.
Без труда представив все в мельчайших деталях, девушка крутится на бок и прячет голову, прижимая сверху ладонью ту над ухом особенно старательно. Нет покоя. Отсутствует нутряная точка опоры. Открыв глаза, Ванда приподнимается на локте и смотрит вниз с кровати. На лице ее то самое, уникальное выражение, что случается с теми, кто решается подойти к самому краю головокружительного обрыва и набирается смелости взглянуть в самую суть бездны под собой. Пусто, гладкий настил пола и темный ком неразобранной толком сумки в углу. Пьетро умер, - услужливо напоминает глас, всегда не вовремя прорезающийся в недрах сознания, умеющий и знающий, когда выступать, чтобы солировать и быть услышанным всем живым существом. С этой мыслью еще не довелось смириться, не выработался достаточно сильный условный рефлекс правильной реакции на произошедшее, и вдоль неожиданно влажной спины, точно сквозняка призрак касается ледяной рукой, перебирая каждый позвонок.
С ранних лет, откуда удавалось не только сохранять более-менее внятные воспоминания, но и сны, оставляющие после себя неизгладимо приятный осадок, Ванда помнила, что всегда обладала дикой силой воображения. Ей нравилось рассказывать в красочных подробностях родителям о том, что приснилось ночью. Те, следовало отдать им должное, всегда с трепетом подходили к подобным повествованиям, только брат говорил, мол, слишком яркие сновидения бывают у шизофреников. Откуда только нахватался, дурья башка? Расстраивал, конечно, этими гадкими издевками, но не умолял желания младшей сестры в изумительных деталях взахлеб описывать несуществующие миры, существ никогда во все времена не обитавших на земле. Максимофф хотела бы, чтобы события последних месяцев оказались кошмаром, просто дурной затянувшейся грезой, что случается днем, когда ненароком получается прикорнуть. Часть сознания девушки отрицало факт произошедшего и наотрез не желало с этим жить.
Днем, когда все вокруг пребывали в состоянии повышенной активности и, порой, откровенной боевой готовности, было значительно проще притворяться, если не своей среди чужих, то хотя бы той, кто сильнее чем есть на самом деле. Умение маскировать подлинные эмоции за непроницаемой, как самой представлялось со стороны, завесой, помогало не привлекать ненужного внимания. Впрочем, быть может исключительно стечение обстоятельств, но никто в действительности не собирался носиться с новенькой, как с писаной торбой. Не заглядывал в пронзительно-зеленые глаза Ванды с откровенно сочащимся сочувствием, не разводил на откровения и не позволял ей упиваясь свершившимся горем, лелеять день ото дня. Хотелось сказать всем и каждому огромное, нечеловеческое «спасибо», но Максимофф молчала, что воды в рот набравши. Не умела она общаться с людьми, это была ее личная Ахиллесова пята, ввиду слабо развитых, практически атрофированных коммуникативных навыков. Тот незаменимый, единственный человек, с которым можно было поговорить с такой же легкостью, как с самой собой был убит. А Ванда исправно искала, вдруг видя кого-то в толпе, буквально боковым взглядом цепляя движение, в лице какого-то незнакомца замечая знакомые ужимки, тут же, стоит лишь присмотреться, теряя ощущение наваждения: никто не смог бы стать им.
Ночью хоть вой иль на стену лезь, запираясь в отведенных ей четырех стенах, не то слишком просторных, а в другой миг катастрофически малых. Как в той коробке, что была изолятором во время экспериментов Барона фон Штруккера, где от одной вертикально держащейся перегородки и до другой было достаточно вытянуть руки по обе от себя стороны. Даже в одиночестве Ванда не чувствовала себя уединенной, вокруг нее было слишком много малознакомых, пусть и достойных по многим параметрам, людей и не только. Казалось, что позволь себе девушка хоть мгновенное послабление, об этом тут же узнает каждый и, вероятно, Стив направит в ее направлении первым супергеройские стопы, дабы развести уроженку Заковии на откровенный разговор, чисто так, по душам. Заблаговременно Ванда знала, что ничего путевого из подобной беседы выйти не сможет, а проявлять подавляемую агрессию с исключительной миссией самозащиты, вообще бы никакой чести не сделало живущей в чужой стране на птичьих, фактически, правах особе.
Ванда откинула одеяло, не в силах больше выносить навалившейся вдоль всего тела тоски, за невозможностью спустить руку с края кровати, и коснуться едва теплыми кончиками пальцев всегда горячей ладони брата, разбудив того. Больше не будет такого: Пьетро не проснется, хмуро спросонья спрашивая в чем дело, а Ванда не соврет ему, мол, кошмар привиделся в заресничье. Ее горло сдавило желанием сиюминутного приступа слабости и с целью размять ноги, ненадолго покинув базу, Максимофф решительно переоделась из пижамы в джинсы и мешковатый свитер.
Не воспользовавшись лифтом, а лестницей, предварительно удостоверившись, что по коридорам никого, девушка спустилась вниз и уже собиралась миновать гостиную, служившую залом заседаний или простых посиделок, в сторону выхода, как остановилась: улизнуть никем незамеченной не вышло. Перед выставленной на небольшом журнальном столике шахматной доской сидел в задумчивости Вижн. Андроид, первое знакомство с которым состоялось незадолго до его пробуждения, поднял на Ванду внимательный взгляд.
- Прости, - произнесла вслед за затянувшейся паузой Ведьма, - я не хотела помешать. Ты здесь один?

Определенно, когда в последний раз Ванде приходилось быть фактически пойманной с поличным, она еще могла с полной уверенностью проходить пешком под столом и даже макушкой не задевать столешницу. Тогда и только тогда, будучи сущей малолеткой, Максимофф – никогда особой тяги не испытывавшей к различного рода сладостям – позарез нужно было тиснуть из кухни как можно больше маминого печенья, сколько за раз могло поместиться в небольших накладных кармашках ее платья. Чтобы вредному Пьетро меньше досталось, а она лучше голубей тайком покормит с утра пораньше, пока, опять же, брат не видит, да и зоркое око старших не бдит. Странно было попасться, когда неожиданно во всей квартире, что могло было случиться исключительно по предварительному сговору, и оказаться тут же отданной под трибунал без суда и следствия. Наказание за хулиганство в мелких масштабах, помнится, показалось маленькой Ванде совершенно бесчеловечным, ибо, услышав его, она тут же принялась рыдать в голос. На тот момент жизнь, вероятно, имела все шансы закончиться. Только так не случается и любой детский каприз сходит на нет, когда не получает должной порции внимания. Те годы, предшествующие настоящей беде, оставались далеко позади и настолько надежно хоронились в недрах памяти, что девушка не сразу сопоставила ситуации. В целом, они не являлись хоть сколько-то идентичными.
Перекроенная гамма чувств, под стать всему, что обрушилось на голову за последние месяцы, заставила Ведьму впасть в ступор. Так и замерла на последней ступеньке, извивающейся дугой лестницы со второго на первый наземный этаж. Под ненавязчивым напором взгляда, приставленного к нарисовавшейся в ночи, неожиданно для свидетеля бодрствующей, девушке становилось в определенной мере неловко. Умом, рациональной его составляющей, Ванда прекрасно понимала, что созданный не так давно синтезоид лишь стремится познавать мир, восполнять не малые пробелы не только знаний, но и самого бесценного, лишенного форм вещества всякого существа – опыта. И все же подобное внимание, даже того, кто заведомо лишен какого-либо потенциально предвзятого отношения, заставляло Максимофф тушеваться.
То насколько Вижн был уникальным, как и стремительный интерес к нему, все померкло след за утратой Пьетро. Не исчезло, не растворилось и не ликвидировалось, лишь сделало шаг в тень и там ждало, вероятно, более благоприятных времен. Как сейчас, Ванда задумалась над некоторой причинно-следственной связью, что имела право на гипотетическое, лишенное доказательств, существование: в тот день, при лаборатории доктора Хелен Чо, создававшей это тело из вибраниума для Альтрона, не оставила ли Максимофф след, своим вмешательством? В то мгновение, равное ничтожно малому временному отрезку, исчислять кое просто смехотворно, когда Алая ведьма вошла в контакт с еще несформировавшимся сознанием андроида, могло ли что-то измениться непосредственно в нем? Стал ли бы он так внимательно рассматривать уроженку Заковии при каждой последующей встрече, даже когда Ванда делала вид, что совершенно этого не замечает? Запомнило ли его церебральное восприятие тот визит, спровоцированный чистейшим порывом и незамутненным любопытством? Знал ли Вижн еще до рождения Ванду?
Подобного толка вопросы вспыхивали в мыслях Ведьмы, но та скорее бы собственный язык проглотила, чем решилась ими задаться вслух.
В том, что синтезоид отличается от Альтрона, не доводилось более сомневаться. Он был абсолютной противоположностью ИИ, созданному Старком и Бэннером, сложных доводов не стоило искать, хотя бы потому что в отличие от металлической конструкции, лишившей в последнем агонизирующем акте отчаяния Ванду брата, Вижна можно было... читать. Слышать, видеть. Не как предмет, составляющую материи, а как результат ментальной активности. Удивительно все же, даже теперь, что Видение способен был наблюдать сны, он не был бездушной машиной.
- Я, - с запозданием отреагировав на благородный, родственный с проявлением заботы, совет, девушка пустила взгляд вниз. Там на гладкой, светлой половице она стояла босыми ногами, действительно не в лучшей форме, как могло показаться, для ночной прогулки под звездами, если те возможно было хоть сколько-то разглядеть за подсветкой на территории базы.
- Спасибо, - она вытянула из-за спины ботинки, удерживаемые на весу за потрепанные шнурки, демонстрируя синтезоиду предусмотрительность. Чтобы не наделать шума наверху, даже отчаянно крадясь, Максимофф не стала обуваться в комнате, и босая прошлась по всему этажу, рассчитывая на этом самом месте, без присутствия свидетелей, завершить нехитрую экипировку.
Кивнув невпопад, девушка уселась на занимаемую ступеньку, втискивая поочередно ноги в массивные ботинки и лишь немного небрежно поддергивая шнурки, не занимаясь плотной их вязкой. Спешно закончив начатое, Ванда с легким хлопком опустила ладони на колени и, прежде чем подняться, снова посмотрела на Вижна. Тот оставался неподвижным и Максимофф почувствовала необходимость объясниться, как если бы только что была уличена в намерении сбежать. Впрочем, даже если бы такие цели Алая ведьма и преследовала, она ведь не была в плену или тюрьме, чтобы не иметь возможности в любой момент малодушно покинуть принявшую ее компанию слишком непохожих, удивительным образом разносторонних людей.
- Хочу проветрить голову, - повинуясь порыву, девушка слабо улыбнулась, косясь в сторону двустворчатых дверей, - в комнате слишком, хм,.. душно. Не против, если моя маленькая прогулка останется нашей общей тайной?

О назревающих проблемах со сном, ввиду чего и не пребывала в постели, планомерно восстанавливая силы, Ведьма не хотела распространяться. Тем более, что скрывать подобное долго не придётся, в стенах базы будто бы всюду были глаза и отчасти это было именно так. Камеры наблюдения для соответствия протоколов безопасности работали круглосуточно и все записывали, архивируя ежедневные данные на жесткие диски удаленных серверов. Запутанная паутина передачи информации, позволявшая все держать под предельным контролем, в том числе и такую малую единицу, как Ванда.
Любая форма проявляемого внимания есть зачаток дискомфорта, а Алая и без того не чувствовала себя на новом месте уютно, невзирая на все условия для красивой жизни. Помимо комнаты, у неё даже была собственная пластиковая карточка платинового или какого-то иного, образца высокого ранга. Только ею девушка боялась пользоваться на первых порах. Платить Старку по счётам Максимофф было нечем да и не с чего. Странно было это. Ещё недавно всеми фибрами души желать зла Железному человеку, а теперь говорить спасибо за тост с сыром и апельсиновым джемом к завтраку. И прочие блага, разумеется.
На компанию, очевидно, что Ванда не рассчитывала, как и на то, что внизу будет присутствовать кто-либо в состоянии бодрости. Принципы циркадных ритмов, ввиду специфики активности всех безоговорочно Мстителей, имели свойство смещаться относительно нормированных биологических установок. Это Максимофф усвоила и поняла почти сразу, но подобное не могло считаться уникальным явлением ни по каким соответствующим критериям: почти все люди так живут, зачастую жертвуя драгоценными часами отдыха в ущерб собственному здоровью. Только Алая не Минздрав, что извечно предупреждает, да все бестолку, она и сама такая, этой ночью так и вовсе не исключение. Но каково же было внутренние удивление тому, что никакого желания уклониться от компании девушка не испытала. Хотя, по сути, самого вопроса со стороны Вижна не прозвучало, чистое и незамысловатое утверждение в предельно доступном понимании. Решил присмотреть за ней?
У Ванды вошло в привычку отсутсвие перманентного ощущения одиночества, пока рядом всегда был брат или хотя бы в голове суетно теплилась мысль, что где бы Пьетро ни мотался, он всегда вернётся. Теперь надо отвыкать, стремясь приспособиться к тотальной единице собственного пребывания на земле. Это было бы, по меньшей мере, наиболее логично, но интуитивно Ванда потянулась к немноголюдному обществу в лице осторожного, многим деликатного синтезоида. Самостоятельность не была чужда девушке, но ранее это понятие объединяло двух человек, на сегодня она представляла собой незатейливый математический пример: 1/2. Ровно половины недоставало и там, откуда из жизни Ванды был насильственно изъят Пьетро Максимофф, зияли гигантские прорехи, что от самой Алой ведьмы остались лишь лохмотья, собирательный не силуэт сохранившие.
Прогромыхав тяжёлыми ботинками, застыв у двери и сперва потянувшись к замку, Ванда одернула руку, чтобы не препятствовать Вижну открыть. Неприметная улыбка затаилась в уголках девичьих губ, когда она благодарно кивнула, выходя на свежий воздух. Удивительно насыщенный запахом прохлады и легкости, ощущением достойно отдохнувшей земли после долго дня предшествующего и в предвкушении надвигающегося. Зябко, даже сыро. Невесомый аромат трав, далёкие трели сверчков - до чего же Ванда их в детстве боялась! - и тишина, кроме этого единственного звука. Смолкнут насекомые в оставшейся ночи и точно уши заложит. Уединенность базы Мстителей была далека от городской суеты, а той ведь все-таки в чем-то не доставало.
Втянув голову в плечи, Ванда, обхватывала ладонями плечи, брела вперёд: она чувствовала, что замёрзнет, но пока смена условий окружающего её микроклимата шла в плюс. Мысли прояснились и чуть, не более веса зернышка, стала гнетущая тяжесть на душе. Девушка усмехнулась, посматривая под ноги, наклоняясь вперёд:
- Пожалуй, ты прав, с такой иллюминацией база не совсем неприметна, в особенности, - тут-то девушка и выпрямилась, обращаясь лицом к небу, чья густая синева редела с востока, - если смотреть сверху, да? Может быть, стоит подать Старку расчёт или что-то в этом роде по вопросу расточительности энергоресурсов? Хотя, наверное, подобные мелочи его не волнуют. В его руках какой-то там уникальный реактор для выработки безопасной энергии, если я правильно все понимаю.
Подводя ладонями по плечам, чтобы усилить приток крови и следующего за ней тепла, Ведьма неопределённо тряхнула головой:
- Первый раз мне тут, как сказать... Невмоготу совсем стало, - призналась с как будто бы виноватой улыбкой Максимофф, - этот дворец, вроде как, немного давит на меня. Нужно время, я привыкну.
Тонкая, как трещина на оброненном фарфоре, морщинка пролегла меж бровей Ванды. С человеческой точки зрения Вижн вряд ли понимал о чем именно в очень сжатой вервии объясняется ему девушка, но наблюдал он очень участливо. И все же хотелось ему объяснить, чтобы быть... Чтобы быть что? Обрести среди незнакомцев кого-то беспристрастного, спокойного, не отягченного вежливым сочувствием или зачем ещё? Если бы Максимофф попыталась уйти от раскрытого хоть сколько-то ответа, то это вполне бы могло остаться незамеченным.
-  С братом мы всегда были вместе, нельзя сказать что неразлучны. Ссорились в детстве часто, пока родители не погибли. Где бы мы ни оказывались, если там была кровать и хоть какой-то намек на одеяло, её занимала я. Пьетро всегда укладывался на полу, но если мне снился дурной сон, я спускалась к нему. Не то чтобы меня сейчас пугали монстры под кроватью или что-то в этом роде. Я знаю, что здесь, - Ванда оглянулась на базу, светящуюся как под стеклянным куполом словно игрушечная миниатюра, встряхни и завьюжит искусственный снег, - безопасно, но дело не в безопасности как таковой. Не в буквальном её понимании.
Сквозь тревожность на девичьем лице проступила слабая улыбка, спрятанная от Вижна и его наблюдательности, поскольку Максимофф снов понурила голову и волосы, свободно лежание на плечах, потянулись вслед за движением вперёд.
- Ты, - Ведьма, перескочив с темы на другую, передернула плечами и посмотрела с притворной бодростью духа на синтезоида, - часто так в одиночестве играешь в шахматы? Или что вообще делаешь, когда не спишь?
Неосторожно задев за живое, кровоточащее, Ванда попыталась абстрагироваться. Насколько это ей это удастся зависело в текущий момент только от Вижна.

Отредактировано Scarlet Witch (2016-06-09 14:45:33)

Оказаться младшей в обществе, что на должный порядок лет старше, не в новинку для Ванды. Ранее, еще до всех этих экспериментов, в которые на абсолютно добровольных началах вписали собственные имена близнецы Максимофф, им уже доводилось общаться в кругу тех, кто был, как сейчас, более одарен жизненным опытом, имел устоявшиеся мнение и все в таком же точно ключе. И все же до Мстителей девушке не было столь не комфортно, ни разу прежде чье-либо авторитетное мнение не довлело на нее с такой невероятной силой, но не потому что груз ответственности, важность начатой миссии и так далее, а потому лишь что Алая ведьма была напрочь лишена какой-либо опоры. Надежной точки в лице того человека, благодаря которому она была бы в состоянии боевой готовности сдвинуть землю с орбиты, да и не только, коль на то бы возникла надобность. Снова и снова к ней бумерангом возвращался призрак прошлого, когда спустя мгновение – под ногами она, еще совершенным ребенком, ощутила отсутствие тверди. Земля была выбита, раздроблена и развеяна по ветру. Как тогда, снова в Заковии, но уже совсем недавно, в вагоне электропоезда.
Все, что пыталась сделать в последнее время Ванда, так это собрать из крупиц новый фундамент, покуда все вокруг было подчинено принципу игры в dunk tank. О данном, распространенном в Штатах развлечении, девушка случайно узнала, когда щелкала каналы кабельного, какой-то бессонной ночью, в бессмысленном стремлении отыскать что-то для дальнейшего бездумного просмотра. Поначалу ничего путевого не представляющая из себя забава крепко запомнилась Ведьме: центровой фигурой мероприятия выступает здоровенный бак с водой и над ним сверху закрепленное сидение, чей механизм может сработать в любой момент, при попадании мяча в цель, вмонтированную в цепь устройства, чтобы перевернуть сидящего. В данной конструкции предусмотрено окно, через которое все желающие могут насладиться реакцией потерпевшего и от души над ним покуражиться. И вот, чья-то невидимая рука мечет снаряды, те все ближе к десяточке, и с каждым замахом Ванда все больше рискует окунуться, даром что не в жерло бурлящего раскаленной лавой вулкана на потеху всем, кому это зрелище может стать интересным. Самоощущение не из приятных, более чем отторгающих.
С признательностью во взгляде за то, что Вижн во время этой либо слишком поздней, либо уже чересчур ранней прогулке, поделился с ней джемпером, девушка смотрит на того. Она знает, точнее догадывается, что синтезированному созданию безразлична температура окружающей среды. И все-таки этот такой просто жест очень человеческого внимания, страшно подкупает, безотлагательно располагая. Так бы поступил Пьетро на месте Вижна, он бы непременно сделал тоже самое из лучших побуждений, из соображений интуитивного чувства заботы. Ванда промолчала, без лишних акцентов, спешно отворачиваясь, лишь краем глаза замечая, что на рубашке синтезоида навернулся уголком воротник.
- Возможно ты прав, - согласно кивает девушка, ведь в сказанном прежде звучит столько простой, практически прописной правоты, что нельзя это отрицать. Надо начинать с малого и делать шаг за шагом осторожно, выбирая наименьший путь сопротивления. Неплохо было бы разместиться более основательно, переставая вытаскивать по мере надобности из сумки на дне гардеробной измятые вещи, не раскладывая те по полкам или не развешивая с особой щепетильностью. Может и стоило, но с умом, что-то добавить в отведенные четыре стены? Фотографии достать из альбома, что не подклеены на страницах.
Вижн не торжествует над тем, что сказал нечто очень дельное, с той предельной умиротворенностью, коей наполнены его здравые и рассудительные речи. Вместо слов, тот поправляет на плечах Ванды свитер и девушка вновь чувствует, как все ее существо питает благодарность. По сути, повода рассыпаться в благодарностях до земли не было и все же, складывалось нутряное впечатление, что Вижн уже сделал слишком много для нее, для той, кто была против его завершения. Знал ли он, к слову, об этом тоже?
С охотой Максимофф выслушала ответ на свой вопрос, ей действительно показалась ценной информация о том, как скрашивает досуг кто-то настолько уникальный, как Вижн. Вновь сфокусировав взгляд на синтезоиде, девушка заметила задумчивость в его лице. Эта настоящая эмоция была в спектре восприятия чувств, демонстрируемых хранителем одного из так называемых камней бесконечности, исключительной и являлась редкой. По мере того, как стирались с календаря дни, недели, Вижн все больше роднился и перенимал характерные человеку ужимки. И до того у него это получалось естественно, что порой, должно быть все, забывали о происхождении одного из Мстителей. С тем же успехом ведь, синтезоид мог быть гостем на постоянной основе из иной галактики, такой о которой ничего толком-то и неизвестно. В нем не было притворной фальши или легко заметной неискренности. Ванда предельно сосредоточенно слушала.
Упоминание сновидений, соотносящихся к моменту предшествующему то, как Старк и Бэннер подвели практически к финишной прямой создание, задуманное Альтроном, заставило Ведьму замешкаться. Можно было ли трактовать заявленное Вижном как то, о чем Ванда сама могла лишь смутно догадываться, не решаясь покамест спросить. Так или иначе их первый контакт не был отмечен как радушный прием года. Потянуло извиниться за беспокойство-де прости, что потревожила сон и, пусть существенно запоздало, попросить прощения за то, как повела себя в башне Мстителей. Невольная краска потянулась вверх и прильнула к щекам.
Если следовать логике сказанного, даже внешнее воздействие, пробивающихся сквозь заслонки контейнера, информационных потоков, могли оказывать на него воздействие... понимал ли Вижн уже тогда, из-за вторжения Ванды, что та миссия, довести до итога кою стремился Альтрон, далеко не столь высокопарна, как казалась вышедшему из-под контроля киборгу? Существовала ли вероятность, что именно Алая ведьма заложила в нем установку на уничтожение изначального создателя, уникального так же в своем роде. Голова пошла кругом, и девушка остановилась, синтезоид сопровождающий девушку, так же застыл.
Чтобы смотреть в глаза, удивительные строением приближенным к органике, Максимофф приходилось изрядно поднимать голову, так как Вижн был слишком высок. Рассуждая о своем, Видение, казалось, не заметил того, как изменилось настроение девушки, так же не заметил, как она плотнее стянула на себе рукава наброшенного им свитера.
Эхом отозвалось в ней это прозвучавшее «я – свободен» и странно так, люто практически, потянуло под ложечкой: нечто среднее между тем, что испытывает человек при расставании и тем, что принято называть чистой воды завистью. Конечно же, Ванда не была пленницей обстоятельств и не носила никаких оков, но решительное осознание, поразившее насущные мысли раскаленной стрелой, диктовало девушке невозможность отправиться на все четыре стороны. Куда бы ни последовал Вижн, ему везде будет иначе, чем ей и в этом была его привилегия. Захотелось на будущее упросить его, куда бы однажды он не решил отправиться, поняв, что все ресурсы пребывания здесь исчерпаны, позвать Алую с собой. В какой-то ведь мере, сам, должно быть, не сознавая того, Вижн был в ответе за Ванду.
Она попыталась улыбнуться ему в ответ, но вместо этого губы Максимофф лишь приоткрылись, хватая воздух на вдохе и так же стремительно сомкнулись, становясь ровной упрямой линией. Словно все уже решено, как будто бы и завтра его след простынет. Мало кто сумеет отследить перемещения по одной отдельно взятой планете Видения, не говоря уже о том, что за ее пределами он окажется вне досягаемости любых технически доступных радаров. Брюса так и не нашли. Стушевавшись, под натиском эмоций, Ванда посмотрела на все еще загнутый воротник светлой рубашки Вижна и, перехватив одной рукой оба вязаных рукава, протянула свободную ладонь вверх и перед собой. Аккуратными движениями пальцев, девушка расправила залом, будучи на нем тотально сосредоточенной несколько мгновений.
- Вижн, - произнесла Ванда наконец-то, - мне кажется важным поделиться с тобой некой информацией о том, что там в Заковии, когда мой родной город падал, а Пьетро мертв. В том вагоне электрички, знаешь, я на самом деле хотела умереть. У меня была возможность уйти, Вижн, но я хотела остаться. Это было мое решение, в которое ты вмешался. Зачем ты вернулся за мной и что направляло тебя в тот момент? Я задаюсь этими вопросами снова и снова.

Не желание Ванды противостоять мазохистскому порыву высказаться, словно бы в упрек тому, что совершил Вижн, руководствуясь собственными, неписанными помыслами, сыграло с ней оправданную шутку. Слова, сорвавшиеся с языка в, насыщенный влагой надвигающегося дождя, пространство между ними, обратной тягой прокатились вдоль гортани девушки и болезнетворно обожгли все нутро. Сколько раз она корила себя за подчас неуместную несдержанность, за упрямое неумение держать мысли при себе и сторониться того, чтобы их кто-либо слышал. Во что бы то ни стало, как бы ни хотелось ей быть услышанной, Максимофф не следовало нападать на собеседника с подобными расспросами, звучащими если и претензией, и упреком единовременно. Но только давно известна истина каждому, что слово, увы и ах, не воробей и поймать то, посадить под замок и выбросить ключ, никак не получится.
Винить того, кто спас тебя за то, что сделал, звучало как-то совершенно абсурдно, но вместе с высказыванием Максимофф почувствовала облегчение. Словно на эти несколько секунд, она перестала быть тотально одинокой, когда накипевшее было выплеснуто долой. Да, с ней определенно точно не все было в порядке и об этом до срыва голосовых связок хотелось кричать, да так, чтобы на обратной стороне луны все содрогнулось от разъедающего чувства неисчерпаемой муки. Всем доступным смыслом существования, вычеркивая фанатичное желание отомстить Старку и его ранним изобретениям чистого гения, для Ванды был брат, он выступал в роли нерушимого связующего звена между сестрой и реальным миром, в котором она бы не смогла существовать. Что теперь прикажут делать ей все те люди, что окружают девушку каждый световой день и незримо присутствуют в застенках по ночам, а? Кто позаботится о ней, неспособной ни на что? Бартон или Стив? Может быть, сам господин Старк, возьмет под опеку или Вижн? Кому вообще есть какое дело до всего того, что испытывает Ванда, необразованная и диковатая уроженка расколотой Заковии? Где теперь ее настоящее место, с Мстителями?
Если начатое описывалось, как верхушка айсберга, то под парализующими холодом водами громоздилась уродливая, искореженная масса чего-то совершенно беспощадного, в первую очередь по отношению к самой Ванде. Она не была ни бойцом, ни солдатом, ни машиной для убийств, а каким-то смехотворным дилетантом во всем. Безукоризненным профаном, у которого в руках пустота, обращающаяся красными сгустками убийственно мощной энергии, природы коей девушка не в силы постичь, равно как и не представляется это возможным ни одному земному существу. Лицо Максимофф – чистый лист, ни одной живой, естественной эмоции, все внутри адовой болью сводится, это ее персональный карманный кусочек ада.
А он... он, чей сон она подсмотрела, ответил тем, против чего неожиданно не нашлось чем крыть. Девушка разве что сильным, быстрым рывком втянула воздух носом и легкие ее погрязли в запахе подкрадывающегося к ним дождя. Пронизанный свежестью кислород, лишь сильнее досаждал, распаляя огонь праведного гнева, неоправданно и совершенно точно незаслуженно нацеленный на Вижна. Тот был спокоен и сосредоточен, очевидно, нормальное для синтезоида состояние, но чувства, что имелись в его арсенале, что он испытывал в этот момент, когда Ванда была готова даром что не самоуничтожиться от страха перед неизвестностью. А ведь от скольких проблем ее могла бы оберечь смерть, всего лишь логичная развязка и ничего более. Вряд ли бы, конечно, им с Пьетро довелось встретиться по ту сторону, ему за содеянный в последний фрагмент жизни поступок был легким росчерком выписан маршрут в рай, а самоубийц там не жалуют... мама так говорила, она в это-то все верила. До какой же степени хотелось уверовать в что-то же столь же мощное и недоказуемое, помимо собственного чувства вины, что было реальным больше чем любые мифы о жизни после того, как перестает биться сердце и субстанция, именуемая душой навсегда расстается со своим вместилищем. Не было у той шкалы признанного измерения.
Вижн сам того не ведая бил под дых. Он бы снова вернулся за ней, повторись ситуация и вернется вновь, окажись Ванда в беде. Зачем? – мысленно она тянулась к нему с самым глупым вопросом, след за которым вдогонку мчался упрек, - ты мне никто! – за ним следующий – ты не мой брат! – и контрольный – вы чужие мне люди! Но все это застывало прямо в горле, отчаянно раздираемом, как при самом сильном кашле, что запивают омерзительно горькой микстурой. Пепел выгорающих слов оседал, раздражая. Стоящий напротив, всего в шаге от нее синтезоид, пытался донести искренний посыл: нельзя было корить себя за то, у истоков чего она стояла, не отвечая по чести и совести за последствия. Треклятая бабочка, спровоцировавшая цунами.
Мелкие капли с сереющих небес посыпались на их непокрытые головы. Фоновый шум заполонил собой пространство. И Ванда дрожала, но не от холода теперь, а от ярости и все того же дикого отсутствия возможности изменить что-либо в прошлом. Она не выносила происходящее и еще больше то, что чувствовала – вот-вот и расплачется.
«Пожалуйста, хватит», - безутешно просила остолбеневшая Максимофф, не в силах бороть ступор, сковавший ее по рукам и ногам, но в очередной раз она сдвинула с места то, что служило импульсом для замыкания цепной реакции. И Вижн продолжал, как будто не питая к девушке и капли сострадания. Она дослушала до конца и почти склонилась к земле, когда ладони мужчины опустились ей на плечи.
Вся одежда, что громоздилась на похудевшей за время, минувшее с событий в Заковии, Ванде, стремительно промокла до последней нитки. Озноб, волнами проходящий вдоль тела, пробуждал ощущение небывалой слабости и усталости. Куда делать ярость, злость и крик, почему столь доступные слова Вижна подействовали на этот ураган успокаивающе. Конечно же, лицо, обращенное к участливому синтезоиду, заливала настырная с неба вода, размывая ледяными каплями слезы, делая их на порядок менее солеными и едкими.
Она не знала куда деться, где найти свой пятый угол и не придумала ничего лучше, кроме как сократить расстояние между собой и Вижном, столкнувшись с ним в крепком объятии. Вжимаясь в его не колеблемую дыханием грудь, что было сил, на предельно допустимом лимите возможностей, Ванда просто так, очень по-детски расплакалась в голос. Зажмурившись, чтобы не видеть ничего, она попросила, несколько секунд спустя, сквозь терзающие легкие всхлипы:
- Пожалуйста, обними меня.
И лишь почувствовав ответную, последовавшую реакцию, добавила неспешно, минуя пару минут:
- Я так скучаю по нему, Вижн. Мне так его не хватает...