Йен успевает по-быстрому набрать дом, но телефон, понятное дело, занят, и он стремительно набивает Карлу СМСку, что-де можно перестать с обзваниванием моргов. Микки он благодарно кивает. Пятнадцать так пятнадцать.
На свернувшуюся в углу Фиону и гладящую ее по плечу Деббс больно даже смотреть. Отойдя в сторонку, он еле перебарывает желание встать к ним спиной. Но там именно что они, то есть еще и Деббс, и за Деббс надо присматривать.
Себя ему не то чтобы жалко. Вот ее — да. Она только недавно во Фрэнке по-настоящему разочаровалась, еще не хватало ей истории с Моникой по второму кругу.
— Ви медсестра. Ну, что-то вроде. Может что-то подсказать, — рассеянно говорит он, глядя куда-то мимо Микки. — Блять.
Он вот честно предпочел бы думать, что она обкололась чем-нибудь адовым. Тогда бы можно было бы прочистить ей желудок, а потом и мозги парой часов качественного ора с Липом и Деббс вместе. С тем, что он предполагает, так не сделаешь.
Он только не знает, стоит ли говорить Микки. Тот и так из кожи вон ради него лезет. Отца послал, Светлану… Теперь еще и в галлагеровское дерьмо окунулся по уши. Не то чтобы Йен сомневался, что ему придется. Он только надеялся, что у них времени побольше будет. Хотя бы до его суда.
— Нэд-Ллойд еще, — добавляет Йен устало. — Престарелый виагроид который, да. Он точно поможет, он нормальный мужик.
Он переводит взгляд на Фиону, сжимает кулаки, закусывая изнутри губу. Общаться с Нэдом-Ллойдом, когда у них едва наладилось с Микки, ему жесть как не хочется. Он все-таки не совсем дебил. Но рисковать здоровьем Фионы, если она вдруг правда качественно обдолбалась, ему хочется еще меньше.
— Я не знаю, Мик. — Йен скрещивает руки на груди, опускает голову на пару мгновений, облизывает пересохшие напрочь губы. — Я примерно такое видел уже. У Моники, когда ее выносило. Она же с биполяркой. И такое с ней регулярно без всяких колес. Может, это никакая не химия, а вот оно. Я не знаю.
Он смотрит Микки в глаза, но долго взгляда не выдерживает.
Вот оно, Галлагеровское дерьмо во всей красе. Только теперь не просто Галлагеровское, но еще и одного отдельно взятого Милковича.
Втянул, блять, на свою голову.

Йен старается в лице не меняться, но не уверен, что у него получается. Ну приехали, блин. Нет, трахаться с Нэдом-Ллойдом ему вполне нравилось, но он, во-первых, не собирался. Во-вторых, тупо не хотел. Ебля сейчас вообще была последним у него на уме, а если бы не была, то зачем, когда у него есть Микки? И когда Микки очевидно против, что самое главное?
Йен свой урок вообще-то выучил. И не то чтобы он с кем-то еще трахался в принципе после Нэда и до… ну. Свадьбы.
— Мик…
Йен кусает губы, но кинуться следом за уходящим Микки не может, как бы ни хотел: оставлять Деббс в этом гадюшнике одну ни в конм случае нельзя. Приходится идти к ней с Фионой и пытаться Фиону уговорить подняться и поехать.
Фиона просит оставить ее в покое, но, к счастью, не сопротивляется, когда Йен подхватывает ее на руки и несет на выход. Смотрит он строго прямо. На нее — слишком тяжело. Надежда на то, что это наркотики, еще есть, но он уже не верит.
Почему Фиона? Почему не Лип, который со своими мозгами не пропадет ну точно, что б с ним ни было? Почему не он, ему уже все равно терять нечего?
Кроме, может, Микки, который на него, кажется, и не смотрит даже.
Йен стискивает зубы и сгружает Фиону на заднее сиденье, стараясь быть как можно осторожнее. В итоге он вписывается башкой в раму сам, когда уже вылезает. Больно — пиздец, почти до искр из глаз.
Ему почему-то кажется, что он заслужил.
— Я нормально. Деббс, забирайся, — говорит он, прижимая к больному месту ладонь, и хмурится. Фиона свернулась так, что занимает собой все заднее сидение, а  нормально сесть ее не заставить. — На переднее, давай. Покажешь Игги дорогу, если что.
— А вы?
— А мы прогуляемся.
Йен косится на Микки с убийственной серьезностью и захлопывает со стороны Деббс дверцу. Вслед машине он смотрит, пока она не скрывается за поворотом.
— Я сейчас Ви позвоню. — Йен косится на Микки и на пробу пытается убрать руку от башки. — Чтобы знала. Она уже у нас по идее. И к ней можешь не ревновать, у нас на бабах ты нисхуяли женишься, не я.
Он выдыхает. Сказать он на самом деле хотел совершенно не это. Это как-то само вырвалось. Потому что на самом деле он злится. Потому что и так херово, так какого хера?
— Я б за тобой столько не бегал, чтобы моментально проебать с мужиком, который мне никуда не уперся, — прибавляет Йен как-то почти ожесточенно, даже не делая попытки полезть в карман за телефоном, чтобы Ви позвонить. — Можешь не верить. Но как бы изменяешь тут сейчас ты — своей беременной, мать ее, благоверной.

Йен качает головой, стискивая зубы. Микки — ебаный дебил. Йен не живет в мире розовых пони, он таким же образом, как этот идиот, перебивается с пиздеца на сносное существование и обратно, но в людей он кое-как верит. Есть вон Ви с Кевом. Не семья, но фактически она самая, да. И дело тут не в дурном районе с круговой порукой и обменом купонами. У них, наоборот, всем похуй. Вот как когда дядя Патрик наебал их с домом; да, там Мэнди предложила помощь, но неудачно пошедшему гоп-стопить Микки они вообще платили. Только Ви и Кев кое-как их и поддержали тогда. Это не взаимовыручка, которой на Южной стороне не существует, это именно человеческое отношение.
— Он нормальный мужик, Мик. Я со всяким дерьмом связывался, ну. Отличать уж как-нибудь умею. — Йен смотрит прямо. Он не только о Нэде-Ллойде сейчас. Он и в Микки золотое сердце в свое время увидел, несмотря на все внешнее.
Несмотря даже на то, чего сам Микки, может быть, не видит.
— Не буду, сказал же уже. Ви справится. Да и не думаю, что это надо. То есть надеюсь, что надо, но надеюсь, что не надо. Неважно, короче.
Йен потирает ударенное место башки и, кажется, чувствует вырастающую шишку. Ну охренеть теперь. Чудесный день, просто, мать его, чудесный.
— Пойдем лучше отсюда, пока копы не вылезли из ниоткуда и не решили нас обшмонать.
По пути Йен набирает все-таки Ви; поговорив, убирает телефон и машинально ищет сигареты, но пачки в кармане на этот раз не находит. Дома забыл, наверное. Или в притоне стащили? Неважно.
Он, блять, все еще злится. Не на ревность Микки, нет. На то, что тот Йена считает настолько блядью. Нет уж. Он трахаться любит, это правда, но он никогда никого не хотел так, как Микки, и теперь, когда у них типа отношения, он это херить не собирается. Он же не Фиона, чтобы буквально проебать нормального мужика. Он же реально не просто так столько лет ходил хвостиком, терпел вспышки агрессии и давал себя пиздить, пытался как-то растормошить. Он же реально не для того это все делал, чтобы моментально пустить по пизде.
Йен не выдерживает: цепляет Микки за запястье и резко дергает в узенький и выглядящий достаточно темным переулок. Прижимает его к стене, заглядывает в глаза.
И целует.
— Я, блять, тебя хочу, — выдыхает он Микки в губы после поцелуя и отстраняется, прячет руки в карманы. — И только тебя. С пятнадцати лет, Микки. Телился все это время ты. Женат и практически с ребенком тоже, блять, ты. Я бы и рад был не блядовать, но мы ж с тобой тоже до недавних пор только трахались, ага? Хочешь, короче, чтобы я твою благоверную не вспоминал — засунь уже свои претензии к себе в жопу.
Он дергается к выходу из переулка, чтобы не наговорить еще чего похлеще. Фиона. Сейчас в приоритете должна быть Фиона, а не разборки с Микки. Фиона и младшие, оставшиеся, по сути, на него. А еще суд, а еще Лиам в больнице… У него и без всей этой ревнивой хуйни голова раскалывается.
Своей ревнивой хуйни хватает.

Йен тормозит. Дает себя развернуть. Смотрит Микки в глаза.
— Да знаю я, — огрызается он.
Реально знает. Он, блять, знал, что Микки его любит, когда Микки сам нихрена не готов был в этом признаться. Он, блин, пожертвовал несколькими зубами в той попытке до Микки достучаться. Нихера только не смог.
Вот разве что в перспективе. Может, если бы не эти его попытки, они бы сейчас вместе не были. Он никогда не узнает.
Йен выдыхает и стискивает руку Микки в своей, и вытаскивает вторую из кармана, чтобы притянуть Микки к себе ближе. Одежда в этом мешает. На улице только вот холодно. Йену кажется, что он весь уже продрог, и только Микки его и защищает от холодной смерти. У Микки теплая ладонь и теплые губы, и его близость греет лучше всяких шмоток.
Йен легко проскальзывает языком у него по губам, прежде чем отстраниться, и тупо прижимается к Микки всем телом. Тыкается носом в его плечо и немного судорожно вдыхает до боли знакомый запах. Его дом — это Микки, а никакая не хибара на Норт-Уоллас.
— Ну так я и не денусь никуда. И ебаться ни с кем по углам не буду. Мне это нахуй не сдалось, когда у меня ты есть. Я — твой, ну. Все, утихомирься, — говорит Йен тихо.
Он никогда не хотел никуда деваться, Микки стоило же только позвать — и он бы прибежал моментально.
Он же на самом деле готов мириться с наличием хоть жены, хоть кого угодно, пока Микки с ним. И злится — не на него. Йену всегда нравилась эта ревность. Его до Микки никто так не ревновал — или он просто никого не воспринимал так серьезно, чтобы ревность имела для него значение. Ну, Кэш Микки ногу прострелил, да, но Кэш-то чокнутый был; жалко, что Йен раньше этого не понял. Микки в сравнении ревнует по-здоровому: с пиздюлями, но без тяжких телесных и огнестрельных.
Йен прижимается к нему теснее и молчит.
— Домой надо идти, — говорит Йен хрипло через какое-то время и делает вялую попытку отстраниться. — Я ж, блин, за старшего.
Домой он как раз хочет в самую последнюю очередь. Он хочет сбежать с Микки куда-нибудь, где их не достанет ни ебаный Терри, ни ебаные вечные проблемы Галлагеров. Он устал же как пиздец. Только, блин, появился какой-никакой просвет — и на тебе.
Но это все — слабость, а Йен сейчас, с больной Фионой, на нее права не имеет. Ему раскисать нельзя. Он вот и так себе непозволительное позволяет.
Почему ж все, блять, вечно так невовремя?