Лотар чешет затылок, протяжно зевает, выдавая скуку [даже не думая её скрывать], когда оглядывает помещение. Жмурит один глаз от слишком-яркого освещения и тяжело вздыхает. Признаться честно, он вообще никогда не бывал в подобных местах. Признаться честно — столько бы и не бывал ещё.

Приставленный как «охрана», он чувствовал себя в подобном месте откровенно не-к-месту. Помпезное, богато убранное помещение. Всё яркое и блестит. Живая музыка, шум и гам. Столы с едой у стены. Женщины, затянутые в тугие корсеты [как они вообще дышат, о, Святые Хранители?], дорогие украшения и вычурность [до пошлого] во всём облике. Мужчины, облачённые в лучшие костюмы.

Тошно. От всего этого было — тошно.
У Лотара выбриты виски, длинные волосы собраны в густую косу. Он наотрез отказался одевать что-то столь же неудобное, как и его «хозяин», а на деле — просто заказчик. Он выглядит как варвар на этом празднике жизни. Он и есть — варвар. Не стыдится и не собирается скрывать своих корней — честь не в том, на ком больше денег. Да и не того стыдиться нужно: вот этого — наигранного и отвратительного в своей чопорной безвкусице. Бессмысленное, бездарное проведение времени.
Впрочем, его это не должно волновать вообще. И он складывает руки за спиной, как делают солдаты, бегло, но цепко и внимательно — подмечая малейшие детали [привыкший подмечать] — оглядывает помещение, задерживает взгляд на молодой девушке, что явно выделяется на фоне остальных.

Местная дива, да? Все взгляды обращены на неё, что не удивительно. Она и правда привлекает. Только вот позже, чуть внимательнее разглядев, Лотар понимает, что «дива»-то на самом деле парень. Что ж, по крайней мере, это объяснило факт того, что «дива» эта была облачена не в платье, как и все остальные местные «дамы», а в мужской костюм. Лотар уж грешны делом подумал, что это дань оригинальности, вызов обществу. И подобное его ничуть не удивило. Напротив, в этом было бы больше здравомыслия чем в том, что все прелестницы подобного праздника намеренно перетягивали себе кислород. Вероятно им хотелось выглядеть более утончёнными и хрупкими, да только это совершенно точно не те жертвы, которые принял бы сам Андуин. Цени собственную жизнь, цени здоровье и тогда ты сможешь хоть что-то дать другому.

Молодой и слащавый. Слишком-аккуратный и ухоженный. Явно знает, что король здесь — он.
Царь джунглей, право слово. Так и хотелось вытрясти из него эту спесь — иррациональное, но до отвратительного острое желание, вызывающее кривую ухмылку на губах. Ведь так просто, так просто подмять такого, как он, под себя. Так просто показать, что всё это — ничего не стоит. Совершенно ничего не стоит. Но пока Лотар просто наблюдал, выжидал. Кто знает, может эта «дива» ещё устроит ему представление. Обязательно должен устроить. А иначе какой это праздник, правда же?

Глухо усмехается, когда к нему подходит высокий и статный мужчина. Лет на десять старше, наверное. И заинтересованно, едва склоняет голову к плечу. А вот и представление. Чувствует, животным чутьём чувствует, что не светские беседы он собрался с юнцом вести.

//

Альфред улыбается ярко, смотрит — заискивающе. Одну руку отводит за спину, когда кланяется, но смотрит глаза-в-глаза; взглядом мутным, тёмным.

— Вы прекрасно выглядите сегодня, Кадгар, — негромко замечает, торопливо облизывает губы и сокращает расстояние между ними, — прекрасный вечер, прекрасный вечер, — бормочет, быстро и лениво оглядывая помещение, но почти сразу же возвращается взглядом к нему.
Встаёт рядом с ним, плечом к плечу, дышит неровно и несколько сбито, выдавая собственное волнение-желание [а кто вообще не хочет его в этом зале? Кадгар был хорош собой. Кадгар имел власть и богатство. В этом обществе не было место предрассудкам, но было жажде обладать всем этим — любыми способами].

— Не думаете ли Вы, — вкрадчиво и заискивающе; как бы невзначай — совершенно случайно — опускает ладонь на чужую поясницу, — что пора найти себе спутника жизни? — ладонью ведёт ещё ниже, гладит неуклюже, подаваясь так близко, что плечом касается плеча, что дышит — куда-то на ухо, — Вы всегда можете рассчитывать на меня, Вы ведь знаете? — голос становится несколько ниже, снова облизывает собственные губы, кусает их и шумно выдыхает, обдавая кожу тёплым, хмельным дыханием.
[AVA]http://sg.uploads.ru/oFOMx.gif[/AVA]

Лотар почти жалеет, что не слышит, что именно говорит эта дива, но учитывая то, как кривится лицо собеседница — легко понять, что беседа была далеко не светской, парень совершенно не церемонился. Мужчина открывает рот, явно желая высказать ему всё, что думает о подобном поведении, но спотыкается и с грохотом падает на задницу. Следом — звук бьющегося стекла, заставляющий уже поморщиться самого Лотара. То ещё зрелище. А дива-то любит представления. Толпа тут же обступает вокруг мужчины, принимается обсуждать происходящее, провожая взглядом парня. И никому в голову не приходит сказать ему, что в подобном месте такое поведение недопустима. Ну да, король здесь он. И вряд ли у этого стада баранов, хотя бы у одного из них хватит духу перечить ему.

И Лотар сам до конца не понимает что именно им движет, когда ступает к парню. Когда перекрывает дорогу, вставая на пути. Первое время молчит, ничего не говорит, только разглядывает до неприличного долго и откровенно. Стоит отдать ему должное — он и правда умеет привлекать внимание. Он и правда умеет заинтересовать. И, видимо, его или любят, или ненавидят. А может и то, и другое сразу. Мало кого, такой как он может оставить равнодушным. Так часто бывает с теми, кому всё равно на чужое мнение — этому был всё равно совершенно точно; этот даже не пытался скрывать, что думает: мимика, движения — всё кричало о том, что он думал о подобных «подкатах» и окружении в целом. Было во всём его облике, не смотря на аккуратность, какое-то откровенное пренебрежение.

Белая, накрахмаленная рубашка, от которой едва ли не в глазах рябит. Застёгнута до последней пуговицы. Вызывает желание сдёрнуть с шеи галстук-бабочку, расстегнуть-оторвать верхние пуговицы. и взъерошить волосы — обязательно. Ещё лучше — вытряхнуть его из этого пиджака. И стереть с лица эту беспечность, эту самоуверенность. Всего — вздёрнуть и встряхнуть.

Насколько же Лотару всё это было не по душе, что он не просто взглядом — мыслями цепляется за самого невозможного их всех, кто здесь находился.

— Раз ты так любишь зрелища, — наконец подаёт голос, невольно ухмыляясь левым уголком губ, — устрой мне ... гм, экскурсию, — скалится, смотрит только на него, смотрит — прямо, без вызова и агрессии, но уверенно, глубоко. В конце-концов, ему сказали «повеселиться». Ох, он как повеселится.
Лишнего шума, конечно, лучше не делать. Его не за новыми конфликтами нанимали. Да и какой конфликт может быть со слащавым, балованным мальчишкой? Ещё спасибо потом скажут. А может Андуина и взяли с собой на подобное мероприятие ради вот таких вот безвкусных «зрелищ». Да по делом, в общем-то — Лотара сейчас больше волновало то, как сделать эту ночь чуть менее тошнотворной.
[AVA]http://sg.uploads.ru/oFOMx.gif[/AVA]
[STA]| v a r v a r |[/STA]

Отредактировано Lothar (2016-08-06 13:48:14)

Лотар невольно хмыкнул, наблюдая за тем, как улыбка уверенно сходит с лица. Как хмурится, даже не пытаясь скрыть своего недовольства. Балованный мальчишка. И Андуин не перебивает его, не сводит взгляда, вообще особо никак не реагирует на чужой выпад. Разве что клонит голову к плечу, когда тот начинает говорить. О б ъ я с н я т ь, кажется что со всем снисхождением, на которое только был способен: по крайней мере, именно такое впечатление и складывалось. И да, парень был прав — Лотар уже успел сделать выводы. И чужая речь лишь убеждала его в этом.

Дерзкий и упрямый. Явно себе на уме. Явно привык, что ему никто не указ. Уверенный; как по мнению Лотара — даже слишком: быстро бы он эту спесь из него выбил [и с огромным удовольствием — выбьет].

И он сжимает пальцы в кулак, хрустнув костяшками, наблюдает за удаляющей фигурой внимательно, без улыбки. Ловит чужой взгляд, когда тот оборачивается и с несколько мгновений обдумывает, как поступить дальше.

В конце-концов — за Лотаром ещё был ответ. И не может же он эту диву оставить без него? И не важно, совершенно неважно, что «дива», вероятно, предпочла бы его вообще больше не видеть. Впрочем, нет — важно: это было бы одной из причин, по которой он так хочет поступить. Поступит.

Подходит сзади бесшумно, удивительно как легко ему это даётся. Как естественно. Бесцеремонно отбирает чужой бокал шампанского — залпом выпивает.

— Ну и дрянь, — ухмыльнулся, поморщившись; коротко кивает снующему официанту рядом, тот нервно улыбается, но подходит, бросает беглый взгляд на парней рядом, поднимает на Лотара беглый взгляд, но тут же опускает.

Андуин ставит на поднос бокал, грубыми пальцами ведёт по шее дивы, сжимает их на загривке, сжимает не-ласково в пальцах чужой подбородок и заставляет запрокинуть голову назад, выгибая его, подстраивая под себя.

— ... а по моему — ты, со своей смазливой мордашкой, идеально подходишь для экскурсовода, — осклабился, отвечая на то, как ни в чём не бывало.
Разглядывает откровенно, задумчиво; внимательно. Совершенно не обращает ни на кого внимание. Совершенно — не обращает внимание и на чужие действия: пальцы второй руки сжимает на предплечье, крепко и уверенно.
— Или для эскорта. Кажется это так называется, — последние слова почти бормочет, ненадолго нахмурившись, — будешь меня сопровождать, — утверждением — явно не примет отказа. Моментальное решение, за которое цепляется, которое кажется ему куда более интересным чем всё, что здесь происходит. Просто потому что он прекрасно знает, что да — такие как эта дива не терпят подобного, неприемлят. И это сродни азарту. И Лотар совершенно не собирается уступать ему, оставлять его в покое — добычу из виду не упускают, добыче не дают сбежать.
[AVA]http://sg.uploads.ru/oFOMx.gif[/AVA]
[STA]| v a r v a r |[/STA]

Отредактировано Lothar (2016-08-07 16:16:50)

Охуенно. Наблюдать за ним — охуенно. И хочется больше. Большего. Ещё. Иррациональное, сжирающее желание: скребётся где-то между рёбрами, цепляется за кости и рычит-скалится, заинтересованно клонит голову в бок и тянет-тянет когтистые лапы к этому мальчишке. К этому балованному, надменному мальчишке, чтобы сжать их на шее, чтобы чувствовать кадык под ладонью. Хочет-хочет его. Его эмоции — яркие, кружащие голову: жадный до эмоций. И совершенно не важно, что они несут негативный оттенок. А может именно и поэтому. Подстёгивает, вызывает ухмылку. Давай, дива, покажи что ты можешь. Покажи что ты чувствуешь. Давай, дива, давай. Попробуй сохранить лицо, достоинство [его извращённую форму].

Совершенно расслабленный, не чувствует дискомфорта, не чувствует, не смотря на откровенную злобу, ярость в чужом взгляде — это лишь заставляет смотреть внимательнее и глубже. На ненависть и равнодушие отвечает спокойствием и непринуждённостью.

И до неправильного хочется заставить его — не-сдерживаться. Хочется чувствовать-видеть чужие эмоции, чужой гнев, чужое не-одобрение. Хочется слышать, чувствовать под ладонями, рвущееся и не-спокойное.
И где-то в закромке сознания, эхом того самого, беснующегося в груди — сломить, подмять под себя, проговаривая вкрадчиво с откровенной издёвкой.

Ему всё равно что он говорит. Ему плевать на чужие взгляды и слова. Его взгляд прикован только к этому разъярённому, но контролирующему свою ярость мальчишке. И он глухо усмехается, пожимает плечами и чувствует почти-удовольствие от того, как сильно тот сцепляет пальцы на его руке, когда отводит в сторону, прочь от толпы. Разумное решение, если так печётся о чужом мнении. Позволяет себя увести, не сопротивляется совершенно, идёт следом, точно бы смиренный. И проблема для этого парня одна: чем крепче он сжимает пальцы, чем явственнее выражает своё не-удовольствие, свою злость — чем больше Лотару хочется продолжать. Это как наркотик, это не-желание ограничивать самого себя в удовольствии.

Улыбка спадает с лица — всего несколько мгновение совершенно серьёзный, показывая свою собранность, что обычно скрывается за вальяжность, за ухмылкой.
Всего несколько мгновений, чтобы прижать его к стене: грубо, легко и уверенно разводя чужие ноги коленом, пальцы одной руки сжимая на шее [снова], второй — на запястье, прижимая и её к стене.

И снова ухмылка, взгляд кажется что темнеет, взгляд хищный, когда подаётся ближе, когда носом ведёт от шее к уху, вдыхая чужой запах и едва морщась — какой-то, наверняка дорогой, одеколон или другая подобная дрянь, что хочется смыть, стереть с него. Этот запах забивается в ноздри, в лёгкие, точно бы желая заклеймить.

— Да ну? — откровенной издёвкой, длинная коса спадает через плечо, беснующиеся в груди — удовлетворённо рычит, затихает, прислушиваясь; срывает и с губ Лотара глухой рык.

Разжимает пальцы с шеи, но только для того, чтобы ладонь прижать ко рту, затыкая, не давая ни слова больше сказать.

— Хуёвый из тебя эскорт, знаешь, — меланхолично замечает, едва отстраняясь, но руки не отпускает, ладонь к губам прижимает крепче и сильнее, — но, думаю, на кое-что другое ты сгодишься ещё, — осклабился, смотрит глаза-в-глаза, когда отпускает запястье, ладонью проводит по боку, сминая, под пиджаком — сжимает пальцы на рубашке, грубо и резко выдёргивает из штанов. Смотрит — заинтересованно.
[AVA]http://sg.uploads.ru/oFOMx.gif[/AVA]
[STA]| v a r v a r |[/STA]

Сила опьяняет. Власть — опьяняет.
Лотара всегда восхищала власть. В любом её в проявлении и особенно — над самим собой: своими мыслями, своим телом. В остальном же она была точно наркотик, что подпитывался чужими эмоциями-действиями, заставляя желать — большего, продолжения.

Не нравится? Неприятно? Хорошо. Я помогу тебе вспомнить [если такое вообще хоть когда-нибудь было] — какого это. Я сделаю то, что ты никогда, никогда в жизни не забудешь: окрашу этот момент в столь яркие эмоции, какие с годами лишь притупиться могут — не более.

Выжечь в памяти, следами на коже светлой от прикосновений не-ласковых. Выжечь собственным запахом, взглядом внимательным и глубоким, чтобы — не забыл. Чтобы помнил всегда.

Загнанная райская птица [пошлое сравнение, но] — кто отпустит такую? Кто вообще отпустит свою добычу? И чем сильнее бьётся в руках — тем сильнее хочется сжать, подмять под себя. Смотреть как будет рваться прочь, слушать отчаянное сердце, что билось в груди бешено, кажется вот-вот норовя пробить грудную клетку, упасть к ногам.

И Лотар только скалится, откровенно по животному, на чужие действия. На удар совершенно не обращает никакого внимания. Только слышит, как в груди собственной, неспокойное — скулит протяжно и когтями скребётся, оставляя после себя тягучее ощущение. Во взгляде чужом столько злобы, столько чистой, неразбавленной злобы, что это почти вызывает восторг.

— Я надеюсь ты понимаешь ... — вкрадчиво, ухмылкой тонкой, но явственной на губах.

Языком размашисто проводит по шее — до самого уха; кусает. Носом — по виску, вдыхая запах полной грудью. Хочется заполнить, даже этот дрянной парфюм — хочется запомнить.

— ... что если ты позовёшь охрану — они увидят тебя в таком положении, — неторопливо и негромко; всё-таки убирает руки — позволяет говорить, отпускает запястье, — и я сделаю так, чтобы увидели — всё, — холодной усмешкой. Пальцы сжимает на краях пиджака, резко дёргает его в стороны — пуговицы отлетают, с глухим стуком скатываются по полу — стягивает его с плеч. Легко и быстро, не позволяя толком ничего сделать [движения уверенные, точно выверенные — ни одного лишнего жеста]: грубо разворачивает к себе спиной; лицом, грудью — вжимает в стену. Его же пиджаком фиксирует руки сзади, скручивая. Гладит почти-ласково костяшками пальцев по шее, совершенно не-ласково — пальцы сжимает на бедре, подаваясь снова ближе.

— И поверь — мне хватит на то сил, — выдыхает куда-то в шею, хмыкнув; кусает за загривок и языком проходится по месту укуса — неторопливо, точно желая как следует распробовать, прочувствовать.

Лотару не составит труда расправиться с охраной, если потребуется — у него более чем достаточно опыта на то.
Даже если для этого придётся сперва вырубить диву [придётся, потому что так просто отпускать он его не собирается — это азарт, который парень слишком хорошо подпитывал, от которого Андуин не собирался, не желал отмахиваться].
Даже если придётся терпеливо ждать после этого, когда снова — придёт в себя.

Лотару не составит труда решить эту проблему, если мальчишка окажется настолько глуп, что решит позвать кого-нибудь. Но он бы предпочёл обойтись без лишней суеты.

Ладони опускает на пояс, грубо и требовательно давит, заставляет прогнуться в пояснице, совершенно не думая о чужом комфорте, удобно или нет — всё это не имело никакого значения. Ладонями плотно ведёт по бокам, задирая рубашку, чувствуя под пальцами, в таком положении — рёбра. И от этого ощущения — в груди что-то переворачивается: вспышка жара, сжигающего на мгновение [всего на мгновение] весь воздух из груди; жара, что лениво опускался тяжестью к низу живота. Это ощущение — ярким контрастом, когда перед тобой холёный мальчишка, дерзкий мальчишка.

Беснующееся в груди мечется и бьётся о кости — требуя; не-терпеливое, не согласное с чужим спокойствием и сдержанностью. Рычит, оставляет после себя тягучее не-спокойствие, что тянет до самой глотки.

И он ведёт ладонями уже по груди, к низу живота. Пальцами одной руки — под ткань штанов, вжимая их в кожу, заинтересованно прислушиваясь к чужому дыханию, к чужой реакции. Второй — по спине, между лопатками; по шее.
Глубокий вдох — сжимает волосы сильно и крепко, тянет на себя резко, заставляет запрокинуть голову назад; подстраивает-выгибает — под себя. Бёдрами толкается, прижимаясь вплотную, не позволяя и ему отстраниться, сделать лишних движений.
И молчит. Сам пока — молчит. Только слушает, прислушивается.
[AVA]http://sg.uploads.ru/oFOMx.gif[/AVA]
[STA]| v a r v a r |[/STA]

Сильнее перехватывает волосы, сильнее — выгибает. Второй ладонью ведёт вверх, накрывает низ живота под рубашкой, плотнее прижимает к себе, чтобы задницей чувствовал, чтобы — понимал; ухмыляется на ухо.

— Серьёзно? — Лотар разве что глаза не закатывает, когда парень зовёт охрану. Единственное, что говорит сам, прежде чем пальцы второй руки сжать на шее. Сжать сильно, теперь уже намеренно перекрывая кислород, чтобы задыхался, чтобы почувствовал, как сердце заполошное мечется в груди, кровь стучит в висках; чтобы понимал — не-шутит. И, честно, первым порывом было просто как следует ебануть его лицом о стену, не заботясь о том, что расшибёт нос, вообще — не заботясь ни о чём, кроме того, чтобы рухнул без сознания. И, Боги, скольких сил стоит, чтобы это не сделать. Чтобы сдержать самого себя. Стискивает зубы. Закрывает глаза и глубоко вдыхает, медленно выдыхая после.

Подхватывает, когда тот обмякает в его руках, не давая упасть на пол; быстро заглаживает чужие волосы, несколько растрёпанные; быстро, удивительно ловко разматывает пиджак, накидывая обратно на плечи. Мятый? Не важно. До этого никому не должно быть никакого дела. В конце-концов, кто знает, что эта дива вытворяла.

А потом вторит ему громко — зовёт охрану, которая, впрочем, не застаёт себя ждать долго, появляется почти сразу, стоит только Лотару поднять голову.

— Отведите меня в свободную комнату, — жёстким требованием, когда поднимает на одного из подоспевших взгляд холодных, синих глаз. Спокойный и собранный, решительный и совершенно непринуждённый. Его не заботит то, что он, вероятно [совершенно точно], несколько не вписывается в обстановку. Что подобный дикарь [ж и в о т н о е, как сказал этот парень] выглядит совершенно не-уместно рядом с ним, странно. Он легко подхватывает диву на руки [хорошо, что не закидывает на плечо, впрочем — просто не может себе этого позволить: если хочет, чтобы всё прошло гладко — не может]. И скалится, пока охрана переглядывается между собой, явно не зная что следует сделать.

— Хотите попасть в его чёрный список? — ухмылкой хищной, равняется с одним из охранников, — не советую, — косится, замирая, выжидающе клонит голову в сторону. Мужчина нервно улыбается, сглатывает и торопливо облизывает губы.

— А вы ..? — неуверенно, опуская взгляд на парня в его руках: не привычно аккуратный, хоть и одетый с иголочки, но кажется спокойным. И вот уж чёрт знает как там остальные, но сам он точно не хотел стать одной из жертв Кадгара. А вот быть тем, перед кем тот в итоге окажется, возможно, в долгу — вполне себе. Другое дело, что мужик, так уверенно державший мальчишку на руках не внушал особого доверия и это вызывало некоторые сомнение.

— Артас. Я с сэром Артасом, — Лотар смотрит прямо и даже не усмехается сейчас: серьёзный и собранный — он знает, что это имя, пусть и не столь известное [вероятно] в кругах, как этого парня ... а как его зовут вообще? Но тоже имеет вес. И очень большой. Иначе самого Лотара бы здесь совершенно точно не было — не каждый может себе позволить такую роскошь, как привести «варвара» на закрытую вечеринку, — можешь проверить: Андуин Лотар, — и это уже оскалом, щурится.

Охранник криво улыбается, торопливо извиняется, но и правда проверяет: связывается с охраной в главном зале, с отвечающим за гостей. И заметно бледнеет, когда слышит, что да, такой и правда есть; да — сопровождающий сэра Артаса. Что-нибудь ещё?

Улыбка становится виноватой: «Да-да, конечно, идите за мной», — переглядывается с остальной охраной, взглядом показывает, чтобы уходили и просит Лотара следовать за собой.
Если этот тип нажалуется на них, то дорога сюда им явно будет закрыта. И не только сюда — вообще. Делать своим врагами сразу двух влиятельных личностей — на это никто не был готов.

А Лотар глухо хмыкнув, едва заметно улыбается, бросает короткий взгляд на парня на своих руках и думает, что, пожалуй — увлёкся. И понимает, что отступать — не хочет. Можно было бы всё оставить как есть. Можно было бы просто — оставить его в покое, но. Не может [не хочет], внутри всё скребётся-скребётся, скребётся. Раздирает. Это становится навязчивой мыслью, почти наваждением. Это граничит с упрямством. Это — не-удовлетворение. Это становится — забавным, интригующим. В каждом месте, даже в подобном, пропитанным фальшью, утопленным в алкоголе — имя имеет вес. Кто бы мог подумать, что Лотар и правда этим воспользуется. Вот же потеха — если подумать. Вся эта ситуация, её абсурдность.

Охрану выгоняет сразу, приказывая не-беспокоить.
Наливает себе виски [и это уже явно лучше того дерьмового пойла] и скидывает обувь; садится на край стола, и опирается одной ногой о диван рядом стоящий, на который уложил диву, задумчиво разглядывает его. Интересно — как быстро придёт в себя. Интересно — может стоило и правда ему кляп в рот воткнуть? Но нет. Интересно. Вот теперь — становится интересна чужая реакция. Нет — интересны эмоции. И хочется — видеть. Хочется — слышать. Хочется. Пожалуй, в этом слишком много иррационально, но. Когда это Лотара вообще волновало? Предпочитает не думать — действовать. Хочет — берёт. И это был именно такой случай.

Что ж. Этот вечер не такой уж дерьмовый.
[AVA]http://sg.uploads.ru/oFOMx.gif[/AVA]
[STA]| v a r v a r |[/STA]

Отредактировано Lothar (2016-08-26 07:11:48)

Лотар усмехается, когда парень приходит в себя, когда — буквально вжимается в спинку дивана, точно желая слиться с ней. Вот же потеха.

Допивает залпом оставшийся алкоголь, отставляет стакан в сторону.

Быстро. Пришёл в себя достаточно быстро — выносливый. А по нему и не скажешь. Балованный, хилый: откуда у такого только силы?

— Сказал правду, — пожимает плечами, отвечая на вопрос; только лишь правду. Лотар не любил лгать, не приемлил ложь. Она естественна, люди лгут как дышат и это дело не воли, это — привычка. Но сам он — не лгал. Или говорил как есть, или ничего не говорил.

И пока парень был в отключке, у Лотара самого выдалось время всё обдумать. Сейчас уже, помимо животного желания, был — интерес; осмысленный, заставляющий смотреть внимательнее, вкрадчивым хищником. Почти-голодно.

Парень казался непринуждённым, достаточно легко собрался и смог взять себя в руки. Стоит дать ему отчёт в том, что не бьётся в панике и не истерит. Но помнил-видел, хотел ещё — и с к р е н н о с т и. Но понимал — всё это лишь попытка, маска, ради того, чтобы сохранить лицо. Ну да. Он же за репутацию печётся больше чем за собственную жизнь. Что за ценности. Кривится почти-брезгливо.

Если бы он хотел его унизить, опустить у всех на глазах — это не составило бы труда сделать. Но нет. Не этого он хотел. Ему вообще до мальца не было никакого дела. По началу. А потом ... что ж, в остальном он сам виноват.

— Мне всё равно на твою репутацию, — говорит неторопливо, озвучивая мысли и резко подаётся вперёд. Коленом опирается о диван, рядом с чужой ногой, рукой — о спинку. Второй сжимает в пальцах подбородок: тянет на себя, заставляет запрокинуть голову, подстраивает — под себя; вглядывается в чужие глаза и, в общем-то, не особо слушает его: глупые вопросы, бессмысленные вопросы — всё это не имело никакого значения, — просто ... — замолкает, так и не договаривая, большим пальцем проводит по нижней губе, оттягивает и подаётся ещё ближе.

— Я, — скалится, сжимает пальцы сильнее, грубо — заставляя повернуться в профиль, — хочу тебя, — на ухо, кусая, проводя языком по краю и шумно выдыхая хмыкнув: да, так — правильнее всего. Без лишних слов и объяснений. Если сперва просто хотелось немного «вздёрнуть» его, поставить на место, то теперь — хочется всего. Хочется подмять под себя, хочется видеть-слышать — чужую реакцию. Пусть брыкается. Пусть сопротивляется. Пусть кричит и матерится — пусть.

Лотару не нужны причины. Не нужны деньги. Он делает только то, что хочет сам. И ему было бы в общем-то всё равно, если бы в конечном итоге не заплатили из-за подобной выходки. Плевать. Это изначально было лишь стечением обстоятельств. И всё это, этот мальчишка — окупил бы с лихвой эти «убытки».

Это сброд. Для Лотара подобные вечеринки, люди, что тут собираются — сброд. Это не его мир. Не его люди. Это всё чуждо и непонятно. Это — неважно. Не стоит того, чтобы задерживаться, запоминать или заботиться о том, что подумают, что скажут, что будет — после.

Но, пожалуй, всё-таки, ещё раз он бы вернулся — посмотреть на него. Посмотреть каким он будет. Как себя будет вести. Изменится ли хоть что-нибудь? В нём.

Языком проводит по шее, легко находя артерию, кусает и носом проводит — к подбородку; жадно, точно животное, точно пёс — вдыхая его запах.

— И я это получу, — и это уже звучит спокойно, холодно; это звучит утверждением — он всегда получает то, что хочет. Потому что — может.

— Кстати … как тебя зовут, дива? — ухмылкой, легко хлопнув ладонью по щеке и скалясь.
[AVA]http://sg.uploads.ru/oFOMx.gif[/AVA]
[STA]| v a r v a r |[/STA]

Отредактировано Lothar (2016-09-01 23:31:02)

Лотар прислушивается к нему. Чутко реагирует на каждое чужое движение, легко считывает — каждую эмоцию; почти завороженный — наблюдает за реакцией.

Лотару нравится то, что он видит-чувствует. Лотару нравится — чужая паника, чужая злость; чужое сопротивление.
Лотару нравятся — чужие эмоции, что так легко считать. Их хочется больше. Их всегда — хочется больше. Этим невозможно насытиться, это точно наркотик — чистый кайф, которого всегда мало, который подталкивает, не давая остановиться. Которому, в этот раз, Лотар легко повинуется.

— Почему нет? Снова позовёшь охрану? Попробуй. — Лотар скалится, ухмыляется откровенно насмешливо.
Нет такого слова для него: «Не можешь». Лотар всегда получается, что хочет. Плевать на всё. Плевать на устои. Плевать на не-возможность. Нет ничего невозможного. Нет ничего, чего бы он не мог. Всё дело в желании и стремлении. И этого сейчас было хоть отбавляй: парень, сам того не осознавая, только подливал масла в огонь, заставляя разгораться его с новой силой. Пламя обжигало нервы, оставляя после себя не-спокойствие, зудящее и настойчивое желание.

И он в некотором удивлении вскидывает брови, когда мальчишка снова брыкается, когда сползает ниже, видимо, пытаясь так увернуться. Как будто это хоть сколько-то может помочь. Как будто бы так и правда можно увернуться от прикосновений.

Но именно поэтому Лотар и не смог [не захотел] отступить сразу — в смирении далеко не всегда есть достоинство. В этом парне было достоинство, гордость и сила. Не смотря на. Именно поэтому — не отпустит, не даст уйти. Не позволит.

И он только глухо хмыкнул на замечание о том, что не знает имени хозяина вечеринки. На кой оно ему вообще сдалось? Не за тем он сюда шёл, чтобы вести светские беседы, чтобы угождать местной знати.

Но да — узнает. После.
А, учитывая, что эту диву здесь, по всему видимому, знает каждая дворовая псина, труда это не составит.

— Нет, мальчик мой, — и это вкрадчиво, акцентом на последних словах, глухо хмыкнув на собственные слова.

Не сводит с него внимательного, холодного взгляда; но во взгляде — желание, что не скрывает совершенно: смотри, смотри внимательно. И не вздумай сомневаться, даже на мгновение — не вздумай.

— Получу, — почти-снисходительно, точно ребёнку нерадивому.

И словно в подтверждение своих слов, с тонкой полу-улыбкой легко, уверенно и быстро расстёгивает чужие брюки, языком размашисто проводит по собственной ладони и запускает её — под; под ткань штанов, под ткань белья, не размениваясь на прелюдии, не церемонясь вообще.

— Неплохо, — спокойно, как ни в чём не бывало комментирует, когда ладонью ведёт по всей длине, когда бесстыдно и уверенно, грубовато — ласкает пальцами, не сводя с него цепкого, не-читаемого взгляда.

Опускается сам — ниже. Чтобы было удобнее, чтобы видеть — лучше. Пальцы свободной руки снова сжимает на шее, но не душит; указательным и большим удерживает за подбородок, заставляя сильнее задрать голову, подставить шею. И таким хрупким и тонким кажется сейчас: сломать — ничего не стоит.

Губами обхватывает острый кадык, ведёт языком по нему, кусает кожу на шее, оставляя отметину.
И глухо усмехается — уже в губы  — снова кусает, за нижнюю, не-ласково.

— Я возьму тебя на этом же диване, — ровным голосом, вкрадчиво. Неясной, холодной улыбкой; поднимает на него взгляд, — и всё, что ты можешь — подстраиваться под меня, пока я буду тебя трахать, — глухо усмехнулся, большим пальцем провёл по подбородку и легко, пренебрежительно хлопнул ладонью по щеке.
[AVA]http://sg.uploads.ru/oFOMx.gif[/AVA]
[STA]| v a r v a r |[/STA]

Если хочешь сделать всё правильно — слушай.
Нужно только уметь слушать. Всегда.
Слушай его. Слушай его дыхание. Слушай его тело, но не слова. Слова могут лгать. Слова не истина — лишь ещё один способ выражения. Тело — никогда не лжёт. И нужно только уметь слушать. Уметь видеть; быть внимательным.

И Лотар — слушает. Слушает чужое не-ровное дыхание. И он бы хотел ладонь прижать к чужой груди: почувствовать-услышать чужое сердцебиение собственной кожей.

И ничто так не заводит, как чужая отзывчивость. Нет больше откровения.

Лотар остаётся совершенно спокойным. Но взгляд становится более сосредоточенным, дыхание — глубже. Он наблюдает за ним внимательно, не смея [не желая] отвести взгляда с чужого лица. Он разглядывает его — откровенно и жадно, слишком долго и пристально, чтобы это оставалось приличным. [Да что тут вообще — прилично?]
У него в груди — огонь, что разгорается в настоящий пожар. Он волнами опускается к низу живота, оседает тяжестью зудящей, требующей. В груди не-спокойное, не-покорное. Но это лишь делает Лотара более собранным, это холодное спокойствие и решимость, что становится твёрже, более непоколебимой. Не насмешливая непринуждённость, а это — признак того, что не отступит.

Хочет. Теперь — хочет ещё больше. Это становится навязчивой мыслью, желанием; потребностью.

Чуткий. Слишком чуткий и до не-приличия откровенный. Какая ирония, учитывая, что парень предпочёл бы — Лотар уверен в этом — чтобы собственное тело слушалось и не выдавало так откровенно.

— Лишь то, что обещал тебе, — глухой ухмылкой на это, на руку, пальцы которой сжимали теперь его запястье, точно это может остановить. Не сможет. Сил, мальчишке, не хватит. Даже это, даже то, как крепко он сжимает его запястье — заводит, хлёстко и выбивая воздух из лёгких, оставляя после себя сухой и удушливый жар.

— Предпочитаю сдерживать обещания, — вкрадчиво, в этот раз без намёка на насмешку, встречаясь с ним взглядом — заставляя посмотреть на себя. И после этого — целуя. Коротко, но настойчиво и требовательно, не-ласково, кусая губы [впрочем несильно], прежде чем отстраниться; облизывая собственные.

У дивы губы — откровенно блядские. Словно бы созданные для всего не-приличного. Словно бы созданные, чтобы их целовать, чтобы ...

— Помешай мне, — голос несколько ниже, ладонью свободной — под одежду, под рубашку, проводит по животу, по боку; вжимает пальцы в кожу. Его хочется всего. Его хочется касаться, заклеймить, оставить отметины-следы — напоминание.

И он не двигает второй рукой, точно бы покорный, точно бы послушавшийся. Но и не убирает её. Но, конечно же, не слушается. Выгибает кисть, проводит пальцами по чувствительной уздечке, поглаживая уверенно, лаская; проводит большим пальцем — по головке, смазывая едва выступившую смазку, тонко и жёстко улыбаясь этому: тело никогда не лжёт — оно не слушает сознание, если ты им не владеешь. Оно не слушает сознание порой даже, если имеешь власть над ним: оно всегда предаст и выдаст, если быть настойчивым, если уметь слушать-видеть; если знать — как.

— И попробуй солгать, — глухо хмыкнул, снова кусая в шею, оставляя засос и проводя языком до самого уха, — что тебе — не нравится, — подхватывает под поясницей, требовательно и крепко прижимая к себе так, чтобы, тем не менее, не затруднить слишком движения: обхватывает член пальцами, принимаясь неторопливо, но размеренно дрочить ему, не обращая внимания на чужое сопротивление; впрочем нет — оно отдаёт тяжёлым желанием, заставляет вдыхать воздух глубже и медленнее; слушать — внимательнее. Быть более — сосредоточенным.
[AVA]http://sg.uploads.ru/oFOMx.gif[/AVA]
[STA]| v a r v a r |[/STA]

Лотар глухо, приглушённо смеётся на это «не нравится».

— Правда? — с откровенной издёвкой, пальцами проведя по уздечке, опускаясь ниже — лаская бесстыдно и так уверенно, будто нет на свете ничего более естественного.

Его хочется слышать. Пусть говорит, что ненавидится — пусть. В этом больше искренности, больше откровенности, чем в любых других словах; это эхом на то, как реагирует.

Его хочется чувствовать — больше, всего.

И он рычит, скалится, когда — ногтями по спине ведёт. Невозможный мальчишка; блядская дива. Ведёт так, что — огонь следы вычерчивает, выжигая на коже напоминания, заставляя невольно, рефлекторно выгнуться, замереть; напрягаяется и выдыхает в этот раз более сдержанно, даже несколько сбито.

Неспокойный и не-покорный. Не поддаётся, не сдаётся; не-примиримый. И это — самое охуенное. Чувствовать чужое напряжение, чужое сопротивление. Чувствовать злость и раздражение, что теряется в возбуждении и желании, что скрывать становится совершенно невозможным. [Хотя как будто бы до этого было иначе: в чём-то парень точно книга раскрытая; и это, стоит признать, подкупает].

От того и хочется — чувствовать больше, слышать больше. Хочется просто — больше. Его всего, без остатка.

— Продолжай, — насмешливо, голосом более хриплым и низким — от возбуждения собственного; губами прижимается к виску, долго целуя, беззастенчиво вдыхая его запах, и резко сдёргивает с него штаны, вместе с бельём; до колен.

Спонтанная ласка, что граничила с грубостью.

— Продолжай лгать самому себе, — глухой усмешкой; взгляд тёмный, губы трогает едва ощутимая улыбка-ухмылка — самодовольная и в чём-то откровенно снисходительная.

А потом отстраняется, но только для того, чтобы резко и грубо развернуть к себе спиной. Сдёргивает, едва ли не срывая с него пиджак и рубашку — одежду, совершенно лишнюю сейчас. [Ткань трещит жалобно, пуговицы скатываются на диван и на пол, с глухим стуком, закатываются под стол].
Ладонью давит между лопатками, заставляя грудью прижаться к спинке дивана. Кусает за загривок и снова — языком проходится по коже, точно животное, настоящее животное; варвар. Целует порывисто в ямочку на затылке. И сжимает в пальцах волосы, натягивая, заставляя запрокинуть голову.

— Это заводит, — доверительно делится, сдержанно, но несколько самодовольно улыбнувшись, совершенно не скрывая ничего и сам; выдыхает на ухо жарко-горячо, кусает за край, целует — за.

Продолжай — я хочу слышать.
Продолжай — попробуй убедить себя.
Продолжай.

Бледный. Парень, в сравнении с Лотаром — кажется совершенно бледным. Некогда такой цвет кожи называли королевским. И с этого контраста становится ещё более удушливо; тяжестью почти болезненной в паху.

Он весь, мальчишка, тонкий и избалованный — заводит так, что сдерживать себя не хочется совершенно. Нисколько.
Что весь концентрируется на нём одном. Беспорядочно целует позвонки на шее, между лопатками. Свободной рукой стягивает с себя штаны и жарко выдыхает на кожу спины; кусает, проводит языком по месту укуса.

Отпускает волосы и ладонями ведёт по бокам, по бёдрам, сминая, оставляя красные следы на светлой коже и, вероятно, в будущем — синяки.

Ладони опускает на ягодицы, сжимает крепко и пошло разводит в стороны, прижимаясь сам — ближе. Чтобы чувствовал. Чтобы чувствовал близко, задом — его, Лотара, возбуждение.

— Скажи, — вкрадчиво, ухмыляясь левым уголком губ и прижимаясь членом между разведённых чужих ягодиц — наваливаясь, вжимая собственным телом в спинку дивана, — как давно тебя последний раз имели? — и это уже оскалом; подмахивает бёдрами, трётся бесстыдно, без какого-либо стеснения. И не сомневается, совершенно не сомневается в том, что парень раньше спал с мужчиной. И не то чтобы это на самом деле имело хоть какое-то значение. Любопытство, лишь оно.
[AVA]http://sg.uploads.ru/oFOMx.gif[/AVA]
[STA]| v a r v a r |[/STA]

Ненависть и возбуждение были столь явственные, столь сильные, что их, кажется, можно было почувствовать физически; что от них кажется воздух — тяжелеет. И этой тяжестью опускается на плечи, обнимает, окутывая и обжигая; скручивая его всего беспощадно.

От чужих слишком-ярких эмоций дыхание на короткое мгновение выбивается-выжигается; застревает где-то в глотке.
Это болезненно-приятное удовольствие.
Это раскалённые эмоции-чувства, ощущения.
Они плавят кровь, сжигают весь воздух, оставляя после себя только удушливое в груди, между рёбрами: цепляется и раздирает, выворачивает наизнанку; оставляет после себя зудящую сладость дразнящую и изводящую. И в груди становится тесно-тесно, слишком тесно, чтобы каждый следующий вдох не был более тяжёлым и напряжённым.

Его хочется слышать. Его хочется слушать. Его хочется видеть и чувствовать. Впитать в себя его жар и его эмоции. Задохнуться и утонуть в этом — утопить и его, утянув за собой.

Чуткость, граничащая со злостью и не-принятием.
Это становится чем-то очень похожим на безумие и одержимость. Пусть это длится всего недолго, но раскалённым клеймом выжигается. Всего кажется мало. Его кажется — мало. Надышаться бы, насытиться. Мгновение, всего мгновение, но чувство, что падает в пропасть, точно оступившийся грешник. Что, в общем-то его не волнует — совершенно не волнует. Потому что не оступился — шагнул сам. Потому что — шагнул бы ещё раз. Потому что никогда не был святым и никогда к тому не стремился. Потому что это животное желание и этот голод были столь сильными, что не было ни одной причины тому сопротивляться. Не было ни одной причины не делать того, что — хочется.

И на это можно сказать только одно, небрежное и беспечное; тонкой улыбкой, лукавым взглядом: «Не удержался».

Не смог пройти мимо. Не смог [не захотел] остановиться.
Даже и не думал. И не думает сейчас — тем более.
Движимый эмоциями, собственными эмоциями — эгоистичен до нельзя — и желаниями; только этим одним. Остальное не важно, остальное не имеет значения: какая разница, если он — хочет?

Хочет слышать и видеть.
Как гнётся под ним. Как кусает губы, сдерживая рвущиеся стоны наружу. Как упрямо [срываясь тем не менее] противится, скалится и пытается вывернуться. Не-покорный. Не-послушный. Но — под ним. И это единственное, совершенно точно — правильно

И грудь вздымается чаще, тяжелее.
Воздух, кажется что, становится — жарче.
Кровь, кажется что, — само пламя; кожа горит, а в груди — тесно и пусто одновременно. Невозможно.

Боги. Как же — заводит. Как же этот шкет, эта дива — заводит. До неправильного.
Балованный щенок, что скалит зубы; противится собственным желаниями, пытается обуздать собственные инстинкты — безуспешно.

Боги. Он задушил бы его собственными руками.
Он хочет его. Хочет.
Взять, сломать, прогнуть и подчинить. Всё сразу.
Чужая ненависть ядовитая — розгами по нервам; тяжестью в паху, рвущемся желанием, едва ли сдерживаемом.

Продолжай. Ненавидь.
Выплёвывай проклятия.
И скули-скули; сдерживай стоны, подставляйся не-произвольно.
Пытайся-пытайся скрыть своё желание. Пытайся убедить, что не-нравится; что не хочется — большего.
Интересно. Надолго ли ещё хватит?

Лотар хрипло и глухо смеётся; коротко, губами прижимаясь к уху.

— Ты потрясающий, — доверительно, небрежным откровением; игнорируя всё остальное.
Ладонью ведёт по пояснице, вверх, вдоль позвоночника; снова путается пальцами в волосах, сжимает, но почти сразу отпускает.

Ведёт по шее. А после — жёстко улыбается полу-ухмылкой: пальцами толкается между губ.

— Давай. Поработай как следует, — ведь твои губы для того и созданы; ведь тебе же лучше будет если не будешь брыкаться и капризничать.

Лотар думает, что не отказался бы посмотреть как он — на коленях стоит.
Лотар думает, что не отказался бы посмотреть, как губы обхватывают не пальцы, но напряжённое.
На взмыленного и часто дышащего, с трудом сглатывающего, с мутными, расфокусированным взглядом — снизу вверх.

Не отстраняется. Замирает лишь ненадолго; выдыхает тяжело, закрывая глаза — собственное возбуждение уже болезненное, тяжестью. И снова двигает бёдрами, бесстыдный и пошлый — на какое-то мгновение прижимается особенно близко, особенно чувствительно, дразня и изводя, точно бы готовый трахнуть сейчас же, наплевав на всё.

Но нет. Не сейчас. Ещё немного.
Лотар умеет ждать.
Это — стоит ожиданий. Этим хочется насладиться как следует, не упустить ничего. 

И он сильнее сжимает пальцы на боку, ведёт по низу живота, прижимает ладонь к горячей коже, почти в восхищении затаённому чувствуя-слыша — дыхание частое, загнанное.
[AVA]http://sg.uploads.ru/oFOMx.gif[/AVA]
[STA]| v a r v a r |[/STA]