Данте проснулся рано утром, почувствовав, что пальцы на его ногах полностью онемели. Он резко вскочил с дивана, выпутавшись из совершенно бесполезного пледа, и направился к потухшему камину, стараясь удержаться на замерзших ногах и сетуя главным образом на то, что подцепить вечером легкодоступную девушку и привести её домой с весьма однозначными целями ему не удалось. За огромными панорамными окнами серые тучи заволокли небо, ровным и в то же время тяжелым слоем закрывая солнце, о существовании которого в этом ебучем городе - в Лондоне - ходят легенды. Парень замер, окидывая взглядом всю это пессимистичное дерьмо. Это место пускай и было поистине родным, вот только слишком ненавистным, а заодно и отдаленным от цивилизации, что даже знать, под какими наркотиками находились на сей момент уже погибшие родители, когда приобретали этот большой дом.
Двухэтажное здание оказалось очень большим, по совместительство - особенно бесполезным: здесь, по мнению Данте, было дохуя таких же бесполезных комнат, как и сам дом для одного единственного жителя, и огромных ненужных коридоров.
Решив, что очередное сраное утро стоит начать с сигареты в зубах, парень натянул поверх своего тела черные джинсы и серую майку и тут же вышел на улицу. Проверять почту он изначально не вносил в список очень важных дел. Впрочем, список его важных дел вряд ли вообще хоть когда-нибудь будет составлен, однако слегка приоткрытая дверца приковала к себе его взгляд. Похуй, - широко зевнув, он только спустя несколько минут заметил краешек небольшой листовки, острым кончиком выглядывающего из почтового ящика. И это было пиздец как странно. Не получая уже несколько месяцев счета за проживание и к тому же считая, что в век цифровых технологий посылать бумажные бланки казалось пустой тратой времени, вдруг видит на своей территории результат "той самой пустой траты времени".
Но на вид этот бланк выглядел, как и все остальные, поэтому честь оказаться прочитанным не заслужил. Данте тут же просунул его под свернутые газеты, которые ему когда-то также беззаботно приносил почтальон, и забыл о нем ровно до следующего дня, когда, тихонько травя свой организм дешевым пивом, то снова не показалось ему на глаза, а содержание листка бумаги - и подавно странным. Словно человек не просто намеренно испортил счет на оплату за домашние удобства, а являлся тем самым идиотом, от звания которого открещивался столь активно, ведь портить свои документы Данте мог исключительно сам. Другие за это получают от него пиздов изрядных.

"Если ваша просьба касается мистера Грэя, то он съехал отсюда как уже несколько дней. А я не намерен оплачивать его долги! И не вздумайте мне угрожать, ибо я не намерен платить за воздух! И не потерплю что бы меня считали идиотом!"

Перечитав данные строки вот уже несколько раз с видом абсолютно похуистичным, отвечать Данте на сей бред изначально не собирался, но забавы и убийства скуки ради, а заодно будучи бухим в говно, всё же написал ответ на обратной стороне тончайшего листка бумаги.

"Если шкура с позывным "мистер Грэй" здесь когда-то и жила, то уже наверняка сдохла. Либо наша почта работает совсем хуёво, либо вы ошиблись временем не меньше, чем лет на двадцать. Ах да, ровно столько я живу в этом блядском доме и с уверенностью могу заявить, что пару дней назад отсюда никто не уезжал. Поэтому ты - всё же идиот. Забери это бумажное дерьмо обратно, платить я всё равно не собираюсь.
Какой дорогой идти в дальнее пешее решишь сам. Я лишь могу подсказать первые три буквы."

«Данное письмо десятое, которое я Вам пишу» - с зевком читая очередное невнятное послание больного на голову человека, явно проживающего в ближайшей психиатрической лечебнице, но которого по всей видимости изредка выпускают погулять за пределы не особо приятного здания, Данте не скрывал своего скепсиса. Для начала, наверное, не стоило вообще обращать внимания на неожиданно появившееся в ящике письмо. Это снова случилось ранним утром, когда он после очередной бурной ночи возвращался домой. Тогда-то его взгляд и зацепился за слегка потертый лист бумаги. На такой писали раньше, но точно не сейчас. Почему если случаются странности в этой жизни, то обязательно с ним? Что за ебанный поклонник до сих пор не может показаться ему на глаза лично, но и отпустить не желает?
«Печать гербовую для атмосферы еще забыл» - повертев в руках письмо, Данте не думал, что по своей же воле, вот так быстро, даже до порога дома не дойдя начнет его читать. Вергилий, значит. Так вот, Вергилий, это вовсе не смешно – брать имя умершего в автокатастрофе вместе с родителями брата и прикидываться незнакомцем, якобы проживающим по адресу, который в точности до номера дома совпадал с адресом, где всё своё бренное существование провёл Данте. Впрочем, он искренне старается держать себя в руках. И, о чудо, несколько затруднительно, но всё же это у него получается.
Отвечать на более подробное письмо в ближайшие несколько дней он не намеревался. Данте было откровенно лень как-то на всё это реагировать. На периферии сознания вспыхнула и погасла злость, не оставив за собой абсолютно ничего.
Бросив на скомканный листок бумаги разражённый взгляд, парень также раздражённо выхватил его со стола и снова перечитал. Если это шутка, то она как-то затягивается. Если это не шутка, то… казалось, за тринадцать лет он совершенно разучился людям доверять. Впрочем, Данте мало волновали проблемы, поступающие к нему по мере взросления. Но почему-то оставить без ответа это без сомнений странное письмо он тоже оказался не в состоянии.

«
Здравия желаю, товарищ сноб, который почему-то называет себя Вергилием. Я совершенно точно могу сказать, что в душе не ебу, как пишутся письма, для чего и с какой целью, но если ты, неженка, больше не желал получать от меня никакой почты, то мог просто не утруждать себя на десять попыток настрочить мне это бессмысленное, ни к ему не обязывающее письмо. Охуеть, правда? Нет, правда, охуеть!
И да, я также совершенно точно могу сказать, что в душе не ебу, почему отвечаю тебе. Наверное, мне просто скучно. И, наверное, мне хочется узнать, откуда ты берешь эту сраную, с молочным оттенком бумагу, слегка шершавую и совершенно неприятную на ощупь, когда на дворе, блять, 2016 год.
Твой Данте. Но можешь звать меня просто Царь.
»

Еще несколько раз перечитав написанное и погордившись собой, Данте какое-то время пытался побороть в себе вселенского масштаба лень и убедить себя в необходимости тут же сунуть клочок бумаги в почтовый ящик. Не помогло, но нужный эффект примерно к вечеру был достигнут, и теперь уже письмо вновь нашло себе уютное место. Теперь оставалось только либо ждать, либо надеяться, что его больше не побеспокоят. И неясно, чего из этого ему хотелось больше.
«Заебись, блять, общаюсь с человек, чье психическое здоровье находится под огромным подозрением.»

«
Почему ты вообще отвечаешь мне?
»

Пишет Данте на одном из тетрадных листов можно сказать заранее, ведь судя по их первым перепискам знакомство явно не рукоплещет доброжелательностью. Он даже не знает, отреагирует на прошлое послание его новый знакомый сумасшедший, для полноты картины который зачем-то пытается добиться атмосферы века примерно девятнадцатого своим культурным и с излишком джентельменским тоном, сквозящим даже в строках первых двух писем, или же наоборот решит не тратить больше времени, нервов и сил на переписку с человеком, явно неподходящим для общения в кругах светских, но все же надеется, что игнорировать его не станут. Во-первых, царей не смеют оставлять без ответа, во-вторых - не прощаясь, по-английски, может уходить только он сам. Откуда повелось подобное веяние, никто не знает, просто... просто он так решил сам.
Интерес, подкрепляемый неудовлетворенным любопытством, возрастал по мере ожидания. Нет, раньше срока класть в почтовый ящик свое письмо он не намерен – крутые пацаны никогда не обращаются к снобам первые. Ровно так же, как не смотрят на взрыв.
Проходит около двух дней, а письма по-прежнему не появлялось. Психопат потерял к нему любопытство? Или зная его не самую благочестивую репутацию решил лишний раз не рисковать своей драгоценной жизнью? Впрочем, прошло всего несколько дней, а он, как самый настоящий наркоман словил себя на мысли, что настолько экстремального и на ряду с этим странного общения в его жизни еще никогда не происходило и появилась несколько внезапная необходимость узнать о своем ненормальном сталкере чуть больше.
И, Господи, это же чистое безумие! Вставать с теплой постели и, словно вор, красться к почтовому ящику, надеясь непонятно на что – то ли на то, чтобы вообще ничего не увидеть внутри, то ли на получение хоть какого-то известия от «Вергилия», чье имя ну просто пиздец как напоминало о старшем брате. Вероятно, это и послужило причиной не совсем адекватного интереса к своему новому знакомому. Может, хотя бы немного пообщавшись со своим «преследователем», он узнает, по какой причине тот решил использовать стол подлый ход.
– Ты полный идиот, – говорит Данте своему отражению и отправляется на кухню разогревать завтрак очередным не очень приятным утром. Просидев до этого дома не меньше четырех дней, он убеждал себя, что вовсе не ждет ответа. Ничуть не ждет. А затем случается «ничуть не долгожданное событие» в почтовом ящике.
«Это же чистое сумасшествие» – брюнет вчитывается в строки красочно написанного письма и подтверждает свою теорию о том, что его собеседник действительно больной, однако... однако Данте получается не менее здоровым, раз тут же порывается с места и поднимается на второй этаж в поисках спальни с разными розами на потолках. И хотя Данте не был уверен, что правильно понимает значение строительного термина, все равно мог поклясться, что такой комнаты в его доме нет. Растерянный, сын Спарды пытается отыскать хоть что-то приблизительно напоминающее описанную комнату, но безысходно понимает, что если она и существует, то в доме на втором этаже осталось лишь одно не проверенное помещение, доступ в которое юноше был перекрыт непреклонным наставлением суеверной матушки. До сих пор обещание, данное ей, не нарушалось, но...
Он осторожно открывает дверь, игнорируя отсутствие в комнате современной техники, которой был обставлен буквально весь дом, и даже не находит какого-либо сокровенного удовольствия в том, чтобы неосознанно скользить пальцами по шероховатым клавишам рояля, ведь, черт бы побрал эту гребанную временную петлю, комната действительно похожа на ту, о которой шла в письме речь. Недоверчиво усмехнувшись, парень с меньшим скепсисом находит нужную половицу слишком быстро для человека, которому по идее должно быть плевать.
«Пиздец» – проносится в голове мысль.

«
Пиздец
»

Дублируется на чистый лист бумаги всего лишь одна короткая и красноречивая фраза. В конце концов, Вергилий ведь большего и не требовал?
И только пару часов спустя Данте снова вооружается авторучкой и первой попавшейся квитанцией со стола, переворачивает ее лицевой стороной вниз и, не особо долго раздумывая, продолжает в письменной форме озвучивать своё охуевание.

«
Я надеюсь, что это не очередная злая шутка. Знаешь, мама рассказывала мне, что в той комнате произошло жестокое убийство, и с тех пор её никто не трогал. И если ты правда человек из прошлого, то теперь мне, как минимум, интересно – а не с призраком ли я имею дело? Да-да, это полный дебилизм. К тому же конкретно тебе я смерти не желаю, и очень надеюсь, что этим человеком – ну, тем, которого укокошили, - был не ты, хотя ты, конечно, тот ещё долбоеб.

P.S. Не больший, чем я, но тебе об этом знать необязательно. Как и о том, что я безумно люблю трахаться.
»

Данте откровенно ненавидел общение через интернет. Ненавидел так люто, что предпочитал исключительно живое общение, а компьютер использовал только в тех случаях, когда это было действительно необходимо. Но даже сейчас разница для него ощутима: написать пару слов реально существующему человеку в настоящее время или общаться с кем-то, кого уже давно существует. Данте никогда не верил в мистику и даже спустя несколько доказательств скептически относился к человеку из прошлого. Какая там эпоха? Викторианская? Довольно любопытный вопрос, но интересовать им на прямую он, конечно же, этим не будет. Дескать: «я и так в истории очень сильно проебался, и даже будь в феврале сто пятьдесят два дня, мне бы все равно не хватило времени разобраться в не интересующей меня хуйне». Тем более, что следующее долгожданное (с хуя ли вообще «долгожданное» Данте тоже немного интересно, но он предпочитает не задумываться о деталях, которые можно упустить) письмо. Бумага непривычно ласкала пальцы своей грубой структурой; сам текст вероятно написан цинковыми чернилами – Данте плохо в этом разбирался, как и в большинстве других естественных вещах, – зато свежие и хорошо сохранились для столь большого разрыва временного промежутка между его жизнью и жизнью англичанина со странным именем.
Обессиленно от долгого и напряженного ожидания Данте развалился в мягком кресле перед небольшим камином в центре зала, держа в руках три исписанных листа бумаги и подхватывая с журнального столики бутылку не самого восхитительного коньяка. Готовый к очередной «увлекательной истории» о себе любимом, Рэдгрейв приступил к зрительному сканированию расписных букв.
Так, восхваление и привязанность – в количестве одной единицы; ненужное извинение, как та испорченная Вергилием квитанция – в количестве, соответствующем первому наименованию. Всё стабильно. Данте облегченно вздохнул; он не любил изменений. Любые изменения – это стресс, стресс – это проблемы с нервами; проблемы с нервами – это смерть. Погодите, постойте, не торопитесь… что, блять?!
Он еще раз перечитал третью страницу. Ему аж поплохело – так поплохело, что первый смешок последовал с некоторым неловким запозданием, а затем снова нависла могильная тишина, практически тут же превратившаяся в громкий, заливистый смех.

«
Я подозревал, что человек ты забитый, скромный и до гребучих чертиков правильный, но никогда бы не подумал, что это может быть как-то связано с твоей эрудицией. Поскольку мне глубоко насрать на чужое мнение о моем интеллектуальном развитии, не постесняюсь сказать, что перед написанием этого слова – эрудиция – потрудился заглянуть в интернет и узнать его определение. Поэтому я знаю, о чем пишу.

Но вообще-то, поржал я от души, спасибо. Поэтому чувствую я себя хорошо, только бухой слегка. Но тебе тоже желаю не хворать, а на случай чрезвычайного происшествия советую завести в доме цербера.
»

Кто бы что не говорил, но Данте отчасти старался. Ему не хотелось произвести на мистического собеседника хорошее впечатление, но в то же тратить свободный день на пустую и не приносящую ему удовольствие ерунду он бы точно не стал. О его доброжелательности в большом количестве строк не свидетельствовало ровным счетом ничего, но понять природу своего любопытства и найти объяснение своим нелепым действиям наверняка не сможет даже профессиональный психолог. Да и Данте было просто уже не остановить, когда он в очередной раз клал своё письмо в почтовый ящик.