Едва Данте смог проснуться, как похмелье обрушилось на него с такой невероятной силой, что даже адски щемящая болью шея ничто по сравнению с невыносимой жаждой во рту. И вообще набуздыряться после ужина каким-то странным по содержанию бухлом и искренне считать, что теперь всё будет кока-кола - было его самой ужасной ошибкой, а отсутствие старшего брата в комнате заставило юного алкоголика с облегчением вздохнуть. Слушать речей а-ля "тяжелое похмелье - признак алкогольного отравление", "тебе нужно меньше пить" и "из-за тебя я снова не готов к паре" ему не придется. Данте тихо стонет, зарываясь пальцами в своё ёршик волос, пытаясь хоть как-то заглушить те импульсы, которые долбят в череп, и отчетливо понимая, что кто-то уже, кажется, заебался будить его по утрам или элементарно заботиться о своем младшем брате, не удосужившись даже стакан с водой перед носом поставить. А может, ну его нахрен?
Парень снова накрывается одеялом и, втягивая спёртый запах их небольшой комнаты, задумывается о том, что пора бы двинуть свою задницу в сторону университета. Как бы сильно он ненавидел это сраное место с кучей надоедливых преподавателей, там всегда было, есть и будет, чем занять себя на полдня, а если приспичит - так и вовсе можно провести пару дней вне стен кампуса.
Для начала необходимо сесть и оценить масштабы своего желания последовать примеру близнеца сходить на учебы. Так, для галочки разве что. Взвесив все "за" и "против", у него даже получается встать с кровати, воодушевленным тем, что так просто Вергилий от него не отделается. Как и весь университет, в принципе. Умыться и привести себя в порядок много времени не отняло, если учесть, что максимум, на который его хватило и на который он был способен из разряда "проследить за собой" - это наскоро принять душ и лениво соскрести с щек бритвой едва проступающую щетину. Да, чёрт возьми, он ненавидел ходить небритым, а ощущение прохладной воды на плечах принесло чуть больше облегчения, чем тот же свежий воздух из приоткрытого окна их со старшим братом комнаты.
А вот жрать Данте не стал в силу своего не самого восхитительного самочувствия, и без которого казалось, что всё съеденное за вчерашний день незамедлительно полезет наружу. Настроения и мозгов сейчас хватило только на то, чтобы перед выходом залпом осушить целый стакан с ледяной водой из-под крана и не свалиться обратно на подушку в объятия самого желанного и мягкого предмета на свете - одеяла. В поношенных джинсах и мешковатой серой футболке, запачканной краской для граффити, лениво выпнуться из дома удается весьма удачно, впрочем добраться до университета, где у его старшего брата было тысячи обязанностей, маленьких и не очень - тоже. Но что самое главное - одной проблемой меньше сегодня, к глубокому несчастью Вергилия, не стало. Мелкая пьянь обязательно к нему приедет.
Точнее, загвоздка была и тут. При всей своей любви к старшему брату, университет был для Данте той зоной комфорта, где общение со слишком умными людьми карались для него снижением авторитета в кругу своих незабываемых друзей, а делать вид, что они не то что братьями не являются, но и не знакомы вовсе - порой доставляло ему ни с чем не сравнимое удовольствие. Отказываться от тех нечастых моментов, когда твой близнец бесится, но ничего не может сказать в ответ и скрипит зубами каждый раз, Данте не просто не собирался, но и просто-напросто не хотел. Любить Вергилия можно в любой другой хорошо подходящий момент, а в какой именно - он уже решит для себя сам.
***
Дверь испуганно распахнулась, не желая быть случайно уничтоженной. В аудитории наступила звенящая тишина. Все замерли на месте, словно были не в силах даже шелохнуться. То и дело стали слышаться восхищенные или осуждающие шепотки, но на которые Данте было, опять же, откровенно говоря, посрать. Презрительный и недовольный взгляд преподавателя молнией сверкнул в сторону вошедшего, как бы давая "студенту" понять, что ввалился в аудиторию он-то, может, и с запозданием, и с пафосом, да только ничем хорошим для него это в итоге не закончится. Тот самый "студент", в свою очередь, наглым образом проигнорировав всякие наставления и просьбу скрыться за дверью и не мешать процессу обучения, прошёл в самый конец просторного кабинета, отмечая про себя, что в кой-то веки их сопроматчик имел претензии не только к нему, но и к старшему близнецу. На первый взгляд, во всяком случае, со стороны показалось именно так.
Терять возможность подъебать близнеца не хотелось от слова совсем и потому отвлечь из потока мирных мыслей собственного близнеца сейчас было его основной задачей. Выудив из своего кармана небольшой кусок тетрадного листа, Данте на скорую руку крупным почерком написал небольшое послание-вопрос старшему братцу и бумажным журавликом отправил его в полет на две парты вперёд, попадая прямиком в нужные руки.

"Неужели ты делаешь успехи, или я снова ошибаюсь?"

Данте чувствовал себя настолько значимой и всемогущей персоной, слоновьей поступью вышагивая по коридору университета всей своей боевой компанией местных распиздяев, что определить на первый взгляд причину его прекрасного настроение было практически невозможно. Во-первых, это старший братец, который явно был взбешён от одной лишь бумажной веточки с намёком, что жизни ему сегодня снова не дадут. Во-вторых, благодаря с боем и хитростью отобранных у ректора свистку на верёвочке и бейджику с надписью «дежурный преподаватель» на гордо выпяченной груди, студент самостоятельно наделил себя поистине безграничными полномочиями для наведения в стенах их факультата порядка …и ужаса на студентов.
Пронзительным верещанием свистка напугав пробежавших мимо первокурсников, а затем разогнав по аудиториям группку студентов, Данте коварно усмехнулся. Наконец-то этот день настал – день, когда его величество, Данте, покажет всем им, кто здесь главный. Самое интересное, что Вергилия он тоже поставит на место. Без понятия, зачем и для чего, но поставит. День открытых дверей, как никак. Невероятно прекрасный повод развеселить себя, учащихся и абитуриентов. В предвкушении на ходу отобрав у притулившегося неподалёку старшекурсника только выуженную из пачки сигарету, Данте прицельно отправил её в рот. Обведя внимательным взглядом коридор и обнаружив на своём предположитедьном м пути не самую сделанную цель, гроза всего факультета походкой от в развалочку поплыл вдоль помещения, на его губах в пьяном угаре играла чуть ли не самая счастливая улыбка. Он даже попытался сделать вид, что Вергилия не замечает. Того глядишь - и лишний раз сталкиваться с ним не придётся. Свидание со старшим братом у него запланировано немногим позже.
С громким смехом нарушая все правила зоны комфорта ненавистного университета и превращая ее в зону повышенной опасности, которой Вергилий по каким-то неясным причинам обходить стороной не спешил, наоборот решая показать свой уебисто-строгий и командный нрав, который одновременно и бесил, и заводил  младшего близнеца как-то довольно резво.
- Блядь ты занудная, что страх потерял?! - не успев опомниться, как расхлебайского разлива «террорист» оказался прижатым к кафельной стене достаточно крепкой хваткой. Этот белобрысый мудак вообще ворвался в помещение туалета слишком внезапно, но при должном желании Данте бы с удовольствием дал ему отпор, с вертушки залепив зубриле-близнецу в щи, однако делать этого не стал, как бы сильно порой не хотелось доказать тому, что знания и излишняя серьёзность - это пиздец как не круто, а единственное, что его смогло сдержать, далеко не гневный выговор и уж тем более не упоминание отца.
«Я люблю тебя, Данте», - проносится у него в голове, когда от друзей в туалете не осталось и следа. Перерыв был испорчен, а торчащая из зубов сигарета уже давно красуется где-то на полу, но которую он-таки затушить ногой успел.
- Ненавижу тебя, - отзывается или скорее даже шипит вслед скрывшемуся за дверью брату. Ненавидел за то, что в глубине души жизни представить без своего близнеца на самом деле не мог. Гребанная родная кровь.
- Слышишь? Не-на-ви-жу, - выглядывая из туалета и громогласно оповещая уже всю рекреацию о своём негодовании, кричит Данте.
***
- Я хотел перед тобой извиниться, - лисий взгляд и совершенно непринуждённый вид, когда он вылавливает своего брата в пустом кабинете. Тот, кажется, репетировал, и младший близнец даже знал, что именно. Он останавливается недалеко от учительского стола, что-то разглядывает и всячески пытается состроить виноватый взгляд. Выходило из рук вон плохо, но отчасти третьекурсник (кто-нибудь знает, каким макаром он продержался здесь первые два года? Нет? Ну и плевать) действительно стыдился своего поведения на какое-то ничтожное количество процентов, на выпуск которого только оказалась способна его совесть.
- Ну, за сегодняшнее утро, - поясняет он, заметив, что Вергилий не особо понимает, о чём речь.

Что за дерьмовые обязанности следить за ним? В жопу вообще все эти формальности. Кто из них старший, а кто даже в утробе матери предпочёл лениво отлежаться в тепле и уюте - значения для Данте не имело вообще, только по каким-то причинам давало Вергилию право чувствовать себя альфа-самцом в их братских отношениях. Вот и сейчас эта седая самодовольная дрянь пытается выставить его за дверь под предлогом того, что ему мешают заниматься. Послушать речи старшего близнеца - так ему вечно все мешает. Перегар, кривая посещаемость и в целом весь Данте, которому не плевать на свое поведение было аж целое никогда. Он мысленно закатывает глаза, но ведь во вред своей будущей затеи ничего больше продемонстрировать не может.
- Честное слово, ты заебал своими лекциями, - он начинает весьма тривиально и грубо, по-другому потому что не умеет. И здесь сыграло роль далеко не плохое воспитание - Данте, в принципе, мягкостью не отличался и делать исключений в сторону близнеца не собирался. Не собирался он и покидать просторную аудиторию по первой просьбе ботаника всея университет, наоборот делая пару шагов в сторону Вергилия, - я знаю, что ты меня любишь, - короткая пауза, когда он обходит стороной препятствие, которое представляло из себя самую обычную парту, - порой даже так сильно, что моя королевская задница это прекрасно помнит на протяжении целого дня, - на губах мелькает пошлая ухмылка, и если бы у Данте не было каких-то своих планов, он с превеликим удовольствием повторил бы один из тех редких забегов, что им приходилось устраивать.
Сын Спарды осторожно проводит рукой по деревянной столешнице, постукивает пальцами в преддверии незабываемого удовольствия «по-своему» нагнуть Вергилия и натянуть... натянуть его нервы, словно струны на скрипичный смычок, а заодно вдоволь всем своим мнимым и не мнимым богам повеселиться. Торжество обещало быть громким, скандальным и незабываемым, если описывать предстоящее выступление лексикой близнеца. Охуенным - если говорить коротко, ясно и богатым словарным запасом самого Данте. С очень сомнительными намерениями прижимая Вергилия к столу так, что острый угол наверняка больно вписался тому в спину, массовик-затейник шепчет что-то провокационное и склоняется к уху. Сперва вцепившись пальцами в самый край парты, он грубо касается губами скул, отвлекает своими действиями внимания очень "сосредоточенного" близнеца, выбить которого из колеи всегда было довольно сложно, но ведь это Данте. Тот, кто добивается своего любыми доступными средствами. Тот, кого Вергилий любит и готов твердить об этом на каждом шагу. Тот, кто проскальзывает в задние карманы брюк не столько с целью помять чей-то зад, сколько обыскать их на предмет волшебной связки ключей.
Какая жалость: ключей там нет.
Пара мгновений - и парень уже незаметно снуёт пальцами в передние карманы, без зазрения совести нащупывая не только искомое сокровище, которое поможет ему удержать Вергилия в кабинете приблизительно на полчаса, но и смело сдавливая ладонью пах. Он может позволить себе такую роскошь - свою основную задачу университетский террорист уже почти выполнил.

Данте переполняет ликование вперемешку со злорадством. Он изо всех сил старается скрыть полуулыбку-полуоскал на своем лице, — впрочем, тщетно. Впервые за все это время стены университета не давят на него, а солнце светит достаточно ярко, чтобы младший близнец мог почувствовать, что жизнь прекрасна. Когда он тихо щелкал ключом в дверном замке, в мыслях уже созревал краткий план действий, а ноги сами вели Данте в актовый зал. О, это будет незабываемо. Настолько, что с каждой секундой хотелось приблизить час икс. Забыть о грубости, с которой его вытолкали за порог учебной аудитории; забыть о том, что Вергилию почему-то стыдно за их редкую, но такую приятную близость.
Всё равно дерьмовее секса, чем с ним, у меня не было. Зубрила ебаный.
Просто забыть и делать своё дело.
Но как бы Данте не пытался убедить себя в обратном, он в своём брате нуждался. На короткое мгновение в голове даже мелькает мысль вернуться и остановить предстоящее цирковое представление, однако ни жалобных криков, ни просьб открыть дверь до него уже не доносилось, что само собой определяло будущее старшего близнеца, старосты и просто примерного студента, к вящему сожалению который пропустит всё веселье. Тяжёлыми шагами громыхая по набитому толпой людей коридору, расталкивая каждого встречного и слыша недовольное бормотание в ответ, Данте торопится оказаться в нужном месте, успев приветливо махнуть рукой дяде, без зазрения совести смеющемуся в трубку. Снова, стало быть, со своей шлюхой воркует.
Любовь — страшная сила.
Атомная война в Сирии не такая страшная, как эта женщина, на которую дядя обычно тратил своё драгоценное время, плюя с высокой колокольни на мнение своего младшего племянника, что получал от отца за свою прямолинейность пиздов изрядных, на короткое время затихал, а через пару часов возвращался к своей прежней жизни. То есть пил, курил, с бабами в клубах кутил и высказывал своё мнение по поводу и без особой на то надобности. Скорее всего, за сегодняшний поступок он получит по первое число за своевольное вмешательство в учебный процесс, но спустя уже целых долгих пару минут он со своей добротной компанией стоял на кулисами в ожидании начала. Данте не знал, как ему вообще удалось подбить своих друзей на такое сомнительное и рисковое дело, но факт оставался фактом. Сейчас, стоя на огромной сцене в свете прожекторов, парню было на это абсолютно побоку. Публика заинтересованно оглядывала странный предмет в его руках, вероятно, ожидая, что он сейчас начнет махать им, аки фея-крестная волшебной палочкой. На самом деле, все было куда проще — Данте просто загадочно улыбался и сжимал ладонью вместо микрофона резиновый член, благородно купленный им когда-то с целью "чисто поржать" в магазине, как гласила вывеска, для укрепления семьи.
Преподавателей в зале не наблюдалось. Младший близнец знал, что первые десять минут точно будут принадлежать исключительно ему, поэтому терять время попусту было не в его интересах, в противном случае ничего на сцене он сделать не успеет. Оглядев притихших зрителей, парень хитро ухмыльнулся и начал приветственное слово.
— Дорогие наши господамы, — еле сдерживая смех, начал он громко вещать на всю аудиторию, — наш университет рад представить всем вам свой талисман. Это — дилдо. Тот самый хер, который местные восхитительные преподаватели покажут вам во время зачётов. Если повезёт, то буквально, но давайте вспомним, какого чёрта мы вообще все находимся сейчас здесь. Ради дня открытых дверей и, конечно же, меня, — ошеломленные и не понимающие взгляды смотрели со зрительных мест в сторону выступающего. Кто-то с осуждением мотал головой, кто-то пытался его пристыдить или интересными живописными высказываниями попросить Данте слиться со сцены. В число последних входили только те студенты, которые не понаслышке знали о нём, но уж кого бы этот распиздяй слушать-то стал, если даже мнение родного близнеца никогда не являлось фаворитом? В общем, "набрать классы" и получить необходимую реакцию он смог едва ли не с первых минут, да только выражение "знай меру" сложно было применить к нему.
— И потому этот праздник обязывает нас, лучших студентов факультета, показать всем, чему жизнь в университете научила нас. Сегодня мы решили объединить все свои обязанности в одно прекрасно представление! — пауза слишком продолжительная, однако заставлять присутствующих ждать "ведущий" не смел, — эй, чуваки, на выход.
Данте отошел к самому краю и начал зачитывать импровизированный текст вслух так громко, чтобы даже на задних рядах его точно услышали:
— Жила-была на свете маленькая девочка... блять. Ээээ, так вот! Маленькая девочка, такая вся замечательная, что лучше ее не было.
Один из друзей вышел на сцену, снимая свой красный капюшон, и улыбнулся. Да так пугающе, так что по зрителям прошла дрожь. Он сделал реверанс и стал рассматривать безвкусные декорации, специально подготовленные клубом каких-то извращённых кретивщиков, а "рассказчик", тем временем, продолжал.
—  И все ее любили, и мать, и бабушка, — на сцене появилась третья подозрительная личность, — ко дню ее смер... рождения, — не прекращая, вещал Данте под аккомпанемент самых разных комментариев и просьб прекратить мельтешащую на сцене вакханалию, — ей подарили искусственный резиновый чл... красную шапочку, и девочка носила ее не снимая. И была девочка по прозвищу "Красная Шапочка" очень славной и доброй. Нет, честно. Как-то раз испекла мама свои фирменные жаренные яйца! И сказала дочке, типа, сходи-ка ты, Красная Шапочка, и отнеси их нашей бабушке. К сожалению, на этом сказке конец, потому что Серый Волк, он же староста факультета, не имеет возможности посетить столь важное мероприятие и продемонстрировать свои таланты.
Где-то за кулисами послышался шорох заклинившейся двери, ручку которой активно пытались вырвать если и не с корнями, то однозначно с желанием попасть внутрь. Пора заканчивать или хотя бы немного притормозить.
— Да, потому что мой самый любимый и ненаглядный брат сейчас участвует в неравной схватке с... — он делает театральную паузу, с каждым словом повышая тон и вроде как создавая атмосферу загадочности, но в то же время чего-то настолько элементарного, словно об этом должен догадаться каждый самостоятельно, а не дожидаться, пока интрига будет раскрыта, — ... с самой дверью. Ни жалея ни капли крови и сил, он пытается победить своего злейшего врага, чтобы попасть сюда. Вы должны брать с него пример. Человек не должен падать ниц перед тем, кто может надрать ему зад, а преодолеть все преграды, ведь никогда не знаешь, когда именно вы окажетесь под гнётом неодушевленных предметов! Господамы, прошу любить и жаловать, — как же вовремя. Вергилий даже не представляет, насколько вовремя явил свой светлый образ в актовый зал, давая Данте возможность закончить свою пламенную речь с неисчерпаемой экспрессией. Рука указывает в конец зала, а зрители (будь то старожилы или потенциальный студенты) все, как один, оглядываются назад — в сторону новоприбывшего, — Вергилий. Он немного не в духе, и...
Первыми со сцены вылетают двое соучастников этого "безобразия", а сам Данте договорить ничего не успевает. Кто-то очень жёсткой хваткой цепляет его за воротник плаща и тащит со сцены вниз, едва не кубарем заставляя спускаться по ступенька и в конечном итоге сталкивая его лицом к лицу с зеркальным отражением. С зеркальным в прямом смысле. Коротким момент — и сына Спарды встречает не только разгневанный старший близнец, но и сильный удар в челюсть. Ощутив на губе металлический привкус крови, набедокуривший отшатывается назад и приземляется задницей на деревянную лестницу, до сих пор не осознавая, что наделал. Да, близнец никогда не промахивался, и неудивительно, что Данте не удалось устоять на ногах. Однако дальнейшие слова брата действуют гораздо лучше физического удара.
Ненавидит.
Хотелось верить, что это было сказано в свойственной людям горячке, но... Ещё никогда подобные слова не звучали на столько искренне. Черт, он ведь даже не может вспомнить, говорил ли Вергилий это в его адрес хоть когда-нибудь. Ещё несколько секунд окружающее пространство сотрясает голос близнеца, но потом... Потом в голове младшего нефилима эхом разносится одно единственное слово. Злые преподаватели, возмущённые посетители и разочарованный дядя Данте уже не волнуют, словно только что разбилось что-то очень важное в этом мире.

Гордость Данте, наконец, удовлетворена, вот только легче от этого почему-то не становилось. Казалось бы, все идеально, план исполнен и роли выполнены более, чем идеально, для той импровизации, с которой он вместе с друзьями стоял на сцене вместо своего старшего брата. Целей не было никаких. Даже насолить или испортить близнецу будущее не хотелось. Он просто не знал, что для Вергилия это был шанс подняться на ступень выше, получить должность, о которой тот мечтал и мечтал ради него. Вот оно как бывает. У полной свободы, которую от рождения Данте выписал себе самостоятельно, тоже оказался не самый приятный и даже слишком горький исход, а какая атмосфера была более удручающей, полчаса назад или вот в этом самый момент, сказать сложно. Данте в обоих случаях чувствовал себя паршиво, но сейчас к этому прибавилось что-то ещё. Младшему сыну Спарды казалось, что Вергилий намеренно себя сдерживают, дабы не наговорить ему лишнего. С одной стороны это должно было радовать - самому Данте не всегда удаётся себя сдержать. Только потом вдруг осознавать, что всему виной были сказанные в горячке слова, тоже давалось нелегко. Но с другой, это ведь Вергилий. Он вправе решать сам, на повышенных тонах отчитывать этого невыносимого недоноска или же наоборот - обходиться с ним более мягко.
Я лишусь работы.
Проносятся в голове слова, буквально заставляя Данте всего сжаться. Унижения, насмешки, глупые шутки и полное отсутствие какого-либо уважения к чужому труду. Разве это нормально? И ведь до этого отвратительного момента Данте действительно наплевательски относился не только к своей жизни, но и перекраивал планы Вергилия под себя. Сплошное издевательство. Старший брат имеет право накричать, закатить самый настоящий скандал, теперь уж точно не волнуясь о последствиях. В конце концов, близнец имеет право покинуть стены ректората, оставив близнеца наедине с проблемами, которые он умудрился создать за какие-то короткие десять минут выступления на сцене всей своей боевой клоунадой. Плевать на предстоящие причитания отца, плевать на исключение. Ему, в принципе, было плевать. Только одно весомое исключение сейчас находится рядом с ним.
Стыдно. Невероятно стыдно за себя, свои поступки и свой генератор безумных идей, который словно по сигналу взял и отключился. Только слишком поздно, ведь по щелчку пальца на свои места ничего сию же минуту не встанет. Вергилий пытается его успокоить, хотя не обязан вообще находиться сейчас здесь. Если только в качестве пострадавшего. Зачем вообще вставать на сторону защиты подсудимого или относиться к далеко не по-детски нашкодившему близнецу с таким трепетом, которого он не заслужил. Впрочем, голос старшего брата действовал на Данте в качестве безотказного успокоительного, а мысли и вовсе читаются, как на ладони. Он слышит последний вполне риторический вопрос, хочет сказать элементарное "спасибо", но не может произнести ни звука, так и продолжая молча чувствовать вину за каждую свою прошлую оплошность, за каждую свою слабость и терзать себя мыслями о том, что своим существованием он в буквальном смысле отравляет Вергилию жизнь. На фоне перспективы лишиться доверия родного близнеца угроза быть исключённым затухающей звездой меркнет и кажется поистине самым меньшим из предполагаемых зол.
- Прости, - так же осторожно выпалил он, предпринимая судорожные попытки, наконец-то, отвлечься. Кажется, он даже немного смутился, но лишь в силу того, что ему ещё никогда с того раза не приходилось за что-то извиняться. Саркастично и наигранно, возможно, да. Искренне, с тревогой и с сожалением –  нет. Мысли путались, язык заплетался и сейчас больше всего хотелось вновь провалиться сквозь землю, но Данте стерпел, плотно стиснув зубы, уронив голову на плечо и вновь повторив:
- Прости меня, брат. Мне не стоило делать этого, - извинения давались с трудом. Хотелось, чтобы они не были похожи на дань долгу или отмашку, а выражали искреннее раскаяние, - зато теперь я знаю, что бьешь при необходимости ты тоже не дурно. До сих пор челюсть саднит, - тихий шёпот. Он не видел в этом абсолютно никакого плюса, но первый в своей жизни урок от родного брата понял, - мне всегда казалось, что силой отец поделился только со мной.

Только с Вергилием Данте позволяет себе хоть иногда, но вести себя не как последний мудак, а извиняться, чувствовать себя неправым и даже что-то пытаться исправлять, и плевать, что это «иногда» по большей части всплывает преимущественно тогда, когда исправить образовавшуюся проблему можно исключительно его удачей.
Как последний мудак, впрочем, он продолжает вести себя ничуть не реже - так уж получается, он почти что не причем, но порою совесть просыпается, и все складывается совершенно иначе, в каком-то сумасшедшем миске-сочетании, где Данте может вести себя по-другому и все поголовно – исключительно Вергилий – должны с этого восхищаться, проектируя ему памятники.
– Да иди ты нахер, – полукровка выдыхает себе под нос, неслышно и прямо в губы родного братца. Он все еще чувствует себя немного виноватым, но над ним откровенно издеваются – у Данте определенно есть претензии к снобическому близнецу. Он успевает чуть потянуть гласные, прежде чем его увлекают в едва ощутимый, но всё же поцелуй, и нефилим даже не пытается сопротивляться – кто бы вообще сейчас пытался это сделать. Пара сладких секунд – и на лицо Вергилия вновь опускается мрачная тень. Хочется не то закатить глаза, не то откатить время вспять. Когда-нибудь Данте поймет, что их с Вергилием связь для второго крайне болезненна, но сейчас ему откровенно плевать. Это, наверное, откровенный стокгольмский синдром - любить и прощать неприступного, агрессивного, своевольного и смотрящего на всех свысока младшего близнеца, и Данте так нравится это качестве в брате, что он готов каждый раз выкидывать очередные фортеля, лишь бы видеть перед собой эмоционального, готового разбить ему еблет за очередную выходку, человека. Это лучше. Поверьте, полное и наигранное безразличие гораздо хуже, чем проявление внимания только к учебе, в любовные утехи с которой Вергилий придавался ежедневно, а на него самого смотрел исключительно в моменты, когда сам Данте хочет обратить его взор на себя. Как сегодня; как сейчас; как в эту самую минуту их нежных откровений. Данте так сильно его хочет, что едва ли готов мириться с боязненным отступлением. Данте так сильно его хочет, что может придумать бесконечное количество причин, почему это назвать любовью невозможно. Звериное желание - и ничего больше. Он так безумно сейчас его вожделеет, что трусость и нравственность старшего брата немного раздражает. «Так нельзя, Данте», «Мы не должны этого делать, Данте» и остальные попытки предотвратить дальнейшие события почти заставляют юношу развернуться и уйти из кабинета со словами: «это все очень прекрасно, братец, но мне до твоих соплей нет абсолютно никакого дела. Спасибо за прощение, потрахаемся в другой раз. В третье полнолуние седьмого месяца, когда левая пятка скажет и когда Юпитер будет в жопе Меркурия». Не успевает. Возможно, он специально слишком долго растягивал момент озвучивания своего решения вслух, но поступить на манер полного мудака спустя несколько мучительных для них обоих минут он тоже был не в состоянии, и новый, сладких, такой долгожданный поцелуй становится спусковым крючком для его неокрепшего в плане сексуальной жизни мозга.
У него от брата сносит крышу – раз за разом он готов льнуть к нему на манер одной из тех шлюх, что вешаются ему на шею.
– Категорически, блять, неправильно, – соглашается Данте, в тон-в шепот брату, от силы на пару кГц громче. Соглашается с такими интонациями, что его отношение и «согласие» к сказанному писано черным по белому. –  Мы не должны столько трахаться, мы вообще не должны подходить друг к другу, не говоря уже том, чтобы твой, колом стоящий член то и дело врывался внутрь.
Умение молчать – наверное, лучшее качество в своем роде, но Данте никогда не удается ценить ничего из подобного, а в момент раздачи этого таланта на небесах Данте определенно стоял в другой очереди или на худой конец находился в преисподней. Скажем, за красотой и внутренней охуенностью, но явно не за умением затыкаться.
Вергилий так близко, что у Данте сводит дыхание от с каждой секундой тяжелеющего воздуха, вроде сколько раз уже они были настолько едины, а все равно раз за разом разум окутывает дурман. Он не видит, но догадывается, что взгляд передернут какой дымкой, может даже, той самой - по уши влюбленной, но плевать. Его прижимают так, будто боятся, что он сейчас сбежит со скоростью рекордсмена, и в другой ситуации Данте непременно постебал бы брата на этот счет, только сейчас немного не до этого. К тому же у него занят рот – Вергилий всегда знал лучший способ его затыкать, и этот способ как и всегда работает на отлично. Даже немного жалко, что Вергилий не решает воспользоваться им на сцене, зрители определенно бы оценили, Данте уверен.
Он скользит языком в его рот, пробегая по нёбу и облизывая его губы. Нефилим издает нечто похожее на стон и прижимается к близнецу ещё крепче, глубоко целуя его, нуждаясь в том, чтобы почувствовать его как можно ближе, а руки, дрожа, скользят к ремню брюк.